Попередня     Головна     Наступна

Владимир АНТОНОВИЧ

ОЧЕРК ОТНОШЕНИЙ ПОЛЬСКОГО ГОСУДАРСТВА К ПРАВОСЛАВИЮ И ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ ¹

Еще в XIV столетии первые русские области, входившие в состав Великого княжения Галицкого, были захвачены Польшей. Если обратим внимание на религиозные отношения, возникшие в этих землях после присоединения их к Польскому государству, то заметим с первых шагов стремление польского правительства к распространению в этой части Руси католичества и к подавлению православия официальными мероприятиями. Стремление это обнаруживается прежде всего в учреждении для Руси католических епископских кафедр. Так, уже Казимир III учреждает в 1362 г. Львовскую архиепископию, а при наследнике его, Людовике, возникают в 1375 году четыре католические епископства: Галицкое, Перемышльское, Луцкое и Каменецкое; заметим, что два последние учреждены были для таких русских областей, которые еще не входили в состав Польского государства, но на которые оно лишь заявляло претензии, как на наследство галицких князей. Конечно, все эти католические епархии оставались на первое время «in partibus infidelium», так как только немногочисленные польские колонисты-дворяне составляли их паству, вся же масса туземцев исповедывала православие.

¹ Статья эта издана была в 1866 году в виде отдельной брошюры Киевской Археографической Комиссией и, затем, в 1867 вышла вторым изданием в Вильне, также отдельной брошюрой. В настоящем издании она предлагается в несколько дополненном виде; автор притом выделил из первоначального издания только ту часть труда, которая лично ему принадлежала.

Новым епископам короли пожаловали щедрой рукой имения, доходы и десятины, кафедральные же соборы учредили в русских церквях, которые насильно были переданы католикам. Так, в 1370 г. во Львове конфискована была церковь Воздвижения Честного Креста и передана католическому архиепископу в качестве кафедрального собора. Такой же участи подверглись в Галиче православные церкви: Успения Пресвятой Богородицы, св. Пантелеймона /459/ и св. Анны. Православные Галицкие епископы должны были удалиться в подгородное село Крылос и в местной сельской церкви устроить свою кафедру. Еще бесцеремоннее поступлено было с кафедральным собором во имя Рождества св. Иоанна Крестителя в Перемышле. В 1412 году король Владислав Ягайло, желая заявить перед лицом императорских послов свое религиозное рвение, приказал занять эту церковь вооруженному отряду — затем взломаны были старые гробницы русских князей, кости их выброшены, и храм, вновь освященный по католическому обряду, передан во владение Перемышльского католического епископа; православный владыка должен был удалиться из города и основать свою кафедру в подгороднем селе Вильче. Длугош, передающий нам этот факт, замечает наивно, что русские священники й народ, полагая, что дело это (отнятие церкви) совершено для поругания и особенного оскорбления их обряда, «разразились горькими упреками, возгласами и рыданиями».

Стремление к католическому прозелитизму на Руси со стороны польского правительства особенно усилилось в конце XIV столетия, когда на польский престол вступил Ягайло. Король этот, слабохарактерный и упрямый, жестокий и недальновидный, со всей ревностью необразованного неофита подчинился фанатическому влиянию католического духовенства и решился употребить всевозможные усилия для обращения в католичество православных жителей своих родовых владений в Великом княжестве Литовском, в состав которого входила вся западная половина Руси. Лучший законодательный памятник его прозелитических стремлений представляет акт так называемой Городельской унии, выставляемый обыкновенно польскими историческими писателями как документ торжественного признания равенства жителей литовско-русских земель с поляками и распространения польской свободы на русские области. Между тем, рассматривая этот документ, мы находим в нем следующие законоположения: Король и великий князь, желая способствовать распространению и утверждению католической религии в Литве, постановил уравнять некоторых ее жителей в правах и вольностях с польским дворянством. Привилегия эта должна распространяться только на лиц, принятых польскими дворянами к своим гербам, под непременным условием, что лица эти будут исповедывать христианскую веру по учению Римской церкви. Пользоваться ею не могут «схизматики и другие неверные» (schismatici vel alii infideles). В пользу этих лиц великий князь отказывается от своего феодального права на территориальную собственность и /460/ признает их имения потомственными их владениями. Он разрешает им выдавать замуж дочерей и сестер по своему усмотрению, но только за лиц католического обряда. Церкви католические, соборные и приходские, в Великом княжестве Литовском он наделяет правами и свободами церквей католических в Польше; затем обещает, что все должности — воевод, кастелянов и т. д. — он будет раздавать в Великом княжестве Литовском исключительно лицам католического исповедания. Таким образом, очевидно, что прославленное польскими историками мнимое уравнение прав в акте Городельской унии имело в действительности лишь значение снабжения особыми привилегиями незначительного кружка лиц, исповедывавших католичество, и относилось ко всей массе литовско-русского населения только в качестве приманки к отступничеству.

Трудно угадать предел, до которого бы дошел прозелитизм Ягайла в этом направлении, если бы он не был задержан серьезными историческими препятствиями; конечно, только человек, настолько недальновидный, как Ягайло, мог предполагать, что многочисленный народ, опиравшийся на старую самостоятельную культуру, может быть по желанию власти законодательным или административным путем переведен из одной культуры в другую. Мероприятия Ягайлы вызвали лишь крайнюю его непопулярность в Литовской Руси и послужили точкой опоры для его талантливого соперника, в. к. Витовта; последний, хорошо понимая автономические инстинкты Литвы и Руси и опасения их, вызванные фанатическими распоряжениями ополяченного короля-прозелита, успел стать во главе Литовского государства и принять меры для того, чтобы надолго гарантировать его от польского влияния. В числе этих мер одной из более важных были гарантии, данные в. к. Витовтом православной иерархии и свободе православной церкви в Великом княжестве Литовском. По инициативе Витовта в 1415 году собрался в Новогродке Литовском собор православного литовско-русского духовенства, на котором точно обеспечена была независимость православной литовско-русской церкви и самоуправление ее под властью Киевского митрополита и под верховным главенством Константинопольского патриарха Свобода, неприкосновенность и независимость церкви гарантированы были грамотой Витовта, подтверждавшей все постановления этого собора.

Таким образом, по отношению к западной Руси надолго положена была преграда польскому прозелитизму. Положение православия было еще более упрочено в первые годы /461/ княжения Казимира Ягайловича. Этот великий князь, желая снискать расположение весьма сильного в то время русского элемента, между прочими уступками в его пользу, уничтожил в 1447 году ограничения прав православных жителей Великого княжества Литовского, вытекавшие из Городельского постановления Ягайла. Таким образом, пока В. к. Литовское сохраняло свою самостоятельность, права православной церкви были в нем обеспечены, но после Люблинской унии (1569) вновь открылось широкое поле для польско-католической пропаганды.

Систематическое преследование польским правительством православия и православной церкви началось с последних лет XVI столетия, — с того именно времени, когда, руководимый иезуитами, Сигизмунд III задумал посредством церковной унии подчинить православную церковь папе, и успел склонить в пользу своей политики Киевского митрополита Михаила Рогозу и большинство православных епископов, находившихся в пределах Речи Посполитой. Но вначале эта политика не принимала официального характера: православный элемент был слишком силен для того, чтобы можно было его подавить сразу, он имел слишком много защитников, не дозволявших вносить в законы враждебные для православной церкви постановления. С одной стороны, многочисленные и могущественные православные дворянские роды, своим влиянием в сенате и своим голосом на сейме заставляли королей гарантировать, при каждом представлявшемся случае, свободу вероисповедания; с другой стороны, не подавленное еще и развивавшееся в то время козачество поддерживало православную церковь силой оружия. Кроме того, иногда необходимость веротерпимости вытекала из политических планов некоторых королей, как, например, Владислава IV, стремившегося снискать себе точку опоры в угнетаемых слоях Речи Посполитой для борьбы с преобладающим шляхетством. Наконец, на киевском митрополичьем столе восседали святители, как Петр Могила, блиставшие среди современного общества умом, образованием и удивительным политическим тактом. Они умели пользоваться всеми вышеприведенными обстоятельствами, умели группировать все благоприятные для православия силы и составлять из них крепкий оплот против правительственного натиска католицизма. Поэтому и давление католическое в продолжение всей первой половины XVII в. имеет более вид частных насилий и правительственной интриги, чем гнета, возводимого в законную норму. Давление это развивается, со стороны правительства, рядом административных мер, направленных к стеснению православных, к по-/462/ощрению безнаказанностью наглых обид, наносимых ревнителям православия, и к поддержанию ревностной иезуитской пропаганды в школах, в проповедях, в частных сношениях. Короли наделяют чинами, должностями, сенаторскими местами, доходными староствами, всякими бенефициями исключительно католиков и, особенно, лиц, переходящих из православия в католицизм, и, несмотря на всевозможную преданность и заслуги, обходят людей православных, остававшихся верными своей церкви. Православные дворянские роды, вследствие этого, беднеют или, большей частью, не выдерживают и поддаются заманчивой иезуитской пропаганде, подкрепленной надеждой на мирские блага. Такой характер борьбы продолжается с 1596 по 1648 год. За все это время мы не находим ни одного постановления, внесенного в польские законы в ущерб православию, хотя знаем, что на деле православие тяжело страдало в борьбе с унией.

Но с шестидесятых годов XVII столетия образ действий правительства и общества резко переменяется. На престоле польском воссел Ян Казимир, бывший иезуитский монах, подчинившийся душой и телом влиянию своего ордена и, по характеру, склонный к крутым и насильственным мерам. В самый день своей коронации он дал обет — не предоставлять ни одного места в сенате, ни одной должности, ни одного староства не католику. Между тем православное общество было ослаблено окончательно вышеуказанными мерами. Дворяне окатоличились. Козаки, боровшиеся долго за свободу вероисповедания, разорвали связь с Польшей и подчинились России. В уступленной Польше, по Адрусовскому договору, западной половине Южнорусского края, в Литве и Белой Руси, оставались только православные крестьяне, мещане и духовенство. Но крестьяне были совершенно порабощены дворянами; мещане, хотя и пользовались собственным судом и управою, но в делах государственных голоса не имели; а о приемах, употребленных польским правительством для устранения православного духовенства, узнаем далее. Защищать православие было некому, и с этого времени гнет начинает принимать все более и более официальный характер. В 1667 году вышло первое сеймовое постановление, стеснительное для православия. В силу этого постановления, униатское духовенство освобождалось от постоя и других военных повинностей, которые должны были тяготеть исключительно на православном духовенстве. В то время мера эта была немаловажна: полное отсутствие дисциплины в польском войске, своеволие составлявшей его шляхты делали из постоя неизбежный источник разорения и неисчислимых обид для хозяина. Целые /463/ сотни доказательств на это существуют в актах Киевского центрального архива. Да и шляхтичи, установившие приведенный закон на сейме, понимали прекрасно его значение, ибо, вместе с тем, они постоянно требовали и постановляли, чтобы постой войск не распространялся на шляхетские дворы и имения, а размещался исключительно в имениях и староствах королевских.

Вслед за тем, в 1668 и 1675 годах, вступавшие на польский престол короли, Михаил Вишневецкий и Иоанн III Собеский, обязывались к повторению присяги, данной Яном Казимиром, о том, что они будут предоставлять должности и староства исключительно католикам.

На сейме 1676 года был постановлен закон, которым православным всех сословий, под опасением смертной казни и конфискации имуществ (sub poena colli et confiscationis bonorum), воспрещалось под каким бы то ни было предлогом выезжать за границу или приезжать оттуда, и строго поручалось пограничным старостам следить за исполнением этого закона. При расстройстве православной иерархии в пределах Польши, мера эта стремилась к тому, чтобы православные не могли получать поддержки извне и чтобы заставить православных священников принимать рукоположение от епископов униатских, так как православных епископов в пределах Польши не было, а общение с пастырями, живущими в России и Молдавии, пресекалось. Запрет этот продолжался весьма долго. Мы находим подтверждение этого закона на сеймах 1678 и 1699 годов. В 1696 году новый король, Август II, бывший саксонский курфюрст, повторил опять присягу своих предшественников относительно исключения из должностей лиц некатолического исповедания. На первом сейме, бывшем в его царствование, в 1699 году, определено было издание нового закона против православных. Законом этим только униаты допускались к исправлению выборных магистратских должностей; православные же признавались неспособными к отправлению их. Православным также, наравне с евреями, запрещалось навсегда жить в Каменце, богатом торговом и пользовавшимся магистратскими учреждениями городе. Вследствие сеймового распоряжения, православные церкви в городе были опечатаны и духовенство изгнано из него. Далее, на сейме 1712 года, издан был закон, в силу которого запрещалось канцлерам прикладывать государственную печать ко всяким актам, даже к актам королевского помилования, если только акты эти, прямо или косвенно, вообще или в частности, содержали что-либо выгодное для лиц некатолического вероисповедания. Таким образом, последние лишались /464/ покровительства закона и предоставлялись на произвол буйства ничем не обузданной католической шляхты.

После смерти Августа II, конфедерацией, устроенной во время междуцарствия, в 1732 году, постановления которой получили силу закона, определены были следующие узаконения: «Церковь католическая не должна терпеть рядом с собой, никаким образом, других вероисповеданий; иноверцы, т. е. православные и протестанты, лишаются права избрания в депутаты на сеймы, в трибуналы (областные суды) и в специальные комиссии, составленные по каким бы то ни было делам. Права их сравниваются с правами евреев. Духовные их не должны явно по улицах ходить со св. дарами; крещение, брак, похороны они имеют право совершать не иначе, как с разрешения католического ксендза, за установленную последним плату. Публичные похороны воспрещаются иноверцам вовсе: они должны хоронить мертвых ночью. В городах иноверцы должны присутствовать при католических крестных ходах. В селах не должны иметь колоколов при церквях. Дети, рожденные от смешанных браков, должны причисляться к католической церкви и даже православные пасынки отчима католика должны принимать католичество. Канонические законы католиков должны быть обязательны и для иноверцев». Напрасно после издания этого закона все протестантские державы — Англия, Пруссия, Дания, Голландия, Швеция и, сильнее всех, Россия — употребляли все зависевшие от них усилия, чтобы облегчить участь православных и протестантов в Польше. Дипломатические ноты, самые решительные требования России, беспрестанные протесты иностранных послов, все это оставлялось без внимания и королем, и сенатом, и сеймами, и католическим духовенством. Напротив того, при каждом удобном случае прибавлялась к законам, уже существующим, новая какая-нибудь стеснительная мера: так, на сейме 1764 года постановлено было карать смертью тех, кто перейдет из католицизма в другое вероисповедание, и определено было записывать в крепостные сыновей православных священников, если они до 15-летнего возраста не выберут себе рода жизни. В 1766 году епископ Краковский Солтык предложил сейму объявить врагом отечества каждого, кто осмелится сказать на сейме речь в пользу иноверцев. Предложение это было принято с восторгом и получило силу закона. Тогда все дворяне некатолики составили союз (конфедерацию) и, требуя равноправности и терпимости вероисповеданий, обратились за помощью к России и к протестантским державам. Императрица Екатерина II приняла союз под свое покровительство, и только решительные угрозы русского посланника /465/ князя Репнина и страх перед русскими войсками заставили одуматься сейм, созванный королем по настоянию Репнина. На этом сейме назначена была комиссия из 70 лиц, которая заключила с Репниным трактат, хотя отчасти облегчавший участь православных в Польше. Трактатом этим (1768) определено: католическая религия в Польше признается господствующей, переход из нее в другое вероисповедание почитается преступлением; но зато православным предоставляется право поддерживать, строить и содержать церкви, дома церковные, школы, больницы. Духовным дозволялось свободно напутствовать больных, хоронить публично умерших, отбывать крестные ходы; они освобождались от зависимости от польских ксендзов и от даней, платимых в пользу последних; детям, рожденным от смешанных браков, дозволено было следовать: сыновьям — вероисповеданию отца, дочерям — матери. Православные освобождались от обязательного присутствия при католических крестных ходах и, для разбирательства религиозных столкновений, устроен был смешанный суд из 17 католиков и 8 протестантов и православных. Наконец, обещано было королем сохранение равноправности при раздаче должностей.

Но это облегчение, доставленное влиянием России православным подданным Речи Посполитой, было непродолжительно. Фанатическая шляхта озлобилась против вышеприведенных пунктов трактата; вспыхнула так называемая Барская конфедерация, волновавшая Польшу целые четыре года и усмиренная, наконец, русскими войсками. По окончании войны Россия возвратила от Речи Посполитой Белоруссию; но зато сделала в новом трактате, заключенном в 1775 году в Варшаве, значительные уступки общественному мнению польской шляхты относительно православных, живущих в Польше. Так, в особом прибавлении, приложенном, к трактату, сказано было, что русское правительство соглашается, чтобы впредь православные были исключены из сената и министерств; что, хотя шляхетские православные роды и будут пользоваться всеми правами, наравне с дворянами католическими, однако закон этот не будет относиться к тем, которые приняли бы впредь православие. Притом, на сейме не должно быть никогда больше трех депутатов некатоликов. Смешанный суд уничтожается и дела его переносятся в королевский ассесорский суд. Публичные похороны вновь запрещаются православным. Наконец, православным церквям воспрещается употребление колоколов. При таком положении законодательства православные подданные Польши дожили до ее падения. /466/

По мере того, как польским правительством постепенно теснилось православие посредством целого ряда вышеприведенных узаконений, с другой стороны, им были приняты деятельные и последовательно обдуманные меры для того, чтобы обезоружить православие, отнять у него возможность сосредоточиться и лишить народ единственного сословия, поддерживавшего его нравственные силы и защищавшего его в неравной борьбе с врагами. Меры эти были направлены на православное духовенство вообще и на высшую церковную иерархию в особенности.

После Брест-Литовской унии, митрополит и большинство православных епископов, признав ее, стали на стороне религиозного нововведения. Правительство решилось утверждать преемников их только в таком случае, если они признают унию, и, таким образом, намеревалось, раньше или позже, захватить и поставить под знамена унии всю православную, зависевшую от него, иерархию, полагая, что паства, рано или поздно, должна будет подчиниться влиянию пастырей. Но обстоятельства помешали осуществлению сразу этого плана. В 1620 г. козацкий гетман Петр Конашевич-Сагайдачный, пользуясь присутствием в Киеве Феофана, патриарха Иерусалимского, упросил его посвятить на Киевскую митрополию и на епископские кафедры, занимаемые униатами, лиц, преданных православию. Король Сигизмунд III, религиозные планы которого уничтожались восстановлением православной иерархии, слишком сильно нуждался в военной помощи Конашевича и потому не осмелился противоречить восстановлению православных епископов на кафедры, занятые уже епископами униатскими, которых одних он признавал законными. В продолжение целых сорока последующих лет польское правительство, вследствие беспрестанных козацких восстаний и невозможности овладеть мнением массы южнорусского народа, должно было выносить присутствие православных святителей. Правда, короли не утверждали их в должностях, подобно униатским епископам, не гарантировали их прав, их епископского суда, их имений и доходов, и считали существование их фактом незаконным, неприятной необходимостью, вытекающей из невозможности, как выражались современники, «успокоения Руси»; но, тем не менее, бывали минуты, когда, по требованию обстоятельств, польское правительство входило в переговоры с непризнанными им законно владыками. Так, на сейме 1632 года, Петр Могила получил из рук короля диплом на свободу вероисповедания для православных. Так, при составлении договоров с Хмельницким, поляки несколько раз обещали признать православных епископов. Так, в /467/ 1658 году, желая возвратить утраченную Малороссию, послы польские обещали, при составлении Гадячских статей, не только признать православную иерархию, но даже предоставить в сенате места Киевскому митрополиту и нескольким православным епископам. Но, при первой возможности, обещания эти нарушались, короли медлили с присылкой подтвердительных грамот, а епископы, приехавшие на сейм в силу Гадячских статей, не были допущены в сенат и должны были выехать из Варшавы.

После окончательного отделения Малороссии от Польши и после утверждения его Андрусовским договором, польское правительство начинает смелее действовать против православия в оставшейся под его властью части Южнорусского края, как в законодательном отношении, так и в отношении к православной иерархии. Уже в 1664 году, по приказанию короля Яна Казимира, последний православный митрополит, проживавший в пределах Речи Посполитой, Иосиф Нелюбович-Тукальский, был, без всякой вины и повода, без всякого суда, как сознаются в том даже польские историки, схвачен и заточен в Мариенбургскую крепость. Преемники его, конечно, не отваживались более выезжать из пределов России. Но в границах Речи Посполитой оставалось до 10 православных епархий, епископы которых могли сноситься с митрополитом, управлять своей паствой и удерживать ее от перехода в унию. Для упразднения этих кафедр были приняты правительством следующие меры: признавая на епископских местах униатов законными епископами, правительство польское отчислило в пользу последних все епископские имения и доходы, оставляя, таким образом, высшее православное духовенство в крайней нищете. Оно запретило православным духовным выезжать за границу Речи Посполитой и тем затруднило возможность рукоположения в епископы. При упразднении православной епископской кафедры, правительство подчиняло управление православной паствы униатскому епископу той же епархии. В архимандриты и игумены всех сколько-нибудь зажиточных монастырей назначаемы были униаты, иногда даже светские лица, которые тотчас же захватывали монастырское имущество, разгоняли православных монахов и водворяли на их место униатов. Ставропигиальные православные братства, по распоряжению сейма 1676 года, были, несмотря на прежние привилегии, лишены непосредственной зависимости от константинопольских патриархов, и подчинены местным владыкам-униатам. Наконец, правительство приняло меры относительно самого выбора православных епископов. По обычаю, издавна установившемуся в Южнорусском крае, епископы /468/ избирались духовными и мирянами своей епархии и, потом, утверждались королем. Во второй половине XVII века, при упразднении епископского стола, в редкой епархии православные осмеливались собираться для выборов: дворян православных было весьма мало, а в некоторых епархиях их вовсе не было, духовенство было разогнано и загнано, крестьяне и мещане, под сильным гнетом шляхтичей и королевских старост, не смели распоряжаться своим голосом. Первый попавшийся староста, в городе которого посполитые люди собрались бы для выборов епископа, мог объявить их собрание бунтом, своевольной купой, и разогнать силой оружия. Король еще реже подтверждал выборы. Если и бывали случаи подтверждения, то это было только тогда, когда выбранное лицо обязывалось принять, после истечения известного времени, унию. Действительно, за все это время, все снискавшие королевское подтверждение православные епископы, выждав немного, объявляют о своем присоединении к унии. Таковы были: Иннокентий Винницкий, епископ Перемышльский, избранный около 1663 года и уже в 1670 г. правивший, в качестве униата, имениями, отчисленными от Киевской православной митрополии; Киприан Жоховский, епископ Белорусский, не только принявший унию, но и насильно обращавший в нее (с 1690 по 1700 год) свою епархию; Иосиф Шумлянский, избранный епископом Львовским, около 1680 года, и принявший унию в 1681 году, за что потом был переименован в униатского Львовского архиепископа; Афанасий Шумлянский, епископ Луцкий, и избранный после него в 1694 году Дионисий Жабокрицкий, который, после получения королевской подтвердительной грамоты, также перешел в унию в 1701 году. После удаления из края епископа Жабокрицкого, в 1709 году, до падения, Польши, 1795 г., ни в одной епархии Южнорусского края не состоялось выбора православного епископа. За все эти 80 лет православие, теснимое самыми крутыми мерами правительства, шляхты и униатского духовенства, лишено было всякой иерархии, всякого центра, в котором могли бы сосредоточиваться силы для защиты своей веры. Польское правительство достигло своей цели: оно разрушило православную иерархию. Но православное простонародье, лишенное церковной иерархии, продолжало, по старинному обычаю, выбирать приходских священников из собственной среды и посылать их, несмотря ни на какие препятствия и угрозы, для рукоположения за границу Речи Посполитой — то в Киев, то в Переяславль, то в Молдавию. Каждый приход дружно окружал своего приходского православного священника и вел отчаянную неравную борьбу с навязываемым админи-/469/страцией, а иногда и военной силой, униатским духовенством. Между тем, и низшее православное духовенство не было забыто польским законодательством. По древнему обычаю, миряне каждого прихода выбирали себе священника. В силу установившегося обычая, выбор почти всегда падал на одного из сыновей умершего священника, так как они заблаговременно получали воспитание, более соответственное иерейскому назначению. Выбранный прихожанами кандидат отправлялся к епископу своей епархии, принимал от него рукоположение и потом занимал беспрепятственно приход. Но в 1647 году сейм постановил новый закон, по которому священник не мог занять прихода, не получив предварительно согласия от шляхтича, которому принадлежит село, или от старосты, либо державцы, в королевских имениях. После этого занятие прихода было поставлено в прямую зависимость от фанатической католической шляхты, которая в редких случаях, и то, по большей части, только за плату, довольно значительную, соглашалась давать православным на занятие приходов свои подтвердительные грамоты, или так называемые презенты. Теснимое, православное духовенство должно было отправляться искать мест за Днепром. Если, воспользовавшись каким-нибудь благоприятным случаем, прихожане и успевали выхлопотать презенту для православного священника, то встречали затруднение в выборе лиц и весьма часто принуждены были обращаться к малообразованным и едва грамотным своим собратам-поселянам. В таком случае, шляхтичи удерживали над священником помещичье право, гнали его на барщину, в случае отлучки из села преследовали и наказывали, как беглого крестьянина и т. п. Оскорбления, обиды сыпались градом на низшее православное духовенство. Гродские книги за весь XVIII в. наполнены фактами такого рода. Все эти насилия продолжались до самого падения Польши. /470/

Очерк отношений польского государства к православию и православной церкви

Брошура з’явилася як відповідь Київської Комісії для розгляду давніх актів закидам з боку поляків щодо політизованого спрямування її діяльності й упередженого добору та публікації документів задля доказу загальноро-/767/сійської ідеї. Книжка майже одночасно вийшла в Києві (1866) та Вільні (1867). До тексту Антоновича було приєднано висновок М. Юзефовича з виправданням наступу російського офіційного православ’я на католицьку та уніатську церкви, котрі в минулому робили те саме з православною церквою Таке твердження викликало негативну реакцію й бурхливу полеміку. Зокрема, у «Санкт-Петербургских ведомостях» виступив M. П. Драгоманов. Навіть через чверть століття (1891 р.) він стверджував, що книга Антоновича є зразком використання його «в підпору тенденцій «обрусения», або навіть... як програма такої системи «обрусения» й релігійного примусу» ¹.

Останньою авторською публікацією нарису, до якого були внесені поправки, доповнення і вилучені зауваги М. Юзефовича, є текст, уміщений в «Монографиях по истории Западной и Юго-Западной России» (К., 1885. С. 267 — 278). У даній книзі нарис друкується за цією публікацією.

Антонович спробував вияснити правне становище православної церкви в Україні протягом XIV — XVIII ст. На його думку, з посиленням польсько-шляхетського панування в українських землях становище православної церкви погіршується. З точки зору сучасних знань, історичний процес XIV — XVIII ст. неможливо пояснити за такою спрощеною схемою. Праці В. О. Біднова, О. Т. Лотоцького та інших дослідників показали неоднозначність і багатоманітність церковного життя в Україні вказаної доби.

Пропонуємо читачеві ознайомитися з виданнями:

Беднов В. А. Православная церковь в Польше и Литве по «Volumina legum». Екатеринослав, 1908.

Лотоцький О. Г. Українські джерела церковного права. Варшава, 1931.

Титов Ф. И. Русская православная церковь в польско-литовском государстве в XVII — XVIII вв. К., 1905. Т. 1.

Ульяновський В. І. Історія церкви та релігійної думки в Україні: У 3-х кн. Кн. 1 — 2. К., 1994.

¹ Драгоманов М. П. Вибране. К., 1991. С. 488.

Попередня     Головна     Наступна