Уклінно просимо заповнити Опитування про фемінативи  


‹‹   Головна





СПРАВА ПРО СЛОВ'ЯНОФІЛЬСТВО ТА УКРАЇНОФІЛЬСТВО


[Кирило-Мефодіївське товариство: У 3 т. — К.: Наук. думка. 1990. — Т. 3. — С. 291-324.]






№ 403

1847 p. березня, не пізніше 29 1. — ВИСНОВОК III ВІДДІЛЕННЯ ПРО ПОШИРЕННЯ СЛОВ’ЯНОФІЛЬСТВА І ЗВ’ЯЗОК З НИМ НАЦІОНАЛЬНО-ВИЗВОЛЬНОГО РУХУ НА УКРАЇНІ


В последние годы появилось много книг и статей в разных периодических изданиях о Малороссии и других славянских странах, в коих толкуется о древностях, достоинстве языка и народности их. Особенно статьи подобного рода печатались в «Записках Московского исторического общества», в «Москвитянине», в «Московском сборнике» и в книгах, изданных в Москве.

Между тем по делу о Славянском обществе усматривается, что умножение означенных книг и статей происходило частью от членов этого общества, которые, рассуждая об истории, древностях и языке Малороссии, с тем вместе включали намеки и даже прямые мысли о прежней свободе и вольности Малороссии, о том, что чувство свободы там доселе не потухло и рано или поздно вспыхнет, о правах Украины на самобытность и проч[ее]. Доказательством этому служат книги Кулиша: «Повесть об украинском народе», «Украйна» и «Михайло Чарнышенко» 2 — столько исполненные возмутительных мыслей, что надобно удивляться, как цензор Куторга пропустил первую из них к напечатанию.

Из того же дела видно, что члены Славянского общества считают профессора Московского университета Бодянского отраднейшим явлением в деятельности славянизма и говорят, что он горячо принялся за это дело. В Москве известны еще по изысканиям славянских древностей профессоры Погодин, Шевырев и другие, а за ними многие молодые люди занимаются подобными предметами и составляют как бы особую партию, называемую славянофилами 3.

Нет сомнения, что профессоры Бодянский, Шевырев, Погодин, цензор Куторга и другие почтенные люди не питают вредных замыслов и трудятся для пользы науки, но некоторые из них извлекают из старины все, что ни есть в ней без всякой предусмотрительности, не догадываясь, что многие сведения старины применяются неблагонамеренными людьми к своим злоумышленным целям. В изданиях своих они помещают выписки и мысли о прежней самостоятельности или вольнице подвластных ныне России племен славянских, а злоумышленные люди основывают на этом свои теории и даже тайные общества, домагаясь восстановить прежнюю вольницу не только в тех племенах, но даже в целой империи.

Поэтому, не делая виновными людей ученых и отдавая полную справедливость их трудам на поприще наук, было бы, однако же, не лишним предупредить через министра народного просвещения всех занимающихся славянством, древностями и народностью, также профессоров, учителей и цензоров, чтобы они в книгах своих и на лекциях непременно избегали тех напоминаний на счет Малороссии, Польши и других подвластных России земель, кои могут быть применяемы в смысле, опасном для целости и спокойствия империи, и чтобы, напротив того, сколь возможно старались все выводы науки и истории наклонять к верному подданству этих племен России.


Резолюція О. Ф. Орлова: В конце дела.

Ч. XVIII, арк. 1 — 4. Оригінал.











№ 404

1847 p. березня 29. — ПРИПИС О. Ф. ОРЛОВА С. В. ПЕРФІЛЬЄВУ ПОВІДОМИТИ ПРО ДІЯЛЬНІСТЬ СЛОВ’ЯНОФІЛІВ У МОСКВІ


Весьма секретное и нужное

Его превосход[ительст]ву С. В. Перфильеву

29 марта 1847, № 488


Милостивый государь Степан Васильевич!

По встретившейся необходимости предлагаю вашему превосходительству немедленно и под величайшим секретом донести мне о том, что Вам известно в Москве на счет Славянского общества, об именах тех, которые слывут славянофилами, об образе их мыслей, занятиях и обо всем, до них относящемся, а также не питают ли они каких-либо политических умыслов.

Примите увер[ение] и прочее.


Под[писал] гр. Орлов

Верно: надворный советник Нордстрем


Ч. XVIII, арк. 5. Відпуск.










№ 405

1847 р. квітня 5. — ДОНЕСЕННЯ С. В. ПЕРФІЛЬЄВА О. Ф. ОРЛОВУ ПРО ДІЯЛЬНІСТЬ СЛОВ’ЯНОФІЛІВ У МОСКВІ


Весьма секретное и нужное

Шефу жандармов г-ну генерал-адъютанту и кавалеру гр. Орлову

Апреля 5 дня 1847, Москва


Вследствие предписания Вашего сиятельства от 29 минувшего марта за № 488 4 я считаю долгом донести, что источник[ом] славянофильства, полагают [есть], известное мнение Карамзина, что Иоанн III был выше Петра Великого и допетровская Русь лучше России новой. С развитием этой мысли родилось убеждение, что в русской жизни нет нравственного единства и национального характера и что мы умеем хорошо мыслить по-французски, по-английски и по-немецки, а не по-русски. Причиною этого — реформа Петра Великого.

Но так как с этим мнением согласны не все, то литература, а с нею вместе и часть публики разделилась на две партии — на славянофилов и неславянофилов, если только можно назвать партию людей, не имеющих одной ясной и положительной цели, а сходящихся только в каких-то туманных и мистических предчувствиях умственной победы Востока над Западом, в привязанности к старине, в любви к Москве и вследствие этого в каком-то недоброжелательстве к Петербургу.

Славянофилов в Москве можно разделить на три категории: 1. К первой принадлежат люди, занимающиеся литературой и имеющие вес и значение по самобытности своих убеждений. Их можно считать за представителей славянофильства как по известности их в Москве в этом отношении, так и по тому, что они, занимаясь литературой, знакомят читателей с образом своих мыслей. К этой категории принадлежат: Киреевский, Погодин, Шевырев, Аксаков, Глинка и Хомяков. Все поименованные лица, занимаясь литературой, посещают общество, и все люди нравственности неукоризненной.

Аксаков моложе других и потому выдвигается вперед как по степени убеждения, так и по оригинальности костюма, которую он, впрочем, по совету близких и по оскорбительному равнодушию публики, не последовавшей его примеру, почти оставил. Он молодой человек очень хороший, с добрым сердцем, но как энтузиаст вдается в крайности.

Кроме этих лиц, есть еще другие, в обществе малоизвестные, занимающиеся преимущественно учеными разысканиями и участвующие в московских журналах («Москвитянине» и «Сборнике»).

2. Ко второй категории можно отнести славянофилов, литературой не занимающихся. Немногие из них славянофилы по убеждению, большая же часть из них не хорошо сознает, какова была Россия до Петра Великого, и об реформе его имеет темное понятие, славянофилами же делаются для того, чтобы придать себе некоторого рода оригинальность. От несамобытности их убеждений бывает часто, что в одном случае они с ревностью передают чужие мысли, а в другом позволяют себе насмешки над настойчивостью, с какою представители усиливаются поддерживать свои мнения.

3. Третья категория заслуживает еще меньшую степень внимания. Сюда принадлежат люди, ограничивающиеся наружным подражанием и не входящие ни в какие умствования. Они славянофилы потому, что носят шапки, называемые мурмолками, рубашки с косым воротом и т. п. Их, впрочем, теперь почти не видно.

Некоторые из дам следуют славянофилам: занимаются русским языком, историею, говорят по-русски и только в крайних случаях пишут французские записочки.

По общим отзывам, цели политической никто не подозревает, хотя и высказывается желание и ожидание, чтобы Россия, отбросив чужестранные элементы развития, обратилась на путь развития исключительно национального, но эти желания так неопределенны, что у них нет никакой прямой цели, кроме нападения на русский европеизм и вследствие этого на недостаток национальности.

Некоторые признают явление славянофилов явлением полезным в том отношении, что в случае неблагонамеренного направления одной из партий на поприще литературном она не только не найдет в другой отголоска своим мыслям, но даже скорее найдет в ней противников.


Генерал-лейтенант Перфильев


Помітка про одержання: 7 апреля 1847.


Ч. XVIII, арк. 6 — 9. Оригінал.









№ 406

1847 р. квітня 10. — ЛИСТ НЕВІДОМОЇ ЖІНКИ З МОСКВИ ДО Ф. В. ЧИЖОВА У ВІДЕНЬ ПРО ПІДГОТОВКУ СТАТЕЙ ДЛЯ ЖУРНАЛУ, ЯКИЙ ВІН МАВ НАМІР ВИДАВАТИ В 1848 р.


Ч. XVIII, арк. 10 — 13. Копія.











№ 407

1847 р. квітня, не пізніше 22. — ВИСНОВОК III ВІДДІЛЕННЯ ПРО ЛИСТ НЕВІДОМОЇ ЖІНКИ ДО Ф. В. ЧИЖОВА


Ч. XVIII, арк, 14. Оригінал.










№ 408

1847 p. квітня 22. — РОЗПОРЯДЖЕННЯ О. Ф. ОРЛОВА С. В. ПЕРФІЛЬЄВУ ВИЯВИТИ ОСІБ, ЯКІ БЕРУТЬ АКТИВНУ УЧАСТЬ В ДІЯЛЬНОСТІ СЛОВ’ЯНОФІЛІВ І ПІДГОТОВЦІ МАТЕРІАЛІВ ДЛЯ ЖУРНАЛУ Ф. В. ЧИЖОВА


Ч. XVIII, арк. 15, 16. Відпуск.










№ 409

1847 р. квітня 23. — ПРИПИС Л. В. ДУБЕЛЬТА ЧИНОВНИКОВІ ОСОБЛИВИХ ДОРУЧЕНЬ М. А. КАШИНЦОВУ ЗВЕРНУТИ ОСОБЛИВУ УВАГУ НА СЛОВ’ЯНОФІЛІВ (ВЧЕНИХ І ПИСЬМЕННИКІВ) І ДОПОВІСТИ, ЧИ НЕ ЗВ’ЯЗАНА ЇX ДІЯЛЬНІСТЬ З ПОЛІТИЧНИМИ ІДЕЯМИ


Весьма секретное и нужное


Его высокородию М. А. Кашинцову 5

23 апреля 1847, № 641


М[илостивый] г[осударь] Николай Андреевич!

В Киеве и частью в Малороссии молодые люди, занимавшиеся древностями и историею славянских племен, вовлеклись в преступные замыслы составить общество для восстановления самобытности этих племен и соединения их под представительное правление.

Как и в Москве, некоторые писатели, называясь славянофилами, занимаются преимущественно изысканиями по части славянских древностей и наречий, то, по воле г-на генерал-адъютанта гр. Орлова, имею честь покорнейше просить Вас, м[илостивый] г[осударь], обратить на сих людей особенное внимание и подробно донести для доклада его сиятельству, как о каждом из московских ученых и писателей, преданных славянству, так и о том, не соединяют ли они свои занятия с какими-либо политическими идеями.


Примите увер[ение] и пр[очее].


Под[писал] Л. Дубельт


Помітка: Рукою генерала написано: Отношение сие должно содержать в непроницаемой тайне.

Верно: надворный советник Нордстрем


Ч. XVIII, арк. 17. Відпуск.


Весьма секретно


Чиновнику особых поручений III отделения С. е. и. в. канцелярии г-ну камер-юнкеру Кашинцову


7 мая 1847, № 735


В «Московском литературном и ученом сборнике» за 1847 г. помещены статьи Ригельмана, Чижова, Хомякова и других и еще отдельно напечатано «Путешествие в Черногорию», сочіинения] Александра Попова. Как статьи сборника, так и «Путешествие в Черногорию» показывают, что сочинители их суть пламенные славянофилы, которые в преувеличенных выражениях говорят о необыкновенном значении славян в древности, о стремлении их к какому-то особенному развитию, о вопросе на счет славян, обратившем на себя будто бы всемирное внимание и проч[ее]. Подобные мысли нередко встречаются и в других московских изданиях, особенно в «Записках Московского исторического общества».

Поручаю вашему высокоблагородию обратить бдительнейшее внимание на все выходящие в Москве журналы, сборники и книги славянофилов, особенно на записки «Исторического общества», перечитывать их тотчас по напечатании и о всех возгласах полуполитических и двусмысленных, равно обо всем, что может скрывать в себе вредную цель или порождать сомнительные толки, доносить мне немедленно с подробным описанием образа мыслей и духа самих сочинителей.


Подписал ген[ерал]-адъют[ант) гр. Орлов


Верно: надворный советник Нордстрем


Ч. XVIII. арк. 19, 20. Відпуск.









№ 410

1847 р. квітня 28. — ДОНЕСЕННЯ M. А. КАШИНЦОВА Л. В. ДУБЕЛЬТУ ПРО ГОТОВНІСТЬ ЙОГО ЗАЙНЯТИСЬ ТАЄМНИМ НАГЛЯДОМ ЗА СЛОВ’ЯНОФІЛАМИ


Весьма секретно


Имею честь вашему превосходительству тотчас почтительнейше донести о получении мною секретного предписания Вашего за № 641 6.

Я уповаю, ваше превосходительство, что Вы изволите быть твердо уверены в неизменном и пламенном усердии моем выполнять приказания моего благодетельного начальства, при невыразимой благоверности к доверию, которым меня изволите удостаивать. Не премину, сколько возможно незамедлительно, докладывать Вам о том, что оказываться будет в моих совершенно секретных наблюдениях, заслуживающего внимания Вашего, касательно предмета, изложенного в означенном предписании Вашем.

С чувствами глубокого почтения и непоколебимой преверженности имею честь быть, милостивый государь, Вашего превосходительства всепокорнейшим слугою


Николай Кашинцов


28 апреля 1847, № 13, Москва.


Помітка про одержання: 3 мая 1847 г.


Ч. XVIII, арк. 18. Оригінал.










№ 411

1847 р. травня 7. — РОЗПОРЯДЖЕННЯ О. Ф. ОРЛОВА М. А. КАШИНЦОВУ ПОСИЛИТИ КОНТРОЛЬ ЗА МОСКОВСЬКИМИ СЛОВ’ЯНОФІЛЬСЬКИМИ ЖУРНАЛАМИ ТА ЗБІРНИКАМИ


Ч. XVIII, арк. 19 — 20. Оригінал.









№ 412

1847 р. травня 7. — ПРИПИС О. Ф. ОРЛОВА С. В. ПЕРФІЛЬЄВУ ПРО ВСТАНОВЛЕННЯ ТАЄМНОГО НАГЛЯДУ ЗА ПОЕТОМ І ПУБЛІЦИСТОМ О. С ХОМЯКОВИМ


Ч. XVIII, арк. 21. Відпуск.









№ 413

1847 p. травня 7. — ПРИПИС О. Ф. ОРЛОВА НАЧАЛЬНИКУ 7 ОКРУГУ КОРПУСУ ЖАНДАРМІВ П. Ф. ЛЬВОВУ ПРО ВСТАНОВЛЕННЯ ТАЄМНОГО НАГЛЯДУ ЗА О. М. ЯЗИКОВИМ


Ч. XVIII, арк. 22. Відпуск.










№ 414

1847 р. уровень. — ДОВІДКА III ВІДДІЛЕННЯ ПРО ПОЯВУ В ПРЕСІ СТАТЕЙ З СЛОВ’ЯНОФІЛЬСЬКИМИ ІДЕЯМИ І ЗАХОДИ ПРОТИ IX ПОШИРЕННЯ


Из «Отечественных записок» за май видно, что в «Московском сборнике» помещены статьи Ригельмана, Чижова и Хомякова, а в С.-Петербурге напечатана отдельная книга о Черногории, соч[инения] Александра Попова. Из них Чижов и Ригельман уже замечены по делу о Славянском обществе.

Упомянутые статьи доказывают, что сочинители их суть пламенные славянофилы, говорят в преувеличенных выражениях о великом значении славян в древности, о стремлении их приобресть еще большее значение, о вопросе на счет славян, обратившем на себя будто бы всемирное внимание и проч[ее] и проч[ее].

Вероятно, что все это не злонамеренные, а просто ученые возгласы, но точно такие же и почти в тех выражениях, как возгласы в письмах и бумагах, найденных у участников Славянского общества.

Это приводит к двум мыслям: первое, что и киевские славянисты не так виновны, как с первого раза представлялось, ибо делали то, что все делают печатно в глазах ученого начальства, с разрешения цензуры; и второе, что надобно положить, наконец, предел опасным возгласам московских славянофилов, тем более, что здесь одних преследуют, а другие продолжают делать то же самое.

Было бы не лишним:

1. Сообщить министру народного просвещения о предостережении цензоров, профессоров и учителей, чтобы они не допускали рассуждений и возгласов полуполитических и двусмысленных.

2. Предписать Кашинцову, чтобы обратил особенное внимание на все московские журналы, особенно на «Записки Московского исторического общества», сборники и прочіее], равно как и отдельно выходящие книги славянофилов.

3. Статья «Отечественных записок» опровергает бредни славянофилов столь сильно и умно, что можно бы поощрить Краевского продолжать печатать подобные статьи.


Резолюції О. Ф. Орлова:

1. До першого пункту: Ожидать сообщение м[инистра] пр[освещения], прислать доклад мне.

2. До другого пункту: Исполнить.

3. До третього пункту: Исполнить по обсуждению со мной.


Резолюція Л. В. Дубельта до третього пункту: Пригласить.


Ч. XVIII. арк. 23, 24. Оригінал.










№ 415

1847 р. травня 10 — ЛИСТ М. А. КАШИНЦОВА ДО Л. В. ДУБЕЛЬТА ПРО СВОЮ АГЕНТУРНУ ДІЯЛЬНІСТЬ


Родной мой благодетельный Леонтий Васильевич!

С неограниченною к Вам всегдашнею искренностью представляю к Вам докладную записку за № 14.

Много меня обязать изволите, ежели хоть на этом же листочке в уведомление мне надпишите одно словечко, что Вы получили; ибо я столько дорожу всем тем, о чем удостаиваете меня доверием, что нетерпеливо желаю узнать: дойдут ли до Вас верно в ответе мои усерднейшие доклады, в этом же секрет, как Ваше повеление. Вы верно уверены, что с моей стороны это свято соблюдается и что о получаемом мною секретном пакете разве только на почте видно и то только то, за каким номером ко мне секретный пакет, а содержание его я прочитав, запечатываю в моем сердце для ревностного выполнения Ваших приказаний.

Я сам бы к Вам даже и переписывал, но для глаз моих в очках обильное переписывание не было гораздо труднее положения доклада, который пишется, как выражаются, начерно, но к Вам всегда от чисто-белого сердца, и мое переписывание будет даваться с затруднением для Вас, читать мой не всегда разборчивый почерк, а Ваши глаза на дела и не для меня одного должны быть дороги, чтобы беречь их. Служебного писаря я не имею, и потому мне заменяет его мой собственный конторщик Иван Кустов, который не читает Ваших ко мне приказаний и дал мне усердно-верное слово даже не читать и того, что переписывает, почерк же этого Ивана Кустова лишь бы достоен был Вашего воззрения, а рука его, как кажется, могу быть уверенным, не будет рукою предателя. Дай боже, чтобы Вы, мой родной благодетель, были совершенно здоровы.


Вас от всей души глубокочтущий и приверженный

Н. Кашинцов


10 мая 1847. Москва.


Ч. XVIII. арк. 25. Автограф.









№ 416

1847 р. травня 10. — ДОПОВІДНА ЗАПИСКА M. A. КАШИНЦОВА Л. В. ДУБЕЛЬТУ ПРО ПОВЕДІНКУ ВЧЕНИХ-СЛОВ’ЯНОФІЛІВ M. П. ПОГОДІНА, НАДЄЖДІНА, ДАВИДОВА ТА ІНШИХ


Ч. XVIII, арк. 26 — 38. Оригінал.









№ 417

1847 р. травня 15. — ДОНЕСЕННЯ М. А. КАШИНЦОВА Л. В. ДУБЕЛЬТУ ПРО ДЕЯКІ ПОСЛАБЛЕННЯ З БОКУ МОСКОВСЬКОГО ЦЕНЗУРНОГО КОМІТЕТУ ПІД ВПЛИВОМ ГР. СТРОГАНОВА


Ч. XVIII, арк. 39, 40. Оригінал.









№ 418

1847 p. травня 15. — ДОНЕСЕННЯ M. А. КАШИНЦОВА Л. В. ДУБЕЛЬТУ ПРО ДІЯЛЬНІСТЬ І ЗУСТРІЧІ СЛОВ’ЯНОФІЛІВ У МОСКВІ


Ч. XVIII, арк. 41 — 44. Оригінал








№ 419

1847 р. травня 17. — ЛИСТ М. А. КАШИНЦОВА ДО Л. В. ДУБЕЛЬТА ПРО СВОЮ ТАЄМНУ АГЕНТУРНУ ДІЯЛЬНІСТЬ У МОСКВІ


Родной мой благодетельный Леонтий Васильевич!

При сем представляется к Вам докладная записка за № 17 7. Сделайте милость молвить мне одно словечко: не должен ли я был написать к графу донесение о получении мною повеления за подписанием его сиятельства за № 735. Я уже издавна привык докладывать через Вас, моего благодетеля и начальника, о выполнении всеми зависящими от меня возможностями приказаний, коими меня удостаивают. Дай боже, чтобы Вы были совершенно здоровы. У нас погода весь этот месяц так холодна, что комнаты топят и нередко должно, выезжая, надевать меховое пальто. Я даже и теперь от простуды не очень здорово себя чувствую, но и это приносит свою пользу, ибо делает более усидчивым у письменного столика для изложения к Вам докладов, для коих сколько бы ни было материалов писать, все не может сравниться с неистощимым усердием Вашего приверженного

Н. Кашинцова


17 мая 1847, Москва.


Помітка про одержання: 21 мая 1847 г.

Ч. XVIII, арк. 46 7. Автограф.










№ 420

1847 р. травня 16 — ДОПОВІДНА ЗАПИСКА M. A. КАШИНЦОВА Л. В. ДУБЕЛЬТУ ПРО ТАЄМНІ ВІДОМОСТІ, ЗІБРАНІ ПРО СЛОВ’ЯНОФІЛІВ, ТА ЗМІСТ НАДРУКОВАНИХ У ЖУРНАЛАХ СТАТЕЙ


Весьма секретно


Его превосходительству Леонтию Васильевичу Дубельту


Извлечение из слухов и сведений для доклада на предписание за № 735 8

О Ригельмане. Посвящая всю мою усерднейшую деятельность при самых тихих, ни для кого не заметных изысканиях для выполнения повеления в предписании за № 735, поспешаю доложить следующие собранные сведения.

Инженер-генерал-майора Александра Ригельмана 9 сочинение «История о донских казаках», помещенная при предисловии профессора Бодянского (ревностнейшего славянофила) в № 3 1846 г. «Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских» при Московском университете и продолжение оной того же года в № 4, а в № 5 «Летописное повествование о Малой России, ее народе и казаках вообще», в № 6 продолжение оного и в сем 1847 г. в № 7 и 8 доставлены, как видно из предисловия Бодянского, сыном сочинителя коллеж[ским] асес[сором] Аркадием Ригельманом 10, помещиком Черниговской губ., где, вероятно, он и живет.

Сын Аркадия, Николай Ригельман, бывший кандидат Московского университета, находится за границей, и он присылает статьи к Бодянскому, из которых одна напечатана в «московском сборнике» под названием «Продолжение писем из Вены».

Я слышал, что эту статью благонамеренный цензор статский советник Снегирев не пропустил, что посылали ее к министру просвещения и будто тот разрешил все напечатать.

О Чижове. Чижов, коего помещены статьи в «Московском сборнике», как слышно, воспитанник педагогического института, а теперь адъюнктпрофессор С.-Петербургского университета. Поехав в Италию, как выражаются о негодяях, надул здесь богатого человека (бывшего в Москве откупщиком, а теперь в параличе, как мне сказывали, занимающегося изложением разных прожектов о торговле, из коих некоторые, говорят, дельные будто уже и представлены им правительству) надвор[ного] сов[етника] Плат[она] Василь[евича] Голубкова, которому Чижов, когда был здесь, приплелся в родню и, в высокопарных выражениях называя его патриотом, убедил поручить ему заказать какую-нибудь в Италии картину. Голубков, говорят, от природы умный человек, а Чижову для картины, чтоб сюжет ее был взят из отечественной истории, дал 15 000 ассигнациями, но долго никакого уведомления не имел, а, наконец, получил будто от Чижова письмо с предложением купить какой-то там продававшийся знаменитый саркофаг. Куда было его девать Голубкову? Из этого ясно было видно намерение Чижова воспользоваться этими деньгами, чем Голубков, как богатый человек, и пренебрег и знать не хочет.

Особенно важно то сведение, будто этот Чижов, возвратясь, хочет издавать в будущем 1848 г. в Москве журнал «Русский вестник» и будто уже здесь есть на это через министра просвещения исходатайствованное высочайшее дозволение. Чижов был в большой связи с сочинителем Языковым, который хотел на этот журнал дать 30 000, но умер.

Об Александре Попове. Попов, напечатавший книгу «Путешествие в Черногорию», из учеников Московского университета, полагают, что он служит в министерстве внутренних дел. Более еще о нем не слыхал, но довольно этой книги, чтобы видеть в нем ревностного свавянофила.

Какие далее буду иметь сведения, не премину с неограниченною искренностью доложить и даже о том, если б впоследствии оказалось какое-либо сведение из слухов ошибочных. Разведываю об справедливости слуха о подробностях обеда, о котором я докладывал вашему превосходительству за № 15, но как-то это затруднительно, и можно думать, что тем скрытнее пировали эти друзья. Многие говорят, что был там зимою пир, но это был танцевальный завтрак, где был и Щербатов и целая публика, а этот обед был, как услышалось секретно, в начале этого месяца. Что узнаю, то тотчас донесу Вам.


16 мая 1847, № 17.


Ч. XVIII, арк. 47 — 50. Оригінал.











№ 421

1847 р. травня 18. — ДОНЕСЕННЯ С. В. ПЕРФІЛЬЄВА О. Ф. ОРЛОВУ ПРО ЛІТЕРАТУРНУ ДІЯЛЬНІСТЬ О. С. ХОМЯКОВА, МЕЛЬГУНОВА ТА ІН. ВЧЕНИХ СЛОВ’ЯНОФІЛІВ І ПРО НАМІР Ф. В. ЧИЖОВА ВИДАВАТИ В 1848 р. ЖУРНАЛ «РУССКИЙ ВЕСТНИК»


Ч. XVIII, арк. 45, 51. Оригінал.









№ 422

1847 p. травня 23. — ДОНЕСЕННЯ M. О. КАШИНЦОВА Л. В. ДУБЕЛЬТУ ПРО ОБІД, ВЛАШТОВАНИЙ НА ЧЕСТЬ С. П. ШЕВИРЬОВА МОСКОВСЬКИМИ ВЧЕНИМИ I ЧИНОВНИКАМИ В ХУДОЖНЬОМУ УЧИЛИЩІ


Ч. XVIII, арк. 52, 53. Оригінал.











№ 423

1847 р. травня 27. — ДОНЕСЕННЯ M. О. КАШИНЦОВА Л. В. ДУБЕЛЬТУ ПРО ЧУТКИ В МОСКВІ ЩОДО АРЕШТУ КИРИЛО-МЕФОДІЇВЦІВ


Весьма секретно

Его превосходительству Леонтию Васильевичу Дубельту


Сведения московские

На сих днях здесь послышался слух, но еще между немногими из ученого сословия, что будто из Харьковского университета взяли в С.-Петербург ректора, не знаю так ли здесь его называют, Гулака-Артемовского 11 и других профессоров, в числе коих называют какого-то Кулиша, а также будто и из Киевского университета; что, дескать, это по каким-то замыслам об Украине, о которых будто известил наше правительство кн. Маттерних, а по Австрии, и судят, что это должно быть что-нибудь славянское. Что будто здешние славянофилы призадумываются; далее тихонько благонамеренные рассуждают: что-то скажет г-н Погодин, который будто большой приятель этого Гулака-Артемовского? Что этот Погодин видно почуял, что стал теперь толковать иначе о славянстве, тогда как он первый, можно сказать, здесь развил об нем идею и был ревностный бродяга по славянским землям. При толковании об этом здесь очень сетуют, что оказывается в С.-Петербурге большое доверие к Надеждину до того, что будто от министерства внутренних дел ему поручаются даже раскольничьи дела, тогда как раскольники будто теперь уже имеют в славянских (в Австрии) землях своего архиерея.

По дальнейшем разузнании здешних толков не премину Вам докладывать.

Не излишним считаю здесь присовокупить, что с этим еще, впрочем, мало распространившимся слухом о забрании из упомянутых университетов профессоров присоединяют тот, что туда едет гр. Уваров. Этого министра очень порицают за волю, которую он дал профессорам таскаться по чужим краям, особенно за покровительство к Погодину.

Вас очень хвалят, что будто Вы не пустили ехать в Киль на агрономические совещания от здешнего земледельческого общества действ[ительного] ст[атского] сов[етника] 12 Стефана Маслова 13, которого все разумеют единственным, не только шарлатаном, но плутом. Вы не можете себе представить, как это благонамеренных порадовало. Слава богу, говорят, что там начинают распознавать этих людей, морочащих здесь московских больших бар.


24 мая 1847, № 20.


Ч. XVIII, арк. 54, 55. Оригінал.











№ 424

1847 р. травня 31. — ДОНЕСЕННЯ M. A. КАШИНЦОВА Л. В. ДУБЕЛЬТУ ПРО ДІЯЛЬНІСТЬ ЦЕНЗОРА МОСКОВСЬКОГО ЦЕНЗУРНОГО КОМІТЕТУ I. M. СНЄГІРЬОВА


Ч. XVIII, арк. 56 — 61. Оригінал.









№ 425

1847 р. червня 4. — ДОНЕСЕННЯ M. A. КАШИНЦОВА Л. В. ДУБЕЛЬТУ З ТАЄМНИМИ ВІДОМОСТЯМИ ПРО ПРОФЕСОРА И. М. БОДЯНСЬКОГО, КН. М. А. ОБОЛЕНСЬКОГО ТА ІН.


Весьма секретно

Его превосходительству Леонтию Васильевичу Дубельту


Извлечения из слухов и секретных сведений о некоторых лицах

О Бодянском. Экстраординарный профессор Москов[ского] унив[ерситета] Иосиф Максимович Бодянский, преподающий церковнославянский язык и нижнелужицкое наречие, историю чешского народа и его словесности, секретарь Московского исторического общества, учился в Московском университете, поступя, как слышно, из малороссийских семинаристов; между университетских студентов казался смешным по манерам своим, но считался добрым малым; потом был за границей, а теперь, говорят, принадлежит к славянскому подворью, коим называют промеж себя дом Погодина. Каков он в душе, мудрено проникнуть, ибо может быть многие прилепились к этому направлению, видя большое покровительство начальства их к Погодину; теперь он слывет ревностным славянофилом, что видно в № 3 (заседание 26 октября 1846 г.) «Чтения Московского исторического общества» из предисловия его к «Истории о донских казаках» Ригельмана. Весьма удивительно, что в этом предисловии он дозволил себе назвать Черкасск стольным городом Донской земли, тогда как на плане, приложенном к № 4 (заседание 30 ноября 1846 г.), Черкасск назван «Донским войсковым городом».

В его же предисловии в этом же № 3 к историческим сочинениям Миллера 14 о Малороссии поставляю долгом представить на особенное внимание Ваше за словами: «не было никогда и нигде обнародовано» следующее напечатанное: «А потому, благодаря просвещенному и радушному содействию начальника Московского главного архива министерства иностранных дел (в коем хранятся все портфели Миллера) его сиятельства кн. М. А. Оболенского, мы решаемся, мало по малу, издать эти посмертные произведения нашего неутомимого и умного историка, полагая, что всем, даже и не занимающимся исключительно историей, любопытно будет познакомиться с ним в совершенно новой для него области. Тем более это важно для самих малороссиян и их историков. Видно по всему, что судьбы современной Миллеру Малороссии сильно занимали его, и его исключительный ум не мог не углубиться в прошедшее и настоящее положение оной». Тут следует описание портфелей, а предисловие Бодянский заключил следующими словами: «Читайте и судите». Прочтя это, нельзя и не посудить, но не мне, а высшему, Вашему суду, предлежит решить следующее суждение: следовало ли эти статьи, в архиве хранящиеся, печатать для всех? Особенно о казаках и Малороссии? Многие здесь касательно этих статей говорят, что лучше бы их не оглашать, ибо и общество называется: «Истории и древностей российских», а не малороссийских 15. Если не должно, но хотя бы и можно было вверять эти факты, за что же благодарить хранителя архива? Не лучше ли воздать уважение самому архиву? Но благодарить начальника архива, не дает ли это мысли, что благодарят за особое снисхождение, без коего трудно было бы достать факты, и потому, перешагнув через г-на Бодянского, невольно остановишься взглянуть на лицо начальника Московского главного архива министерства иностранных дел кн. Михаила Андр[еевича] Оболенского 16. Почтительнейше повторю, что Вам только предлежит решить, имеет ли он дозволение вверять другим хранимое в главном архиве 17? Если этого дозволения и права ему не дано, то как же это делается? Неужели для того, чтобы об нем (т. е. кн. Оболенском) печатали? В Москве его знают как сына умершего игрока кн. Андрея Михайловича Оболенского, потом в пажеском мундире, как шалуна, потом в гвардейском мундире, кажется, Финляндского полка, как шалуна же и неутомимого болтуна, каков он и теперь, потом он женился на богатой купчихе Мазуриной, кажется, дочери умершего головы, и взял в приданое миллион. Потом точно всех в Москве поразил удивлением, вдруг явясь начальником этого важного архива и получил уже и чин статского советника и звание камергера, тогда как это место требует не трудов, но того, что трудно для кн. Оболенского: скромности. Натурально ему хотелось чем-нибудь себя выказать, и он выказывает через чужие труды, выказывая, может быть, судя по этому предисловию Бодянского, то, что должно быть не показываемым из архива, а еще менее быть напечатанным. Без сомнения, этот кн. Оболенский ищет этим похвал от ученых, не имея дурной цели, но по легкомыслию, которое в этой должности не от него, но от других, пользующихся им, вредно. Есть у ученых слух, но не знаю, справедливый ли, будто этот кн. Оболенский сообщал факты даже австрийскому славянину Шафарику и поляку Мацеевскому и будто об этом есть в их сочинениях за сие благодарные к нему отзывы 18.

Много также было продолжительных об нем толков, когда он женился на купчихе Мазуриной: будто приезжала из Польши прежняя его жена с четырьмя детьми, но что покойный кн. Дм[итрий] Влад[имирович] Голицын помирил их на сорока тысячах, однако же говорили и то, что была представлена в Московский цензурный комитет (где и теперь должна храниться как непропущенная) чья-то повесть: «Двоеженец», в коей на кн. Оболенского явный намек, ибо герой повести назван кн. Ленским (т. е. Оболенской), а другое лицо Лазур иным (т. е. купец Мазурин). Еще был слух, что будто свояк его по Мазуриной, Макаров, подавал какой-то на кн. Оболенского донос, что он непрямым путем получил это место и будто это даже встревожило гр. Нессельроде, который будто поручал Поленову тогда ехать в Москву и об этом разведать, но что все это замолкло. Наконец, слух доносит для уха, а еще более неприятное для благопристойности, следующее: кн. Оболенский в одной из статей, которые ему пишет кто-то, и некогда напечатанной у Погодина о местечке или воеводстве «Куяве» (в Польше) производит оттуда название «Киев»; поэтому его и прозвали (что доказывает презрительное к нему распоряжение) кн. Куявским, а некоторые уже в произношении и литеру гадко изменили. Этот архив, по суждению всех благонамеренных, возникшему, когда определился кн. Оболенский, должен быть вверен человеку заслуженному, степенному, известному учеными трудами, своими историческими сведениями, привязанному твердыми, старыми правилами к своей должности, требует не нового человека и не мальчика для Москвы, но человека, знающего Москву. Им заведывал прежде покойный тайный сов[етник] Бантыш Каменский, потом сенатор Малиновский 19, хотя он был сын протоиерея и плохо знал языки, а сохранял архив крепко. Как всякая мысль верноподданного душою или относится, или заимствуется от мысли об отце отечества, то, принимая в соображение, что в прошедший приезд государя императора в Москву, высочайше повелено было сопровождать и объяснять их высочествам великим князьям Николаю Николаевичу и Михаилу Николаевичу здешние достопамятности г-ну Снегиреву, о коем я на днях писал к Вам записку, и как Вы милостиво дозволяете всякую мысль Вам сообщать, то мне думается, что по его благонамеренным ученым историческим трудам он способен был бы занять это место 20; а если хотя часть слухов об кн. Оболенском справедлива и если он от начальства не имел права или дозволения сообщать статьи к-ну Бодянскому, то без произведения особенного в публике говора он может быть отстранен от начальства этим архивом весьма деликатно, под видом предложения ему какоголибо поручения по дипломатической части, и он, вероятно, как не совсем способный, а как обеспеченный состоянием, может быть, перейдет в другое московское ведомство. Архив этот, как я уже усерднейше доложил, по общему суждению, должен быть вверен более степенному и не пустому человеку для сохранения его от пустоты в смысле тайного хранения.

Один из членов этого Исторического общества, мне по приязни, говорил, что оно давно отклонилось от цели учреждения своего, я с ним нарочно спорил, что этого не видно, и он обещал мне показать сделанные им замечания. Нельзя бы не подивиться, когда тут президентом гр. Строганов, но здесь ему уже во всем перестали удивляться, видя в нем смесь всего; все убеждены, что характер — бесхарактерность. Что вчера хвалил, сегодня порицает, что вчера порицал, сегодня хвалит; кого ласкал, того гонит, и наоборот. Потом надменен, хвастлив, любит показать себя умом выше всего. Здесь удивляются давнишнему слуху, будто он имеет особые важные секретные наблюдения, но он мало имеет приверженных к себе, а потому и благонамеренных верных сообщений. Без сомнения, выдумали, но это довольно замысловато, чтобы не доложить Вам, будто один из цензоров чьи-то стихи, в коих сказано, что нынешние московские бары не хлебосольны и не делают добра, как старинные, не пропустил, выражаясь: «Это невозможно пропустить, это личность на нашего попечителя». Нельзя не согласиться, что Голохвастов, помощник его, несравненно более приносит пользы, этот душою русской, твердый в православии и несравненно основательнее и в речах, и в поступках. Не может не послужить ему в похвалу от опыта то, что он был некогда в губернском правлении советником вместе с Данзасом 21, Зубковым (о которых все удивляются, что они после возвысились до звания обер-прокуроров) и с Колошиным 22, но не был даже спрашиван (кажется, в 1825 или 26 гг.) ни в чем, тогда как те были вытребованы (о чем тогда здесь так гласно говорили) в С.-Петербург; а также и то, что Голохвастов много путешествовал по чужим краям, но сохранил в себе всю сущность чисто русскую.

Позвольте надеяться, что за присоединение к докладам иногда и моих мнений я не навлеку на себя Вашего гнева и что Вы не сочтете это какою-либо дерзновенностью, но примите всегда их, как усердную искренность неограниченного усердия, хотя бы они оказались несообразными с теми обстоятельствами, которые не могут для меня так быть ясны, как Вашему высшему взгляду.


4 июня 1847, № 22, Москва.


Резолюція Л. В. Дубельта: Переговорить.


Ч. XVIII, арк. 62 — 69. Оригінал.










№ 426

1847 p. травень. — ПРОЕКТ ДОПОВІДІ О. Ф. ОРЛОВА МИКОЛІ I ПРО СЛОВ’ЯНОФІЛІВ


О славянофилах


Производство дела о Славянском обществе св. Кирилла и Мефодия показало, что идеи о восстановлении в каждой земле народности, языка, собственной литературы, об улучшении положения людей и соединении всех славянских племен в одно целое не принадлежат одним лицам, прикосновенным к делу Славянского общества. Занятия ученых подобными идеями в наше время сделалось как бы необходимою потребностью.

Желая, с одной стороны, определить сколько возможно точнее степень вины киевских славянофилов, а с другой — удостовериться, не питают ли прочие славянофилы каких-либо политических намерений, я обращал внимание и вообще на славянофилов.

Имеющиеся в виду моем сведения о них заключаются в следующем. Начало славянского направления кроется в страсти нашего века отыскивать и поддерживать древности, восстановлять народность в нравах и литературе и применять к нашему времени быт древних предков каждого народа. Ныне более, чем когда-либо, хотят быть французы французами, германцы — германцами, русские — русскими и т. д. Это направление, с одной стороны, весьма важное, могущее укрепить самостоятельность и силу народа, с другой — порождает источник внутренних колебаний, ибо как владычествующие племена заботятся о восстановлении своей народности, так равно заботятся об этом племена подвластные: поляки хотят быть поляками, малороссияне — малороссиянами.

Это направление не ускользнуло от внимания злоумышленников. Польские выходцы под руководством Чарторижского уже несколько лет тому назад составили Славянское владо 23. Оно действует частью посредством ученых славян, подвластных Австрии и Турции, а частью через эмиссаров, руководитель которых, Чайковский 24, находится в Константинополе. Имея единственною целью восстановить прежнюю Польшу и для этого одного поколебать спокойствие четырех обширных держав, которым подвластны славяне, выходцы мутят эти племена и подстрекают их к восстановлению в каждом народе древнего, патриархального быта. В Париже — Киприян Робер и Мицкевич, в земле западных славян — Шафарик, Ганка, Штур, Гай и др. знаменитые ученые провозглашают о славянской народности, описывают быт прародителей наших в самом счастливом положении и убеждают славян нашего поколения соединиться в одно патриархальное, народнопредставительное государство. Это стремление тем более дошло до крайности, что немецкие ученые, справедливо замечая излишество похвал в славянофилах, унижают племена славянские, а поборники панславизма начали доказывать, что славянские племена впереди покажут что-то новое, чудесное, невиданное и пророчат им великую будущность. Славянские идеи проникли и в Россию. Особенно в Москве многие молодые люди называются и сами себя именуют славянофилами, сочиняют книги и статьи с напыщенными возглашениями о славянстве и древнем быте русских. В Москве известны по славянофильству Бодянский, Киреевский, Хомяков, Шевырев, Аксаков и другие писатели. Славянские идеи не могли не проявиться и в Киеве, как в городе, в котором находится университет и который близок к западным славянам. Ими заразились Костомаров, Гулак и Белозерский. Доселе великороссийские славянофилы рассуждают в духе прямо русском и только являются странными в преувеличенных возгласах о всемирном вопросе на счет славян, будто бы обратившем на себя внимание всей Европы, о необыкновенно великом значении славян, которые рано или поздно должны сделаться первенствующим народом в образованном свете, и пр[очее]. Но, выражаясь напыщено и двусмысленно, они нередко заставляют сомневаться: не кроется ли под их патриотическими возгласами и противных нашему правительству целей. Напріимер]: Аксаков в «Московских ведомостях» 1846 г., по случаю 700-летнего существования Москвы, в статье своей назвал Москву народною столицею, говорил о земской думе, собранной при Иоанне IV из всей земли русской, о том, что в 1812 г., по примеру 1612 г., поднялся русский народ и спас русскую землю. Так что признано было нужным обратить внимание ученого начальства, дабы подобные статьи не были пропускаемы цензурою. Киевские ученые пошли еще далее и составляли было Общество св. Кирилла и Мефодия, присоединяя к ученым рассуждениям политические, по примеру западных славян. К счастью, вредные мечты их открылись и зло приостановлено, но если правительство не примет мер и в отношении великороссийских славян, то легко случиться может, что они и сами впадут в преступление и правительство поставят в затруднительное положение.

Как университет св. Владимира наполнен студентами из малороссиян, то естественно характер славянофильства превратился там в украйнофильство 25. Даже бывшее Славянское общество Гулака, Белозерского и Костомарова принимало этот характер, ибо из них только последний великороссиянин, а первые два действовали в духе более украйнофилов, нежели славянофилов. Шевченко, Кулиш, Андрузский, Навроцкий, Посяда и др., не принадлежавшие к Славянскому обществу, тем не менее суть украйнофилы, пламенно занятые мыслью о восстановлении языка и литературы Малороссии, об улучшении ее быта. Нет сомнения, что многие из ученых малороссиян питают те же мысли; некоторые из них, напр., учитель подольской гимназии Чуйкевич, помещик Полтавской губ. Галаган и др., замечались и при производстве Славянского дела. Но все они не заговорщики, не злоумышленники, а люди увлеченные панславизмом, как модным направлением наук или чрезмерною любовью к своей родине. Цензура пропускала книги Кулиша и Костомарова, следовательно, само правительство как бы признало законность их сочинений. Должно заметить еще, что ученое начальство наше, поощряя изысканием о славянских древностях и языках, посылая путешественников в земли западных славян и предписывая собирать в Малороссии и других областях России местные слова, пословицы и пр., как бы покровительствует славянофилам. Об этом упоминают в своих показаниях и Белозерский, и Костомаров. Последний именно пишет, что он потому и предался со всем жаром изучению науки славянской, что не предполагал это противным видам правительства, которое всегда благосклонным вниманием ободряли ученых наших славянофилов и путешественников в славянские земли.

Дело, произведенное о Славянском обществе св. Кирилла и Мефодия, не касалось и не должно было касаться до славянофилов, ибо в этом случае надлежит поступать с чрезвычайною осторожностью, чтобы, искореняя зло, не подавить добрые начала. Славянофилы, занимающиеся утверждением в отечестве нашем языка, нравов и образа мыслей собственно русских, очищением нашей народности от излишних примесей иноземного в высшей степени полезны: они суть двигатели в государстве, орудия самостоятельности и могущества его, так что правительство должно пользоваться ими и поощрять тех, которые действуют в истинно русском духе. Правительство не может допустить только рассуждений о присоединении к России иноземных славянских племен, чтобы не навлечь неудовольствия соседственных держав, владеющих славянскими землями, и мыслей украйнофилов о восстановлении народности их родины, ибо это поведет малороссиян, а за ними и другие подвластные народы к желанию существовать самобытно.

Для предупреждения вреда в этом случае надлежит действовать общими мерами, не отыскивая, кого бы обвинить или наказать, и не прибегая ни к каким строгостям лично против славянофилов, ибо нет причин предполагать, что они действуют злоумышленно, и притом доселе они действовали открыто, как бы с разрешения начальства. Еще более надлежит быть осторожными в отношении к Малороссии. Хотя там от молодых украйнофилов, подобных Шевченке и Кулишу, быть может, обращаются идеи об отдельном существовании даже между людьми более степенными, нежели сами украйнофилы, но строгие меры сделают для них еще дороже запрещенные мысли и могут малороссиян, доселе покорных, поставить в то раздраженное против нашего правительства положение, в каком находится, особенно после мятежа, Царство Польское. Полезнее и справедливее будет не показывать и вида малороссиянам, что правительство имело причину сомневаться, не посеяны ли между ними вредные идеи, и принять меры в отношении к ним совершенно противные тем, которые принимались в Царстве Польском.

Мною уже сделано распоряжение о секретном наблюдении в Москве как за славянофилами, так и за издаваемыми ими книгами и журналами, равно поощрен издатель «Отечественных записок» Краевский, который в журнале своем поместил статью, весьма сильно и основательно написанную в опровержение мечтаний московских славянофилов; но главное распоряжение по этому предмету надлежит предоставить министерству народного просвещения.

Хотя министр народного просвещения, сколько известно, уже принимает меры для направления трудов ученых к рассуждениям о народности, языке и литературе собственно русских, не менее того, я полагал бы объявить ему положительное высочайшее повеление, чтобы наставники и писатели действовали в духе в видах правительства, отнюдь не допуская ни на лекциях, ни в книгах и журналах никаких предположений о присоединении к России иноземных славянских племен и вообще ни о чем, что принадлежит правительству, а не ученым; чтобы они рассуждали, сколь возможно, осторожнее там, где дело идет о народности или языке Малороссии и других подвластных племен, не давая любви к родине перевеса над любовью к отечеству и изгоняя все, что может вредить этой последней любви, особенно о мнимых настоящих бедствиях и о прежнем будто бы необыкновенно счастливом положении их, чтобы все выводы ученых и писателей клонились к возвышению не Малороссии, Польши и прочих стран отдельно, а Российской империи, в совокупном составе народов, ее составляющих; чтобы цензоры обращали строжайшее внимание особенно на московские, киевские и харьковские периодические издания и на все книги, печатаемые славянофилами, не допуская в них тех полутемных и двусмысленных выражений, которыми они изобилуют и которые, хотя не заключают в себе злоумышленной цели, могут, однако же, людей злонамеренных приводить к предположениям о самостоятельности и прежней вольнице народов, подвластных России.

Таковое мнение мое всеподданнейше повергаю на высочайшее воззрение вашего императорского величества.

Резолюція О. Ф. Орлова: Составить сокращенный доклад.


Ч. XVIII, арк. 70 — 78. Чернетка.











№ 427

1847 р. травня 26. — ДОПОВІДЬ О. Ф. ОРЛОВА МИКОЛІ I ПРО ДІЯЛЬНІСТЬ СЛОВ’ЯНОФІЛІВ


О славянофилах


Производство дела об Украйно-славянском обществе показало, что идеи о восстановлении в каждой земле народности, языка, собственной литературы и о соединении всех славянских племен в одно целое не принадлежит одним лицам, прикосновенным к упомянутому делу, но составляют предмет рассуждений многих ученых нашего времени.

Собственно славянофилы, большей частью московские писатели, доселе действуют в видах нашего отечества. Заботясь об утверждении языка и образа мыслей собственно русских, об очищении нашей народности от излишних примесей иноземного, они могут быть благодетельными двигателями в государстве, орудиями самостоятельности и могущества его, так что правительство должно поощрять их.

В Киеве же и Малороссии славянофильство превращается в украйнофильство. Там молодые люди с идеею соединения славян соединяют мысли о восстановлении языка, литературы и нравов Малороссии, доходя даже до мечтаний о возвращении времен прежней вольницы и гетманщины.

Хотя из этих двух направлений опаснее украйнофильство, но и славянофилы, выражаясь напыщенно и двусмысленно о всемирном вопросе на счет славян, об ожидании выступления нового племени на поприще истории и пр., нередко заставляют сомневаться: не кроется ли под их патриотическими возгласами и противных нашему правительству целей.

Все они не заговорщики, не злоумышленники и увлекаются только: славянофилы модным направлением наук, а украйнофилы пылкою любовью к своей родине, но правительство должно принять некоторые меры осторожности как относительно славянофилов, чтобы возгласы их о присоединении к России иноземных славян не навлекли неудовольствия соседственных держав, владеющих славянами, так и особенно против украйнофилов, ибо мысли последних о восстановлении народности их родины могут повести малороссиян, а за ними и других подвластных России народов к желанию существовать самобытно.

Меры осторожности в этом случае принять тем более необходимо, что и Украйно-славянское общество вначале занималось рассуждениями чиста учеными, a потом уже обратило их в политические предположения. Как таким образом, даже от чувств хороших могут впоследствии возникать важные государственные преступления, одно же наблюдение со стороны III отделения в деле столь важном не может быть достаточно, то для предупреждения зла и удержания славянофилов в пределах законных я полагал бы: министру народного просвещения, который, сколько известно, уже принимает меры для направления трудов ученых к рассуждениям о народности, языке и литературе собственно русских, объявить еще положительное высочайшее повеление, чтобы наставники и писатели действовали в духе и видах правительства, отнюдь не допуская ни на лекциях, ни в книгах и журналах никаких предположений о присоединении к России иноземных славян и вообще ни о чем, что принадлежит правительству, а не ученым; чтобы они рассуждали сколь возможно осторожнее там, где дело идет о народности или языке Малороссии и других подвластных России земель, не давая любви к родине перевеса над любовью к отечеству, империи, изгоняя все, что может вредить последней любви, особенно о мнимых настоящих бедствиях и о прежнем, будто бы необыкновенно счастливом положении подвластных племен, чтобы все выводы ученых и писателей клонились к возвышению не Малороссии, Польши и прочих стран отдельно, а Российской империи в совокупности народов, ее составляющих; чтобы цензоры обращали строжайшее внимание, особенно на московские, киевские и харьковские периодические издания, и на все книги, печатаемые в славянофильском духе, не допуская в них тех полутемных и двусмысленных выражений, которыми они изобилуют, и которые, хотя не заключают в себе злоумышленной цели, могут, однако же, людей злонамеренных приводить к предположениям о самостоятельности и прежней вольнице народов, подвластных России. Таковое мнение мое всеподданнейше повергаю на высочайшее воззрение вашего императорского величества


Подлинный подписал генерал-адъютант гр. Орлов

Скрепил управляющий отделением генерал-лейтенант Дубельт


Верно: генерал-лейтенант Дубельт


26 мая 1847 г.


Помітка: На подлинном собственною его величества рукою написано карандашом «Справедливо», 28 мая 1847 г.


Верно: генерал-лейтенант Дубельт


Ч. XVIII, арк. 79 — 82. Копія.











№ 428

1847 р. травня 29. — СУПРОВІДНА ЗАПИСКА С. С. УВАРОВА О. Ф. ОРЛОВУ ДО КОПИ ЦИРКУЛЯРА МІНІСТЕРСТВА НАРОДНОЇ ОСВІТИ ПОПЕЧИТЕЛЮ МОСКОВСЬКОГО УЧБОВОГО ОКРУГУ, А ТАКОЖ ПЕТЕРБУРЗЬКОМУ, МОСКОВСЬКОМУ І КИЇВСЬКОМУ УНІВЕРСИТЕТАМ


Его сият[ельст]ву А. Ф. Орлову


Милостивый государь гр. Алексей Федорович!

В исполнение изъявленного вашим сиятельством желания имею честь препроводить к Вам копию с циркулярного предписания попечителю Московского учебного округа о славянстве и изменения, сделанные в предписаниях университетам: С.-Петербургскому, Харьковскому и св. Владимира. Примите, милостивый государь, уверения в совершенном почтении и преданности


Гр. Уваров


29 мая 1847 г. № 695.


Помітка про одержання: 30 мая 1847 г.


Ч. XVIII, арк. 83. Оригінал.










№ 429

1847 р. травня 27. — ЦИРКУЛЯР МІНІСТРА НАРОДНОЇ ОСВІТИ ПОПЕЧИТЕЛЮ МОСКОВСЬКОГО УЧБОВОГО ОКРУГУ ПРО ЗАХОДИ ЩОДО СПРЯМУВАННЯ ДІЯЛЬНОСТІ СЛОВ’ЯНОФІЛІВ В ДУСІ «ОФІЦІАЛЬНОЇ НАРОДНОСТІ»


Господину попечителю Московского учебного округа 27 мая 1847 г., № 688


По высочайшему повелению


В конце прошлого столетия родилась между соплеменными нам народами на Западе, именно в Богемии, мысль, что все народы славянского происхождения, рассеянные по Европе и подвластные разным скипетрам, должны когда-либо слиться в одно целое и составить государство славянское. Эта мысль мало-помалу овладела всеми ветвями славянского племени в Европе, сперва в литературном, потом и в политическом смысле. От этого движения повсюду между народами славянского происхождения усилилось стремление к изучению языков, древностей и всех памятников славянских племен, но, к сожалению, это развитие отдельных ветвей славянских недолго оставалось в мирных пределах науки: скоро подпало оно искажению, частью от влияния общих тревожных идей политических, частью от возбужденных предрассудков религиозных, частью и от собственных недоразумений каждого племени. Европейское понятие о славянстве раздробилось уже на столько ветвей, сколько находится отдельных земель. Название славянства, драгоценное для 80 миллионов, разделенных на многие народы, занимающих безмерное пространство земли, по языку своему помнящих единое происхождение и древнее родство, как оказывается ныне, употребляется во зло под личиною чистого братства.

Эти идеи Запада о славянстве, естественно, тяготеют к России, как средоточию племен славянских, потому что и в языке русских и в вере, и в законах дышит и бодрствует древнее начало народной жизни, от различных судеб исторических давно умершее в других славянских народах. Но и у нас западные понятия могут увлечь людей пылких и не прозревающих опасности своих мечтаний.

Для охранения преподавателей, принадлежащих к ведомству министерства народного просвещения, долженствующих проливать в юные умы учащихся благотворный свет истинных, полезных знаний и чувство любви к престолу и вере от вредного влияния разрушительных начал, почитаю священным долгом, с высочайшего соизволения государя императора, изложить значение народного начала в видах правительства, и мысли о сем важном, современном вопросе передать вашему сиятельству для конфиденциального сообщения их преподавателям, цензорам и некоторым из членов ученых общества, в ведомстве Московского университета состоящих.

Вопрос о славянстве в отношении к нам представляет две стороны: одну, которую злонамеренные могут употребить на возбуждение умов и распространение опасной пропаганды, преступной и возмутительной; другая же сторона содержит в себе святыню наших верований, нашей самобытности, нашего народного духа, в пределах законного развития имеющую неоспоримое право на попечение правительства: русское славянство в чистоте своей должно выражать безусловную приверженность к православию и самодержавию; но все, что выходит из этих пределов, — есть примесь чуждых понятий, игра фантазии или личина, под которою злоумышленные стараются уловить неопытность и увлечь мечтателей. Раскрытию этого начала мы обязаны ближайшим знакомствам с церковнославянским языком, на котором чтение священного писания, недавно чуждое высшим слоям общества, ныне понятно юному поколению, одолжены знакомством и с другими славянскими наречиями, полезными и необходимым для ученых исследований языка отечественного. Этим же направлением главнейшие памятники нашей древней славяно-русской словесности вышли из забвения множество актов и документов, служащих к разысканиям историческим, обнародованы на иждивении правительства.

Но этому славянству русскому, нами во всей чистоте принимаемому, должна быть чужда всякая примесь политических идей; тогда остальным началом в нем сокровенным будет наше государственное начало, на котором непоколебимо стоит трон и алтарь, собственно русское начало, русский дух, наша святыня. В этом славянстве мы, русские, должны искать своего родного начала, источника и народного просвещения. Каждый народ в периоде самобытности своей вмещает в себе два элемента: общий, наследственный от народа-родоначальника, исчезающего в поколениях, и частный, составляющий личность народа. Общий элемент в нас есть родовой, славянский; частный — наш собственный, русский. Посредством личности своей каждый народ развивает в жизни человечества особую мысль провидения и содействует исполнению благих его предначертаний. Так все славянские государства были в свое время славны и могущественны, и все, как бы по очереди, пали: Моравия, Болгария, Сербия, Померания, Чехия, Кроация, Славония, Далмация, Босния, Польша. Многие славяне даже потеряли язык свой вместе с воспоминаниями о прежней самобытности: в Померании, Макленбурге, Саксонии и других странах Германии славянское наречие вытеснено немецким, в Морее — греческим, в Венгрии — мажиарским. Этим славянам, утратившим значение свое, свойственно с сожалением вспоминать славное прошедшее. Но Россия, по воле провидения, выдержала удары судеб и приобрела самобытность; претерпев многоразличные долговременные бедствия, внутренние и внешние, она одна возносится над могилами единородных государств и своею собственною личностью представляет беспримерную империю, по необъятности владений, многочисленности обитателей и могуществу народного духа, благоговейно преданная своей вере, своему государю, сохранившая свой язык, знамение народного ума, народных доблестей, народного чувства. Тогда как прочие славянские народы в изнеможении своем от чуждого владычества еще гордятся общим славянским происхождениям, Россия, не помрачившая славы предков, славна своими народными доблестями, славна и прошедшим, и настоящим.

Итак, независимо от общего славянства, в действительности не существующего, а изменившегося в нескольких славянских племенах, мы должны следовать за своими судьбами, свыше нам указанными, и в своем родном начале, в своей личности народной, в своей вере, преданности к престолу, в языке, словесности, в истории, в своих законах, нравах и обычаях мы обязаны утвердить живительное начало русского ума, русских доблестей, русского чувства. Вот искомое начало народное и не славяно-русское, а чисто русское, непоколебимое в своем основании — собственно наша народность. Великий преобразователь России не все вновь в ней создал: стихии для его творения уже были приготовлены венценосными его предшественниками. Могучею волею Петр I совершил в свое царствование то, для чего потребны столетия, но он совершил то, до чего народы достигают и в постепенном своем развитии. Какие следствия его преобразований? Мы, оставаясь русскими по духу и сердцу, сравнились с европейцами в образованности. Ломоносов для пересоздания слова русского там же искал сокровищ науки, где Петр Великий находил их для пересоздания государства. Чего ж нам ожидать от соплеменных народов? Ответ мы находим в истории и прошедшей, и современной. Святая Русь бедствовала и страдала одна, одна проливала кровь свою за престол и веру, одна подвигалась твердым и быстрым шагом на поприще гражданского своего развития, одна ополчалась против двадцати народов, вторгнувшихся в ее пределы с огнем и мечем в руках. Все, что имеем мы на Руси, принадлежит нам одним, без участия других славянских народов, ныне простирающих к нам руки и молящих о покровительстве, не столько по внушению братской любви, как по расчетам мелкого и не всегда бескорыстного эгоизма.

С таким воззрением на нашу народность я обращаю слово преимущественно к тем преподавателям, которым досталось обрабатывать на ученом поприще участок славный, но и трудный — русский язык и русскую словесность с прочими соплеменными наречиями, как вспомогательными средствами для родного языка, русскую историю, историю русского законодательства: им предпочтительно пред другими принадлежит возбуждение духа отечественного не из славянства, игрою фантазии созданного, а из начала русского, в пределах науки, без всякой примеси современных идей политических. Преподаватели, следуя видам и направлению правительства и научая вверенное им юношество тому или другому предмету, да поучают его и впредь по-русски мыслить и чувствовать: только этим способом будущие члены общества составят одну великую семью с одинаковыми мыслями с одинаковою волею, с одинаковым чувством.

Таково воззрение правительства на славянство вообще и на славянство в отношении к России; таковы мысли о начале народном и народности, источнике народного просвещения, коими следует руководствоваться при направлении умов учащегося юношества.

Московский университет, старый блюститель отечественного языка в сердце России, пред стенами священного Кремля, свидетеля и бедствий, и радостей народных, в особенности должен показать пламенное усердие в развитии русского просвещения из русского начала нашей народности. Разливая на учащихся свет истинных, полезных знаний об отечественной истории и словесности, об отечественных законах и преданиях, университет, без сомнения, истребит влиянием своим необдуманные порывы некоторых из прежних его питомцев, отделивших себя от общих исторических мнений не столько по какому-либо убеждению, сколько по легкомыслию и добродушной мечтательности. Не славнее ли для нас имя русского, тó знаменитое наше имя, которое с основания государства нашего повторялось и повторяется миллионами народа в жизни общественной. Да слышится в университетах имя русского, как слышится то в русском народе, который, не мудрствуя лукаво, без воображаемого славянства, сохранил веру отцов наших, язык, нравы, обычаи — всю народность.

Я скрываю пред собою, что вышеупомянутые уклонения от прямого пути науки возможны; но в то же время я уверен и имел счастье всеподданнейше выразить всемилостивейшему государю императору уверение, что учащие и учащиеся, принадлежащие к ведомству министерства народного просвещения, оправдают ожидание и надежды монаршие; и это уверение с полным убеждением в точности его исполнения передаю в настоящем случае самим деятелям на ученом поприще.

Бог нам да поможет в великом деле народного просвещения, от которого зависит настоящее и будущее России.

В заключение я должен присовокупить, что это открытое и положительное изложение видов правительства в деле о началах русского просвещения, бессомненно, возбудит во всех благонамеренных стремление, по мере сил, оправдать доверенность правительства и употребить все старания к охранению духа учащегося юношества от соблазна понятий, нам неприязненных и вредных. Между тем правительство, следя неослабно развитие сего важного по обстоятельствам дела, тогда только было бы вынуждено обратиться к мерам другого рода, когда ожидание его могло бы оказаться тщетным и меры кротости и доверия не достигли бы благой его цели.

Ваше сиятельство, не оставите обращать особое внимание на содержание сего предписания и повременно доносить мне о наблюдениях Ваших по вышеизложенным предметам, равно как и распоряжениях, кои, по местным соображениям, могли бы впоследствии оказаться полезными.


Подлинное подписал министр народного просвещения гр. Уваров


Скрепил директор В. Комовский


Верно: директор канцелярии В. Комовский


Ч. XVIII, арк. 84 — 90. Копія.


Опубл.: Русский архив. — 1898. — № 7. — С. 347 — 351.










№ 430

1847 p. травня, не пізніше 29. — ЦИРКУЛЯР МІНІСТЕРСТВА НАРОДНОЇ ОСВІТИ С.-ПЕТЕРБУРЗЬКОМУ УНІВЕРСИТЕТУ ПРО ВИХОВАННЯ МОЛОДІ В ДУСІ «ОФІЦІАЛЬНОЇ НАРОДНОСТІ»


С.-Петербургскому университету


С.-Петербургский университет, действующий в центре правительства и в виду министерства, должен являть особенное усердие в развитии просвещения из русского начала нашей народности. По своему положению, имея возможность скорее и ближе других знакомиться с движением умов в Европе и между западными славянами, он должен быть тем внимательнее к предлежащей ему обязанности предостерегать и охранять от ложных и опасных уклонений посещающее университетские курсы юношество и разливать на него свет полезных знаний об отечественной истории и словесности, об отечественных законах и преданиях. Проникнутые чувством истинно русским и чуждые ложных понятий мнимого славянства, преподаватели С.-Петербургского университета внушат и слушателям своим, что для нас ничего не может быть славнее имени русского, того знаменитого нашего имени, которое с основания государства нашего повторялось и повторяется миллионами народа в жизни общественной. Да слышится в университетах имя русского, как слышится оно в русском народе, который не мудрствуя лукаво, без воображаемого славянства, сохранил веру отцов наших, язык, нравы, обычаи — всю народность.


Верно: директор В. Комовский


Ч. XVIII, арк. 91. Копія.









№ 431

1847 р. травня, не пізніше 29. — ЦИРКУЛЯР МІНІСТЕРСТВА НАРОДНОЇ ОСВІТИ ХАРКІВСЬКОМУ УНІВЕРСИТЕТУ ПРО ЗАПРОВАДЖЕННЯ «РОСІЙСЬКИХ ЗАСАД» В ОСВІТІ ТА УСУНЕННЯ БУДЬ-ЯКИХ ПРОЯВІВ НАЦІОНАЛЬНОГО РУХУ НА УКРАЇНІ


Харьковскому университету


Харьковский университет, без сомнения, будет соревновать другим в пламенном усердии содействовать развитию русского просвещения из русского начала нашей народности. Разливая на учащихся свет истинных, полезных знаний об отечественной истории и словесности, об отечественных законах и преданиях, университет благоразумным влиянием своим устранит всякие необдуманные порывы провинциального духа, который мог бы быть иногда увлечен далее черты истинного и позволенного, несмотря на общее похвальное направление умов между туземцами. Не славнее ли для нас всякого частного и дробного наименования имя русского, то знаменитое имя, которое с основания государства нашего повторялось и повторяется миллионами народа в жизни общественной. Да слышится в университетах имя русского, как слышится оно в русском народе, который не мудрствуя лукаво, сохранил веру отцов наших, язык, нравы, обычаи — всю народность.


Верно: директор В. Комовский


Ч. XVIII, арк. 92. Копія.











№ 432

1847 р. травня, не пізніше 29. — ЦИРКУЛЯР МІНІСТЕРСТВА НАРОДНОЇ ОСВІТИ КИЇВСЬКОМУ УНІВЕРСИТЕТУ ПРО ЗАПРОВАДЖЕННЯ «РОСІЙСЬКИХ ЗАСАД» У НАВЧАННІ ТА УСУНЕННЯ ВПЛИВУ ПОЛЬСЬКОГО ВИЗВОЛЬНОГО РУХУ


Университету св. Владимира


Университет св. Владимира, младший между русскими университетами, созданный щедротами государя императора и всегда составляющий предмет его особенных попечений, имеет прекрасное, но вместе и трудное назначение сливать и примирять между собою на поприще нравственного образования два доселе враждебных начала, оба исходящие из одного корня славянского, соприкосновенные во многих отношениях, но издавна разлученные гибельным влиянием противоборства векового. На преподавателях университета св. Владимира лежит обязанность самого бдительного внимания, обязанность тем настоятельнейшая, что под личиною славянства легко может укрыться мятежный дух польский, готовый уловить умы неопытного юношества и коварно увлечь его за собою. Проникнутые чувством истинна русским и чуждые ложных понятий мнимого славянства, преподаватели университета св. Владимира внушат и питомцам своим, что для нас ничего не может быть славнее имени русского, того знамени, того нашего имени, которое с основания государства нашего повторялось и повторяется миллионами народа в жизни общественной. Да слышится в университетах имя русского, как слышится оно в русском народе, который, не мудрствуя лукаво, без воображаемого славянства, сохранил веру отцов наших, язык, нравы, обычаи — всю народность.


Верно: директор В. Комовский


Ч. XVIII, арк. 93. Копія.










№ 433

1847 р. травень. — ДОВІДКА III ВІДДІЛЕННЯ ПРО ТЕ, ЩО СУВОРУ ДОГАНУ ЦЕНЗОРУ І. М. СНЕГІРЬОВУ ЗА ДОЗВІЛ ДРУКУВАТИ ТВОРИ М. І. КОСТОМАРОВА «УКРАИНСКИЕ БАЛЛАДЫ» ЦАР ДАВ ЗГОДУ НЕ ОГОЛОШУВАТИ


Строгий выговор, назначенный цензору Снегиреву за пропуск сочинения Костомарова «Украинские баллады», впоследствии высочайше разрешено не объявлять.

См. об этом в деле о неприятностях между гр. Уваровым и гр. Строгановым, которое находится под № ...26 в секретных делах г-на управляющего III отделением С. е. и. в. канцелярии.


Ч XVIII, арк. 94. Оригінал.











№ 434

1847 p. травня 31. — СУПРОВІДНА ЗАПИСКА О. Ф. ОРЛОВА ДО ДОПОВІДІ ПРО ДІЯЛЬНІСТЬ СЛОВ’ЯНОФІЛІВ, НАДІСЛАНОЇ С. С. УВАРОВУ


Секретно


Его сия[тельст]ву С. С. Уварову

31 мая 1847 г., № 915


М[илостивый] г[осударь] Сергей Семенович!

Вместе с решением дела об Украйно-славянском обществе я представлял государю императору всеподданнейший доклад вообще о славянофилах с мнением моим о тех мерах, кои полезно было бы принять для направления их к деятельности в видах нашего правительства и предупреждения вреда, могущего происходить от их неуместных рассуждений.

Его императорскому величеству благоугодно было высочайше утвердить мое заключение.

Хотя по словесному нашему объяснению мне известно, что высочайше одобренное всеподданнейшее представление вашего сиятельств[а], не менее того, поставя себе за правило сопровождать все мои действия откровенностью, считаю копию с моего всеподданнейшего доклада о славянофилах представить на благоусмотрение Вашего сиятельства.


Примите уверение и прочее. Подписал гр. Орлов


Верно: кол[лежский] сов[етник] Константинов


Ч. XVIII, арк. 95. Відпуск.










№ 435

1847 р. червня 2. — ВІДНОШЕННЯ С. С. УВАРОВА ДО О. Ф. ОРЛОВА ПРО ЗАХОДИ ЩОДО СПРЯМУВАННЯ ДІЯЛЬНОСТІ СЛОВ’ЯНОФІЛІВ НА КОРИСТЬ САМОДЕРЖАВСТВА


Секретно

Его сият[ельст]ву гр. А. Ф. Орлову


2 июня 1847, № 750

Ответ на № 915 27


Милостивый государь гр. Алексей Федорович!

Имев честь получить при отношении вашего сиятельства от 31 мая за № 915 копию с высочайше утвержденного доклада Вашего о славянофилах и мерах, которые полезно было бы принять для направления их к деятельности в видах правительства, я вменяю себе в приятнейшую обязанность принести вашему сиятельству мою искреннейшую благодарность за сообщение этой бумаги. Мысли Ваши, милостивый государь, по этому предмету я вполне разделяю и как теперь, так и впредь буду руководствоваться высочайше утвержденными мерами. С моей стороны, о дальнейших наблюдениях моих по этому предмету доводя до высочайшего сведения его и. в., я не премину с равною откровенностью сообщить вашему сиятельству.

Примите, милостивый государь, уверение в совершенном почтении и преданности.


Гр. Уваров


Помітка про одержання: 3 июня 1847 г.


Ч. XVIII, арк. 96. Оригінал.











№ 436

1847 р. травня 29. — ЛИСТ ДИРЕКТОРА С.-ПЕТЕРБУРЗЬКОГО ПЕДАГОГІЧНОГО ІНСТИТУТУ І. І. ДАВИДОВА ДО ПРОФЕСОРА МОСКОВСЬКОГО УНІВЕРСИТЕТУ Ф. Л. МОРОШКІНА З ПОЗИТИВНОЮ ОЦІНКОЮ ЦИРКУЛЯРА МІНІСТРА НАРОДНОЇ ОСВІТИ


Копия с письма Ив. Давыдова из С.-Петербурга от 29 мая 1847 г. к Федору Лукичу Морошкину 28 в Москву


У Вас в университетском совете получится секретный циркуляр, важнее которого по содержанию не было в летописях просвещения, потому что он относится прямо к русскому уму, русской душе и русскому сердцу. В здешнем университете и в педагогическом институте он произвел чудное, восхитительное для русских действие: любопытно знать, как он подействует в Москве, в сердце России. Сделайте милость, по выслушании этой бумаги сообщите мне об эффекте и о подробностях.


Помітка: Подлинное возвращено.


Ч. XVIII, арк. 97. Копія.












№ 437

1847 р. травня, не раніше 29 29. — НОТАТКА III ВІДДІЛЕННЯ З ПРІЗВИЩАМИ АВТОРА ЛИСТА І ЙОГО АДРЕСАТА


Директор С.-Петербургского педагогического института действительный статский советник Давыдов.

Ординарный профессор Московского университета статский советник Морошкин.


Резолюція Л. В. Дубельта: Когда будет отсылать, тогда передать г-ну [...] 30


Ч. XVIII, арк. 98. Оригінал.










№ 438

1847 р. червня 19. — ДОНЕСЕННЯ M. А. КАШИНЦОВА Л. В. ДУБЕЛЬТУ ПРО ПРОФЕСОРІВ МОСКОВСЬКОГО УНІВЕРСИТЕТУ, ЯКИХ ВІН ВВАЖАЄ ЗА СЛОВ’ЯНОФІЛІВ (С. М. СОЛОВЙОВА, Ф. Л. МОРОШКІНА, К. Д. КАВЕЛІНА ТА ІНШИХ)


Ч. XVIII, арк. 99 — 101. Оригінал.











№ 439

1847 р. червня 19. — ДОНЕСЕННЯ М. А. КАШИНЦОВА Л. В. ДУБЕЛЬТУ ПРО ТЕ, ЩО С. Г. СТРОГАНОВ ВІДМОВИВСЯ ВИКОНУВАТИ ЦИРКУЛЯР МІНІСТЕРСТВА НАРОДНОЇ ОСВІТИ ВІДНОСНО СЛОВ’ЯНОФІЛІВ


Весьма секретно


Его превосходительству Леонтию Васильевичу Дубельту 19 июня 1847, № 27


О графе Строганове


Есть здесь между учеными шепот, будто попечитель университета гр. Строганов получил от министерства просвещения какую-то бумагу о славянофилах, но что не пустил ее в ход, высокомерно выразясь, что у него таковых, о коих пишут, нет.

Впрочем, никто его самонадеянности не верит и высокомерности его не уважает.

Замечают, что с этим шепотом те, кои слывут из славянофилов, сконфузились.


19 июня 1847, № 27.


Ч. XVIII, арк. 102. Оригінал.










№ 440

1847 р. червня 19. — ДОНЕСЕННЯ M. А. КАШИНЦОВА Л. В. ДУБЕЛЬТУ З МОСКВИ ПРО ДІЯЛЬНІСТЬ ПОЕТА M. О. НЕКРАСОВА, КН. В. Ф. ОДОЄВСЬКОГО, ПРОФЕСОРА M. І. НАДЄЖДІНА ТА ІН.


Весьма секретно


Его превосходительству Леонтию Васильевичу Дубельту


С .-Петербургские сведения из Москвы

От каких-то приезжих [у]слыш[а]н тихой рассказ, что будто издатель журнала министерства внутренних дел статский советник Надеждин занимается там делами о сектах и сам шутит этим делом, и будто приятелям своим рассказывает, что он всех морочит... и что в его же квартире, вероятно, для забавы, по его требованию совершали скопцы свой обряд, называемый радение, в коем кружились при песнопении.

Что будто Даль 31 заметил, что Надеждин садится ему на плечи и что Даль едет в даль, в Одессу на 4 месяца.

Что Надеждин соединился с директором Педагогического института Давыдовым и с ним в такой же связи, как он здесь с Погодиным, и что в этой связи много гадкого, ибо по славянофильству и как любителя древностей, говорят, Погодина посещают раскольники, что и вероятно, ибо есть давно уже здесь слух об здешних славянофилах, что следуют древнему обычаю, сходятся на площади для прения о вере с начетниками книг — раскольниками и толковали с ними в разных местах Федор Глинка, Хомяков и Аксаков и будто даже в костюме славянском; но как бывший обер-полицмейстер Цынский это только послышал, то толкователи и расточились и более в этих костюмах их не видали, а то бы Цынский их засадил под тем видом, что их будто счел за простолюдинов, ибо и в голову не может прийти, чтоб дворяне так были одеты. А эту зиму будто опять они сходились толковать с раскольниками, но уже в обычном костюме близ соборов, ибо некоторые раскольники ходят на поклонение к древней святыне. А Погодин морочит и их, и наше высшее духовенство.

Здесь нельзя не упомянуть, что все были удивлены, что известный харьковский архиепископ Иннокентий в приезд свой в С.-Петербург водился здесь с Погодиным так, что когда был у него на вечере, то и его харьковские певчие у Погодина в доме пели, и вместе с Погодиным он ездил к митрополиту Филарету, находящемуся в Троицко-Сергиевской лавре.

Тоже слух из С.-Петербурга, что будто Надеждин подбился к министру гр. Киселеву 32.

Очень желал бы, чтоб о Надеждине, как о бывшем профессоре московском, под каким-нибудь предлогом Вы изволили спросить конфиденциально помощника попечителя университета действ[ительного] ст[атского] сов[етника] Дм[итрия] Павл[овича] Голохвастова, что не будет щекотливо для гр. Строганова, ибо Надеждин уже не профессор, да и Голохвастов гр. Строганову письма, должно думать, не покажет. Как Голохвастов ни скромен до того, что даже никакой новости никогда не скажет (как и я также никому не скажу), но и тот уже без сомнения отзовется, что Надеждин ужаснейший мерзавец, лишь бы только дать Голохвастову почувствовать, что Вы желаете знать искренно его мнение 33.

Далее доложу о слухах из С.-П[етер]бурга, что гр. Киселев будто в большой связи с здешним Филаретом, а посредник их сношений известный негодяй, агрономический шарлатан, из причетнических детей действ[ительный] ст[атский] сов[етник] Стефан Маслов; об лицемерной его любви к ближнему, которую он везде любит выставлять, есть такой слух, что у него пропала шуба, за что он сек будто пять раз мальчика, который зачах и умер. Если это не выдумано, то вот какой он филантроп. Это люди скорее: «des filons et troupe» 34. Что будто Филарет для школ, подведомственных министерству гр. Киселева, написал было катехизис и будто этот катехизис был представлен на высочайшее воззрение и что высокий взгляд отбросил это зло.

Что в С.-Петербурге какой-то Некрасов, участвующий в журнале «Современник», есть бездельник бывший в числе бродяг, даже будто воров, писал фальшивые паспорты, одним словом, будто отъявленный мошенник. Что отец его ярославский богатый дворянин и отдалил его.

Что в С.-Петербурге же есть кн. Одоевский по имени, говорят, Владимир и, кажется, действ[ительный] ст[атский] советник; он воспитанник бывшего Московского университетского пансиона, что ныне Дворянский институт и преимущественно бывшего там инспектором, а теперь директора Педагогического института Ив[ана] Ив[ановича] Давыдова. Кн. Одоевский был вместе с Кюхельбекером 35 и братиею издателем журнала «Мнемозина», но, как хитрый человек, избегнул всякой последовавшей ответственности. Этот кн. Одоевский, говорят, выдавая себя за приверженного правительству, будто духа республиканского, имеет большие связи и что даже посещают его сановники, между коих у него видали и гр. Блудова; будто в гостиной он принимает по личине, а что у него есть особые сходбищи.

Будто и в С.-Петербурге многие разумеют пустоту суетливости слывущего у мелких людей важным чиновником действ[ительного] ст[атского] сов[етника] Липранди, разъезжающего от министерства внутренних дел, а в Москве умные люди, смеясь, что у него пропасть шпионов, выражаются по розыскам его то о сектах, то по торговле винами, что он занят исследованиями о фальсификации веры и вин.


19 июня 1847, № 28.


Ч. XVIII. арк. 103 — 106. Оригінал.










№ 441

1847 р. червня 21. — ДОНЕСЕННЯ M. A. КАШИНЦОВА Л. В. ДУБЕЛЬТУ ПРО ВИДАННЯ «МОСКОВСКИМ ОБЩЕСТВОМ ИСТОРИИ И ДРЕВНОСТЕЙ РОССИЙСКИХ» КНИГИ Г. Д. ЗУБРИЦКОГО 36 «КРИТИКО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ ЧЕРВОННОЙ ИЛИ ГАЛИЦКОИ РУСИ»


Весьма секретно


Его превосходительству Леонтию Васильевичу Дубельту


С представлением книги

Обращая бдительнейшее внимание на особенно повеленный мне благодетельным начальством предмет и прочитывая, сколь только возможно, сочинения до оного относящиеся, вместе с тем мне случилось слышать суждение о книге, переведенной с польского профессором Москов[ского] универс[итета] Бодянским еще в 1845 г. «Критико-историческая повесть временных лет Червонной или Галицкой Руси». Суждение это было таково, что книга сама по себе ничего не стоит, но что замечательно предисловие переводчика и так замечательно, что удивляются, как оно напечатано, ибо особенно может показаться резким для Австрии, по дружественным отношениям России с нею 37.

Я тотчас взял эту книгу, поспешил прочесть предисловие и, дабы не утомить Вашего внимания выписками, почтительнейше при сем препровождаю самую книгу 38, сделав заметки карандашом на многих местах предисловия. Благоволите взглянуть в ней на дозволение печатать, как удивительно, что тот же, кто ее переводил, тот же и дозволил печатать, только что сказано «по определению «общества».

Приемлю смелось доложить усерднейшее мнение, что, кажется, довольно этого случая, чтоб постановить подвергать все сочинения ученых обществ установленной цензуре, это в гражданской цензуре должно полагать необходимым сравнительно с печатаемыми проповедями архиереев, кои хотя их говорят без цензуры, но, однако ж, для напечатания их подвергают рассмотрению обыкновенных духовных цензоров, хотя и меньших званием относительно их сана.

На стр. XXI предисловия переводчика видно объяснительно, как Историческое общество и перевод, и напечатание ему поручило.

Очень удивительно, что это делается в том обществе, где президентом гр. Строганов — попечитель университета и у которого под ведомством цензурный комитет.

Приемлю смелость присовокупить, что, кажется, нужно было бы подтвердить цензурным комитетом касательно воспрещения пропускать статьи, не соответствующие дружественным отношениям империи Россиискои с другими государствами 39.

Означенная в сей докладной записке книга представляется в особом пакете за № 29.


21 июня 1847, № 30.


Ч. XVIII. арк. 107. 108. Оригінал.










№ 442

1847 р. червня, не раніше 21. — ВИСНОВОК III ВІДДІЛЕННЯ ПРО ПЕРЕДМОВУ ДО КНИГИ Д. ЗУБРИЦЬКОГО «КРИТИКО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ ЧЕРВОННОЙ ИЛИ ГАЛИЦКОЙ РУСИ»


Камер-юнкер Кашинцов доставил книгу «Критико-историческая повесть временных лет Червонной или Галицкой Руси», соч[инения] Зубрицкого, перевод с польского Осипа Бодянского.

Кашинцов обращает внимание на предисловие этой книги, в которой он отметил черным карандашом многие места, могущая, по его мнению, показаться резкими для Австрии, по дружественным отношениям с нею России.


Соображения


Собственно книга, переведенная Бодянским, есть история Галиции и не заключает в себе ничего противного нашему правительству. В самом предисловии можно заметить разве то, что он называет народ галицийский русским, братьями нашими, а Галицию сестрою России; но мысли эти (отмечено красною чертою) поставлены не на первый план и нигде нет рассуждений о присоединении Галиции к России.

Бодянский выражает только желание, чтобы ученые более трудились для обрабатывания истории Галиции, России и других земель.

Напротив того, в предисловии находится много мест (отмечено двумя красными чертами), доказывающих, что Бодянский мыслит в духе нашего правительства. Он осуждает тех иностранных писателей, которые выводят, что Русь Западная и Южная (Литва, Польша и Малороссия) не походят на Россию, но везде доказывает, что Русь Западная, Южная, Северная и Восточная — все это одна и та же Россия, все подвластные России земли — суть одна и та же Россия, что подвластные народы более и более делаются русскими, что поэтому даже не может быть отдельных историй Литвы, Польши, Малороссии и проч[ее], но может быть только история России.

Кашинцов отметил еще (на странице XX) стихи из чешского стихотворения, приведенные в предисловии. Если взять эти стихи отдельно, то может показаться, что в них говорится о тягости рабства, но Бодянский приводит их в той мысли, что люди и народы не должны целый век только что приготовляться к полезным действиям, быть как бы учениками, но должны действовать, и эту-то бездеятельную жизнь он называет игом, которое накладывают сами на себя ленивые люди.

Вообще книга Бодянского, кажется, не должна быть преследуема, тем более, что вообще к наблюдению, дабы ученые не допускали в сочинениях своих мыслей о присоединении иноземных славян к России и вообще ни о чем, что относится не до ученых, а до правительств, уже сделано распоряжение.


Резолюція Л. В. Дубельта: Так.


Ч. XVIII, арк. 109. 110. Оригінал.











№ 443

1847 р. липня 26. — ДОНЕСЕННЯ M. А. КАШИНЦОВА Л. В. ДУБЕЛЬТУ ПРО ЗМІСТ СТАТЕЙ В ЖУРНАЛІ «МОСКВИТЯНИН», № 1, ЗА 1847 р.


Ч. XVIII, арк. 111. Оригінал.










№ 444

1854 р. січня 8. — ЗАПИСКА Л. В. ДУБЕЛЬТА ПРО ПЕРЕДАЧУ ВСІХ ВІДОМОСТЕЙ ЩОДО СЛОВ’ЯНОФІЛІВ ДО ТОВАРИША МІНІСТРА НАРОДНОЇ ОСВІТИ


Ч. XVIII, арк. 112. Автограф.










№ 445

1854 р. січня, не пізніше 18. — ДОВІДКА III ВІДДІЛЕННЯ ПРО СЛОВ’ЯНОФІЛЬСТВО В РОСІЇ І ДІЯЛЬНІСТЬ УЧАСНИКІВ КИРИЛО-МЕФОДІЇВСЬКОГО ТОВАРИСТВА


Славянофилы наши, подражая ученым Западной Европы, заботятся о сохранении памятников древности, о восстановлении собственной народности, языка и литературы и об изгнании из наших нравов всего иноземного. Это направление, с одной стороны, похвальное, с другой — выходя из своих пределов, иногда порождает события, не соответственные настоящему порядку дел.

У нас славянофильство сделалось заметным сначала в Москве. Из приверженцев этого учения до 1847 г. были там известны бывший профессор университета Бодянский 40, профессор Шевырев, писатели Киреевский, Хомяков, Константин Аксаков и др. Одни из них носили простонародную русскую одежду и отпускали себе бороду, негодуя на императора Петра I, который, по их мнению, унизил Россию в собственном ее народном начале, отделив высшее сословие от низшего одеждою и наружностью; иные в преувеличенных возгласах рассуждали о всемирном вопросе на счет славян, будто бы обративших на себя внимание всей Европы, о необыкновенно великом значении славян, которые рано или поздно сделаются первенствующим народом в образованном мире и тому подобном. Выражаясь напыщенно и двусмысленно, они нередко заставляли сомневаться, не кроется ли под их патриотическими возгласами целей, противных нашему правительству. Константин Аксаков в 1846 г., по случаю 700-летия существования Москвы, написал в «Московских ведомостях» статью, в которой называл Москву народною столицею, говорил о земской думе, собранной при Иоанне IV из всей земли русской, о спасении русской земли в 1812 г. народом и проч[ее]. Тогда же на эту статью обращено было внимание бывшего попечителя Московского учебного округа гр. Строганова.

В 1847 г. обнаружено, что славянофильство может принять и преступное направление: в Киеве кандидат Гулак, адъюнкт-профессор Костомаров и кандидат Белозерский учреждали тайное общество под названием: «Общество св. Кирилла и Мефодия». С ними находились в сношениях или разделяли их мнения: бывший учитель С.-Петербургской гимназии Кулиш, художник Шевченко и другие молодые люди, большею частью воспитанники университета св. Владимира.

Цель этого общества сначала заключалась в том, чтобы, восстановляя народность, язык и литературу славянских племен, приготовлять эти племена к соединению под одну державу, но как все члены общества были уроженцы Малороссии, то вскоре славянофильство их обратилось в украйнофильство, и они перешли к предположениям о восстановлении Малороссии в том виде, в каком она находилась до присоединения к России. Не только в бумагах, хранившихся у соучастников Украйно-славянского общества, но даже в напечатанных сочинениях Кулиша и частию Костомарова описывались распоряжения императора Петра I и его преемников в виде угнетений и подавления прав народных, напротив того, дух прежнего казачества они изображали с восторженными похвалами, наезды гайдамаков представляли в виде подвигов рыцарства, славу времен гетманщины называли всемирною, приводили песни украинские, в которых выражается любовь к вольности, намекая, что этот дух не простыл и доселе таится в малороссиянах. Шевченко же в стихотворениях своих, сверх похвал прежнему времени и брани против нынешнего порядка, с невероятною дерзостию изливал клеветы и желчь на все священное для России. Наконец, у некоторых из соучастников найдены были устав общества и рукописи под заглавием «Закон божий» 41 самого революционного содержания. Хотя бумаги эти еще не сделались основанием или правилами Украйно-славянского общества, но оно могло принять направление, опасное для государственного спокойствия.

Виновные в то же время были подвергнуты строгим наказаниям, напечатанные сочинения Шевченки («Кобзарь»), Кулиша («Повесть об украинском народе», «Украйна» и «Михайло Чернышенко») и Костомарова («Украинские баллады» и «Ветка») изъяты из продажи, самим Шевченко и Кулишу запрещено писать, а первому и рисовать, бывшему адъюнкту — профессору Чижову, который оказался хотя поборником русской народности, но выходящим из границ благоразумия, предписано представлять свои сочинения на предварительное рассмотрение III отделения С. е. и. в. канцелярии, цензорам же, пропустившим вышеупомянутые сочинения, объявлен был строгий выговор.

Тогда обращено было внимание и вообще на славянофилов, тем более, что многие из них находились при воспитании юношества. Сверх того, лица, прикосновенные к Украйно-славянскому делу, оправдывали себя именно тем, что они считали деятельность свою согласно с видами правительства, ибо само учебное начальство, поощряя изыскания о славянских древностях и наречиях, отправляя путешественников (как отправляло и Кулиша) в земли западных славян и предписывая собирать в Малороссии и других областях России местные слова, пословицы и про[чее], как бы поощряло их к изучению науки славянской.

Вследствие этого по высочайшему повелению шефом жандармов сообщено было (от 30 и 31 мая 1847 г. № 897 и 915) 42 бывшему министру народного просвещения гр. Уварову, дабы наставники и писатели отнюдь не допускали ни на лекциях, ни в книгах и журналах никаких предположений о присоединении иноземных славян к России и вообще ни о чем, что принадлежит правительству, а не ученым, чтобы они рассуждали сколь возможно осторожнее там, где дело идет о народности или языке Малороссии и прочих земель, вошедших в состав России, не давая любви к родине перевеса над любовью к отечеству и устраняя все, что может вредить последней любви, особенно о мнимых настоящих бедствиях и о прежнем будто бы необыкновенно счастливом положении подвластных племен, чтобы все выводы ученых и писателей клонились к возвышению не Малороссии, Польши и других стран отдельно, а Российской империи, чтобы цензоры обращали строжайшее внимание особенно на московские, киевские и харьковские периодические издания и на все книги, сочиненные в славянофильском духе, не допуская даже тех полутемных и двусмысленных выражений, которые хотя не заключают в себе злоумышленной цели, но могут приводить читателей к предположениям неблагонамеренным. Перед тем временем и бывший министр народного просвещения циркулярными предписаниями сделал должные наставления по этому предмету попечителям учебных округов.

В 1852 г. получено было сведение, что в Москве вновь делаются заметными славянофилы, что хотя цель их состоит только в том, чтобы произвести переворот в русской литературе, не подражать иностранным писателям, искать для сочинений своих предметов самобытных и народных, но это стремление под руководством людей неблагонамеренных легко может обратиться в противозаконное и вредное. Поэтому из московских славянофилов над Константином и Иваном Аксаковыми, Хомяковым, Киреевским, профессором Соловьевым и другими учреждено секретное наблюдение и, сверх того, покойному министру народного просвещения князю Ширинскому-Шихматову 43 (от 14 июля 1852 г. № 1226) сообщено было, дабы на сочинения в духе славянофилов цензура обращала особенное и строжайшее внимание. Между тем Иван Аксаков представил на рассмотрение цензуры рукопись II тома «Московского сборника». Сочинители статей, помещенных в этой рукописи, доказывали, что учреждения государств не согласны с духом христианства, что в древней России существовал общинный быт, что тогда в отношениях между государем и его приближенными было братство, а в народе воля и приволье, что и ныне в некоторых местах России замечается стремление к общинному управлению. Вообще в статьях этих замечалось какое-то недовольство настоящим нашим образованием, образом жизни и даже учреждениями правительства, а древний русский быт выставлен был в преувеличенно лучшем виде, как заслуживающий, безусловно, одобрения и подражания в наше время. По высочайшему повелению, объявленному министром народного просвещения от 10 марта 1853 г. № 497, издание «Московского сборника» запрещено. Иван Аксаков лишен права быть редактором какого бы то ни было издания, сверх того, Ивану Аксакову, Константину Аксакову, Хомякову, Киреевскому и кн. Черкасскому приказано представлять рукописи на рассмотрение прямо в Главное управление цензуры и об этом сообщено циркулярно по цензурному ведомству.


Ч. XVIII, арк. 113 — 117. Відпуск.












№ 446

1854 р. січня 18. — СУПРОВІДНИЙ ЛИСТ Л. В. ДУБЕЛЬТА ДО ЗАПИСКИ ПРО СЛОВ’ЯНОФІЛІВ, НАДІСЛАНИЙ УПРАВИТЕЛЮ МІНІСТЕРСТВА НАРОДНОЇ ОСВІТИ


Секретно


Господину управляющему министерством народного просвещения

18 января 1854 года, № 135


По изъявленному вашим превосходительством желанию иметь сведения, находящиеся в III отделении С. е. и. в. канцелярии о славянофильстве и о лицах преимущественно замеченных в приверженности к оному, г-н генерал-адъютант гр. Орлов приказал составить записку по сему предмету, которую имею честь препроводить при сем вашему превосходительству.

Подписал управляющий отделением, г[енерал]-л[ейтенант| Дубельт

Верно; коллежский секретарь Васильев


Ч. XVIII, арк. 118. Відпуск.














ПРИМІТКИ


Частина вісімнадцята

СПРАВА ПРО СЛОВ’ЯНОФІЛЬСТВО ТА УКРАЇНОФІЛЬСТВО



1 Датується за док. № 404. — Док. № 403.

2 Див. т. 1, ч. I, прим. 72 — 74. — Док. № 403.

3 Див. т. I, прим. 57. — Док. № 403.

4 Див. док. № 404. — Док. № 405.

5 Доноси чиновника особливих доручень канцелярії III відділення М. А. Кашинцова з Москви дуже суб’єктивні, подекуди викликають сумнів щодо достовірності вміщених там відомостей і вимагають особливо критичного ставлення читача. Серед цих відомостей заслуговують на увагу свідчення про резонанс, який мали арешти кирило-мефодіївців у Москві серед професорів Московського університету. — Док. № 409.

6 Див. док. № 409. — Док. № 410:

7 На арк. 45 продовження док. № 421. (Сплутано III відділенням.) — Док. №419.

8 Див. док. № 411. — Док. № 420.

9 Рігельман О. І. — див. т. II, ч. V, прим. .217. — Док. № 217.

10 В тексті помилково «Бодянским». — Док. № 420.

11 По другой, вовсе не родня Гулаку. Прим. док. [Мається на увазі М. І. Гулак].

12 Ни в Министерстве внутренних дел, ни у С.-Петербургского военного генерал-губернатора не выдавалось ему паспорта. — Прим. док. — Док. № 423.

13 Маслов С. О. (1793 — 1879) — письменник, секретар Московського товариства сільського господарства, засновник «Земледельческого журнала». — Док. № 423.

14 Міллер Федір Іванович (1705 — 1783) — історик і археограф, член Петербурзької академії наук, активний прихильник норманістів, написав чимало творів з історії Росії («Описание Сибирского царства», «О летописце Несторе» та інші), України («Известие о запорожских казаках»). — Док. № 425.

15 Текст від слів «Теперь он слывет» до слів «не малороссийских» підкреслено вертикальною лінією. — Док. № 425.

16 На полі підзаголовок «О кн. Оболенском». — Док. № 425.

17 Текст від слів «Вам только» і до слів «главном архиве» підкреслено вертикальною лінією. — Док. № 425.

18 Текст від слів «Есть у ученых» і до слів «к нему отзывы» підкреслено вертикальною лінією. — Док. № 425.

19 Малиновський Олексій Федорович (1762 — 1840) — історик, сенатор, директор Московського архіву колегії закордонних справ, член-редактор по друкуванню державних грамот і договорів, член Академії наук, голова Товариства історії і старожитностей російських. — Док. № 425.

20 Текст від слів «принимая в соображение» і до слів «это место» підкреслено вертикальною лінією. — Док. № 425.

21 Данзас Костянтин Карлович (1800 — 1870) — приятель О. С Пушкіна і його секундант на дуелі, московський обер-прокурор, брав участь в російсько-іранській (1826 — 1828) і російсько-турецькій (1828 — 1829) війнах, у війні на Кавказі. — Док. №425.

22 Колошин Сергій Павлович (1822 — 1869) — російський письменник, гуморист, друкував твори в журналі «Москвитянин» і «Пантеон», видавав журнал «Зритель» (1862 — 1863). — Док. № 425.

23 «Слов’янське владо» — організація слов’яністів за кордоном (18451. — Док. № 426.

24 Чайковський Міхал — див. т. I, ч. III, прим. 164. — Док. № 426.

25 Див. т. I, ч. I, прим. 154. — Док. № 426.

26 В тексті номер не указано. — Док. № 433.

27 Див. док. № 434. — Док. № 435.

29 Морошкін Федір Лукич (1804 — 1857) — учений, юрист, професор Московського університету по кафедрі цивільних законів, захистив докторську дисертацію «О владении по началам российского законодательства» (M., 1839). — Док. № 436.

29 Датується за док. № 436. — Док. № 437.

30 Прізвище не прочитано. — Док. № 437.

31 Даль В. I. — див. т. I, ч. III, прим. 184. — Док. № 440.

32 Текст від слів «тоже слух» до слів «гр. Киселеву» підкреслено вертикальною лінією.

33 «Я же с Голохвастовым теперь о профессорах ничего не говорю, чтоб моим любопытством не навлечь какого подозрения». — Прим. док.

34 Зграя шахраїв (франц.). — Док. № 440.

35 Кюхельбекер Вільгельм Карлович (1797 — 1846) — відомий письменник, товариш О. С. Пушкіна, учасник повстання декабристів; друкував твори в журналах «Вестник Европы», «Сын отечества», «Благонамеренный». Разом з кн. В. Ф. Одоевським Кюхельбекер видав чотири книжки збірника «Мнемозина». — Док. № 440.

36 Зубрицький Д. I. — див. т. II, ч. V, прим. 266. — Док. № 441.

37 Текст від слів «что замечательно» до слів «России с ней», підкреслено вертикальною лінією. — Док. №441.

38 Книги в справі немає. — Док. № 441.

39 Текст від слів «кажется, нужно» до слів «другими государствами» підкреслено вертикального лінією. — Док. № 441.

40 О Бодянском см. еще в деле № 462, 1848 г. — Прим. док. — Док. № 445.

41 Див. т. I, док. № 45. — Док. № 445.

42 Див. док. № 434. — Док. № 445.

43 Ширинський — Шихматов П. О. — див. т. II, ч. V, прим. 253. — Док. № 445.






Див. також: Доповідь О. Ф. Орлова Миколі I про діяльність членів Кирило-Мефодіївського товариства
Вибрані документи з матеріалів слідчих справ Кирили-Мефодіївського товариства
Книги буття українського народу
Журнал слідства
Записка Василя Білозерського







‹‹   Головна


Етимологія та історія української мови:

Датчанин:   В основі української назви датчани лежить долучення староукраїнської книжності до європейського контексту, до грецькомовної і латинськомовної науки. Саме із західних джерел прийшла -т- основи. І коли наші сучасники вживають назв датський, датчанин, то, навіть не здогадуючись, ступають по слідах, прокладених півтисячоліття тому предками, які перебували у великій європейській культурній спільноті. . . . )



 


Якщо помітили помилку набору на цiй сторiнцi, видiлiть ціле слово мишкою та натисніть Ctrl+Enter.

Iзборник. Історія України IX-XVIII ст.