Уклінно просимо заповнити Опитування про фемінативи  


  ‹‹     Головна





Ф. Равита

ΘОМА ПАДУРРА.

(КРИТИЧЕСКІЙ ОЧЕРКЪ).


[Равита Ф. (Гавронський Ф.) Фома Падурра (Критический очерк) // Киевская старина. — 1889. — Т.26. — №9. — С.727-751.]



Очень немногіе изъ польскихъ писателей пріобрЂли такую извЂтность среди читающей публики, какою пользовался Θома или, какъ онъ самъ называлъ себя, Тымко Падурра, человЂкъ, неотличившійся на литературномъ поприщЂ ничЂмъ особеннымъ: произведеніями его увлекались читатели Украины, Подоліи и Волыни, и не объ одномъ изъ авторовъ не написано столько общихъ мЂстъ, къ счастію краткихъ по изложенію, сколько ихъ было написано о ПадуррЂ. Онъ былъ однимъ изъ тЂхъ поэтовъ, которымъ суждено было прославиться еще при жизни и при жизни же быть забытыми: нЂсколько лЂтъ спустя послЂ смерти Падурры, слава его имени и произведеній исчезла безслЂдно.

Однако популярность, которую пріобрЂлъ Падурра, не могла не имЂть своихъ причинъ, своихъ основаній; нЂтъ сомнЂнія, что поэтъ съумЂлъ затронуть чувствительную струну, если не всего современнаго ему общества, то, по крайней мЂрЂ, части его и части выдающейся, достаточно сильной, способной своею отзывчивостью на призывъ пЂвца дикой необузданной свободы упрочить за нимъ хотя бы мимолетную славу. ДЂйствительно, это было такъ. Славу очень часто пріобрЂтаютъ люди, которые, не возвышаясь надъ уровнемъ посредственности, умЂютъ приноровиться къ господствующимъ понятіямъ того общества, среди котораго живутъ, или произвесть сильное впечатлЂніе на современниковъ. ПослЂдующія поколЂнія, передавъ суду суровой критики мысли и поступки такихъ людей, забываютъ о нихъ. Къ числу людей, пользовавшихся такою мимолетною славою, принадлежалъ и Падурра. Именемъ его, нынЂ уже забытымъ, мы /728/ озаглавливаемъ настоящій очеркъ въ томъ убЂжденіи, что, знакомя читателя съ личностью этого поэта, пользовавшагося, въ свое время славою, намъ легче будетъ характеризовать извЂстный историческій моментъ, удастся, по крайней мЂрЂ бЂгло, изобразить мысли, чувства и дЂла современнаго поэту общества.

Кто же такой былъ Падурра? ОтвЂчаемъ на этотъ вопросъ вкратцЂ, насколько это необходимо для того, чтобы исправить ложное ходячее мнЂніе о поэтЂ, составленное по ошибочнымъ свЂдЂніямъ объ его жизни. Самымъ богатымъ запасомъ данныхъ для біографіи Падурры мы обязаны В. Пржиборовскому, который, послЂ смерти поэта, 20 октября 1871 года въ КазатинЂ, бердичевскаго уЂзда, расположенномъ недалеко отъ Махновки и Бердичева, обратился къ другу его, Маріану Васютинскому, (въ домЂ котораго поэтъ въ послЂднее время проживалъ и скончался), съ просьбою сообщить свЂдЂнія о ПадуррЂ, необходимыя ему, для критической оцЂнки литературной дЂятельности умершаго поэта. Васютинскій исполнилъ эту просьбу; Пржиборовскій же далеко не выполнилъ задачи, взятую имъ на себя, написавъ не разборъ произведеній Падурры, но похвальное слово ему, которое, свидЂтельствуя о добрыхъ намЂреніяхъ автора, въ то же самое время обнаруживаетъ въ немъ совершеннЂйшее незнаніе того духа, которымъ была проникнута дЂятельность Падурры, какъ народнаго пЂвца (какимъ, по мнЂнію автора, былъ поэтъ), равно и того слоя общества, среди котораго поэтъ жилъ и прославился.

Несмотря на это, заслуга Пржиборовскаго заключается уже въ томъ, что, собравъ извЂстное количество достовЂрныхъ біографическихъ фактовъ, онъ далъ возможность имЂть изображеніе Падурры не фантастическое, основанное на тЂхъ сказкахъ, которыя о немъ разсказываютъ, но согласное съ дЂйствительностью. Изъ рукописи Васютинскаго, послужившей матеріаломъ для Пржиборовскаго и помЂщенной въ журналЂ «Biblioteka Warsczawska» (1872 г., т. IV, книжка 12, подъ заглавіемъ Θома Падурра), прежде всего можно извлечь достовЂрныя хронологическія данныя, переданныя читающей публикЂ въ искаженномъ видЂ К. Вл. Войцицкимъ въ его исторіи польской литературы.

Родиною Падурры была Польша. ОтмЂчаемъ фактъ единственно въ виду того, что Падурра, писавшій на малорусскомъ языкЂ, не принадлежалъ вовсе ни по происхожденію своему, ни по духу къ малороссійскому племени. Родоначальникомъ Падурръ, по словамъ /729/ Васютинскаго, былъ нЂкто Янъ, «закарпатскій славянинъ», прибывшій въ Польшу въ концЂ царствованія короля Владислава IV и поступившій въ военную службу, въ отрядъ чужестранныхъ солдатъ. Женившись на Маріи Падурра- Слупецкой, онъ поселился въ ПольшЂ навсегда и имЂлъ въ числЂ потомковъ: Іоакима, намЂстника гусаръ кн. Димитрія Вишневецкаго, павшаго въ сраженіи подъ Подгайцами; Θому, приверженца Эмерика Текели, умершаго въ турецкомъ плЂну, въ КонстантинополЂ; Петра, поручика кавалерійскаго отряда Іосифа Потоцкаго, убитаго козаками при осадЂ БЂлой-Церкви; Павла, участвовавшаго въ Барской конфедераціи и сложившаго свою голову въ 1768 году въ сраженіи подъ Салихою.

Шляхетское достоинство первый изъ Падурръ пріобрЂлъ Іоакимъ Ерчакъ Падурра (по гербу Сасъ), поручикъ короля Яна III СобЂскаго; въ 1680 году онъ купилъ деревню Майданъ, въ русскомъ воеводствЂ, которую сынъ его, Θеодоръ, въ 1712 году продалъ трембовельскому чашнику Шептицкому за 15 тыс. червоныхъ золотыхъ, о чемъ имЂется актъ въ актахъ луцкихъ. Оттуда же, безъ сомнЂнія, можно бы было извлечь болЂе подробныя свЂдЂнія объ упомянутомъ выше МайданЂ; до извЂстію же о томъ, что онъ находился въ русскомъ воеводствЂ, невозможно сказать ничего опредЂленнаго: Майдановъ, расположенныхъ въ разныхъ мЂстностяхъ прежняго русскаго воеводства, и въ настоящее время имЂется очень много.

Около половины XVIII столЂтія Падурры поселились въ УкраинЂ, избравъ для жительства нынЂшній липовецкій уЂздъ. Продавъ часть деревни въ БерезовкЂ (авторъ замЂтки не опредЂляетъ точнЂе мЂстоположенія, Березовокъ же сушествуетъ не менЂе Майдановъ), Іоакимъ Падурра поселился въ деревнЂ СошанскЂ, принадлежавшей нЂкогда кн. Любомирскимъ, находившейся, по всей вЂроятности, вблизи нынЂшняго Самгородка и Синарной (нынЂ Свинарна), составляющей часть ильинецкаго имЂнія кн. Сангушковъ. Какъ вся мелкопомЂстная шляхта, Падурры занимались здЂсь земледЂліемъ, безъ сомнЂнія, отстаивая по временамъ на сеймикахъ права Любомирскихъ и Сангушковъ. Отъ этихъ то Падурръ произошелъ и Янъ Падурра, отецъ Θомы, получившій въ 1790 году, по окончаніи образованія въ одномъ изъ іезуитскихъ училищъ, отъ короля Станислава Августа дипломъ на званіе коморника или присяжнаго землемЂра. Въ какомъ именно іезуитскомъ училищЂ обучался Янъ неизвЂстно; изъ замЂтки Васютинскаго знаемъ только, что онъ въ томъ же 1790 году уже проживалъ въ Ильинцахъ, занимался измЂре-/730/ніемъ полей и за заслуги свои въ этомъ дЂлЂ получилъ отъ князя воеводы Іеронима Сангушка въ пожизненное владЂніе небольшой домъ съ пахатною землею, расположенный въ предмЂстьи м. Ильинецъ, у Литвиновой мельницы, на берегу рЂки, протекающей отъ этой мельницы и впадающей въ такъ называвшійся Каменный прудъ, ИзмЂривъ Тетіевщизну (м. Тетевъ, нынЂ таращанскаго уЂзда, смежнаго съ липовецкимъ, а не Темещизна, какъ ошибочно передаетъ Пржиборовскій), Янъ Падурра былъ назначенъ брацлавскимъ коморникомъ и получилъ поздравительное письмо отъ Θомы Островскаго.

Въ этомъ то домикЂ, въ которомъ впослЂдствіи родился Θома, князь воевода Сангушко принималъ въ 1786 году короля Станислава Августа, возвращавшагося изъ поЂздки въ Каневъ, на которую онъ возлагалъ столько надеждъ. Въ 1801 году, 21 декабря, отъ Анели, урожденной Панковской (по гербу Задора) изъ Плоцка, родился Θома. Спустя 80 лЂтъ послЂ упомянутаго посЂщенія домика послЂднимъ польскимъ королемъ, возвращавшимся изъ Канева разочарованнымъ въ своихъ ожиданіяхъ, и чрезъ 65 лЂтъ со дня своего рожденія (21 декабря 1801 г.), Θома случайно посЂтилъ Ильинцы. Моментъ этотъ, полный какого то торжественно-печальнаго настроенія, Васютинскій такъ изображаетъ въ своей замЂткЂ: «въ 1866 г., проЂзжая вмЂстЂ съ Падуррою, посЂтили мы эту мЂстность, расположенную въ настоящее врема за Коловротомъ, по лЂвую сторону отъ дороги изъ Ильинецъ въ Дашевъ. Мы нашли домикъ совершенно разрушеннымъ березовый лЂсокъ истребленнымъ; какой то дряхлый старикъ бродилъ по немъ, собирая сухія вЂтви. ЗдЂсь то по странному стеченію обстоятельствъ произошла встрЂча пана со слугою. Оказалось, что старикъ, еще мальчикомъ, былъ въ услуженіи у отца Θомы. УсЂвшись на памятникЂ-камнЂ, нЂмомъ свидЂтелЂ бесЂдъ послЂдняго польскаго короля съ послЂднимъ воеводою, Θома вступилъ въ разговоръ со старикомъ. ПослЂдній вскорЂ удалился со связкою сухихъ вЂтокъ; поэтъ заплакалъ. Наступилъ вечеръ. Изъ находящагося вблизи костела раздался звонъ, призывавшій къ молитвЂ: «Ave Maria», въ звукахъ его слышалось: «requiescat столькимъ людямъ, дЂяніямъ, ожиданіямъ... Странная судьба постигаетъ часто и мЂстности, и предметы, и людей...».

Въ 1822 году, послЂ смерти отца, семейство Падурръ поселилось въ МшанцЂ, вблизи Махариня, Махновки и БЂлиловки (бердичевскаго уЂзда), взявъ эту деревню въ арендное содержаніе отъ Пшилускаго. По окончаніи контрактнаго срока, приблизительно въ /731/ 1830 году, Падурры пріобрЂли въ МахновкЂ небольшой домъ, въ которомъ стали жить, имЂя во гла†семьи старшаго изъ братьевъ Іосифа, человЂка образованнаго, окончившаго въ 1817 году виленскій университетъ. Капиталъ, бывшій у нихъ въ рукахъ, за оставленіемъ аренды, былъ помЂщенъ въ банкирской конторЂ Гальперина въ Бердиче†и впослЂдствіи, когда этотъ извЂстный въ свое время на УкраинЂ банкиръ обанкротился, весь пропалъ. Изъ членовъ семьи Θома умеръ послЂднимъ.

Первоначальное научное и нравственное образованіе Падурра получилъ частью въ родительскомъ домЂ, частью въ приходскомъ ильинецкомъ училищЂ, въ которомъ одновременно съ нимъ обучался и Северинъ Гощинскій. Выучившись здЂсь прислуживать во время обЂдни, мальчики часто исполняли обязанности прислужниковъ въ мЂстномъ костелЂ; посЂтивъ въ 1866 году этотъ храмъ, Падурра съ радостнымъ волненіемъ осматривалъ ту же самую кадильницу, которую ребенкомъ употреблялъ во время костельной службы. Когда мальчики стали подростать, родители помЂстили и того и другаго въ винницкое училище, гдЂ въ теченіи двухъ лЂтъ они воспитывались вмЂстЂ. ЗатЂмъ отецъ Гощинскаго, переЂхавъ на жительство въ Лещиновку, вблизи Умани, отдалъ сына въ ученіе базиліанамъ, въ то время какъ Θома продолжалъ оставаться въ училищЂ въ ВинницЂ, гдЂ въ 1820 г. окончилъ полный курсъ ученія. СвЂдЂніе это о времени пребыванія Падурры въ училищЂ важно тЂмъ, что даетъ возможность провЂрить и исправить ни на чемъ не основанные разсказы о предпринятомъ будто бы Падуррою одновременно съ эмиромъ Ржевусскимъ путешествіи на востокъ, гдЂ, говорятъ, онъ находился съ 1817 по 1820 годъ, т. е. какъ разъ въ то время, когда въ дЂйствительности онъ оставался еще въ училищЂ. Когда Падурра окончилъ курсъ наукъ въ винницкомъ училищЂ, визитаторъ школъ Вележинскій, замЂтивъ въ немъ способности и прилежаніе къ наукамъ, отправляясь в обычную свою поЂздку для посЂщенія и осмотра учебныхъ заведеній, взялъ его съ собою въ качест†секретаря. Пространствовавъ вмЂстЂ съ визитаторомъ въ теченіи двухъ мЂсяцевъ, Падурра прибылъ наконецъ въ Кременецъ, въ извЂстный въ свое время лицей, основанный стараніями Чацкаго, записался въ число его воспитаниковъ и въ 1825 году окончилъ полный курсъ ученія. Въ лицеЂ, по словамъ Люціана Семенскаго, онъ изучалъ исторію и писалъ стихотворенія и думы. Въ польской литературЂ въ то время зарождался романтизмъ: въ средЂ писателей, равно какъ и среди образованной /732/части общества, господствовали два направленія мысли: и то, и другое полное мечтательности, хотя уже отрЂшившееся отъ формъ сентиментальной идилліи съ переодЂваніями въ костюмы XVIII в. и напыщеннаго французскаго классицизма. Представителемъ перваго направленія былъ Байронъ, втораго — Оссіанъ, о которомъ высокопарно писалъ Л. Семенскій, что онъ своими «полусонными и фантастическими повЂстями пробуждалъ дремлющія событія туманнаго прошедшаго». Люди, одаренные болЂе живымъ, болЂе сильнымъ чувствомъ, или считавшіе себя одаренными такимъ чувствомъ слЂдовали Байрону, люди съ темпераментомъ болЂе созерцательнымъ, съ оттЂнкомъ меланхолической мечтательности являлись приверженцами Оссіана».

«Если Мицкевичъ и Словацкій, Гощинскій и Мальчевскій, говоритъ Л. Семенскій, не могли избЂгнуть подводныхъ скалъ байроновскаго направленія, то какимъ образомъ могъ Падурра, хотя и одаренный талантомъ, талантомъ самостоятельнымъ и отечественнымъ (какой же это талантъ?), но все таки стоящій ниже ихъ, устоять, не дать захватить себя этому все увлекающему за собою теченію? Байронъ и Оссіанъ дали ему литературное образованіе; до конца своей жизни онъ читалъ ихъ съ большою охотою». Къ этому слЂдовало бы прибавить, что упомянутые выше поэты, хотя и натолкнулись на подводные камни байронизма, все таки съумЂли проникнуть въ океанъ истинной поэзіи, потому что они были люди выдающіеся, одаренные истиннымъ талантомъ; Падурра же, какъ ни стремительно порывался всю жизнь подняться высоко, не имЂлъ въ этомъ никакого успЂха. Напротивъ того, онъ занялъ среди писателей гораздо низшее мЂсто, нежели то, на которое могъ бы стать по своемъ способностямъ. Но объ этомъ рЂчь впереди.

Въ то же самое почти время, когда юный Падурра поступилъ въ число воспитанниковъ кременецкаго лицея, возвратился изъ путешествія по пустынямъ востока Нежда Вацлавъ Ржевускій, прославившійся впослЂдствіи подъ именемъ Эмира Тагъ-Эль-Факеръ-Абъ-Эль-Нишана. Какимъ образомъ и гдЂ именно познакомился Падурра съ эмиромъ, не знаемъ, во всякомъ случаЂ знакомство это ведетъ свое начало задолго до 1830 г., относится, по всей вЂроятности, ко времени окончанія Падуррою ученія, такъ какъ въ это время онъ уже часто встрЂчается въ общест†Ржевускаго, даже вблизи Дашева, гдЂ, по словамъ мЂстныхъ преданій, какъ подъ историческимъ Гузовомъ, «кровь смЂшалась со словомъ». /733/

Во время пребыванія въ кременецкомъ лицеЂ Падурра не усвоилъ себЂ основательныхъ знаній, которыхъ, даже при всемъ своемъ стараніи, никогда не проявилъ впослЂдствіи, тЂмъ не менЂе успЂлъ въ теченіи этого времени заручиться тЂми внЂшними признаками, тЂмъ лоскомъ благовоспитаннаго человЂка, которые въ то время считались еще плодами строго научнаго образованія и благодаря которымъ онъ усвоилъ себЂ тотъ сентиментально свободный образъ мыслей относительно славянофильскихъ идей, съ которымъ не разставался даже послЂ уроковъ братства подъ Дашевомъ, какъ это видно изъ примЂчанія къ «Украинкамъ», изданнымъ въ Варша†въ 1844 году. Время существованія кременецкаго лицея и виленскаго университета составляеть для польскаго общества, жившаго въ УкраинЂ, можно сказать, свЂтлую эпоху: всЂ умственныя силы его, какъ бы пробужденныя отъ продолжительнаго отдыха, стали дЂйствовать: одновременно появилось несколько личностей, прославившихся впослЂдствіи, которые сообща съ другими содЂйствовали къ образованію эпохи самой славной, самой богатой въ исторіи польской литературы, славной и богатой не количествомъ печатныхъ произведеній, но силою проявившагося въ нихъ творчества. Богданъ ЗалЂскій, Гощинскій, М. Грабовскій, нЂсколько позже Гроза, Т. Олизаровскій, до того Мальчевскій — всЂ эти писатели появились въ свЂтъ почти въ одно время, какъ бы подъ вліяніемъ какой то невидимой силы. Эпоха борьбы, ожиданій, неудачъ, самообольщенія, которою польское общество закончило XVIII столЂтіе, общая кипучая дЂятельность, лихорадочное настроеніе умовъ, какъ бы по наслЂдству, перешли къ послЂдущимъ поколЂніямъ, сосредоточившись въ извЂстныхъ личностяхъ. Духъ свободы, плодъ французской революціи, сталъ воодушевителемъ, двигателемъ и польскаго общества. Среди неопредЂленныхъ стремленій нарождающихся поколЂній, время отъ времени проявлялась болЂе осмысленная, болЂе осязательная мысль отдЂльныхъ личностей о необходимости направить свою дЂятельность къ изученію своей родины и народа.

Первымъ проповЂдникомъ этой идеи былъ Зоріанъ Доленга Ходаковскій, дЂятельность котораго, нужно сознаться, не была понята въ ПольшЂ. Онъ принужденъ былъ обратиться за помощью къ русскому правительству, которое, давъ ему пособіе, пріобрЂло послЂ его смерти всЂ его литературныя произведенія 1).



1) Сбориикъ пЂсенъ пріобрЂтенъ отъ вдовы Ходаковской покойнымъ М. А. Максимовичемъ.



Ими впослЂдствіи пользовались /734/ русскіе писатели, какъ матеріаломъ для своихъ изслЂдованій. Впрочемъ и польскіе писатели въ поэзіи и жизни народа, его преданіяхъ, нравахъ и обычаяхъ, въ его взглядахъ на природу и ея явленія стали усматривать неисчерпаемыя сокровища поэтическаго матеріала и исключительно поэтическаго.

Отсюда понятно, почему польскіе писатели, даже эстетики, какъ Грабовскій, изъ народной среды для своихъ произведеній брали матеріалъ исключительно поэтическій; богатствомъ и яркостью красокъ, суровостью, составляющую какъ бы основу и фонъ для картинъ народнаго быта, и въ то же время задушевностью, которою при всей своей суровости отличалась жизнь козаковъ, эти писатели оживляли изнЂженную, надушенную, напудренную, напыщенную поэзію и вообще литературу Польши. Исторія, этнографія, естествознаніе, народная словесность были оставлены ими въ сторонЂ: мы говоримъ о представителяхъ возникавшей тогда такъ называемой украинской школы поэзіи. Удивляться этому нечего, если принять во вниманіе, что народная жизнь ни съ одной изъ упомянутыхъ нами сторонъ въ то время не была еще обработана. Общее вниманіе прежде всего было привлечено тЂмъ, что рЂзче бросалось въ глаза всякому, а именно особаго рода красками. Поэтому то и названіе украинская школа, даваемое Грабовскимъ цЂлой извЂстной группЂ польскихъ поэтовъ, должно быть понимаемо въ томъ смыслЂ, что писатели эти внесли въ область польской литературы особыя, отличныя отъ имЂвшихся въ ней краски, новый колоритъ, своеобразныя небеса, солнце, всю природу, цвЂта, другія лица и характеры, другую обстановку. Грабовскій, болЂе другихъ одаренный эстетическимъ чувствомъ, первый замЂтилъ это. Особаго рода краски, подобно тому, какъ въ Италіи въ XV в. создали отдЂльную въ живописи венеціанскую школу, въ ПольшЂ образовали въ поэзіи новую украинскую школу.

Романтизмъ, переходя въ область народной жизни, направлялъ въ ея сторону и умственныя силы польскаго общества, и такъ какъ Украину населялъ народъ другаго племени, то по естественному ходу вещей на него преимущественно стали обращать вниманіе. Пусть мы, поляки, ослЂпленные враждою, вели съ этимъ народомъ кровавую борьбу, все таки мы и работали сообща съ нимъ въ его же пользу, населяя безлюдныя украинскія степи, а общность труда во всякомъ случаЂ порождаетъ извЂстную связь между трудящимися. Сталкиваясь на томъ и другомъ поприщЂ взаимной борьбы и общаго труда, мы должны были познакомиться и съ внутреннею, духовною жизнью ма-/735/лороссійскаго народа, по крайней мЂрЂ настолько, насколько та была доступна нашему взору, насколько позволяли намъ покровы недовЂрія и непріязни со стороны малороссовъ, скрывавшіе ее отъ насъ. Знакомство наше съ этою жизнью, насколько оно зависЂло отъ насъ самихъ, было, если такъ можно выразиться, панское, касалось тЂхъ ея сторонъ, которыя не оскорбляли нашего эстетическаго чувства и, не находя удовлетворенія послЂднему въ дЂйствительности, въ современности, ограничивалось прошлымъ; такое знакомство съ жизнью народа не требовало сближенія съ самимъ народомъ и въ то же время давало возможность брать изъ его прошедшаго богатый матеріалъ для поэтическихъ произведеніи. Поэты въ этомъ случаЂ слЂдовали изреченію Гете, которое послужило Мицкевичу девизомъ: «was in Unsterblichkeit soll bleiben, mus in Leben untergehen». Минувшее воспЂвали, не говори уже о менЂе извЂстныхъ писателяхъ, поэты: Мальчевскій, Гощинскій, Богданъ ЗалЂскій, даже Гроза и Олизаровскій, прозаики: М. Грабовскій и др. Романтизмъ, родоначальникомъ котораго питается Мицкевичъ (въ балладахъ), смЂнило подъ вліяніемъ его же развившееся направленіе въ поэзіи, поддерживаемое страстностью Зоріана Ходаковскаго, направленіе, вполнЂ согласное съ романтизмомъ, касавшееся прошедшаго и въ то же время указывавшее на новый источникъ поэзіи — жизнь народную. Повторяемъ: всЂ увлекались прошлымъ. Одинъ только Ал. Гроза не убоялся брать для своихъ произведеній сюжеты изъ дЂйствительной, современной ему жизни (О душахъ покойниковъ, Мартынъ и др.).

Общаго увлеченія не избЂжалъ и Падурра, какъ поэтъ, онъ пошелъ за другими торною дорогою, съ тЂмъ однако громаднымъ различіемъ, что обстоятельства, поставившія его въ особенныя условія, безусловно подчинили его себЂ, деспотически завладЂли его поэтическимъ воображеніемъ, направили его въ одну сторону, обезсилили, сдЂлали рабомъ прихотей чудака магната, удостоивавшаго поэта своею дружбою. Падурра сталъ не народнымъ пЂвцомъ (нЂтъ сомнЂнія, что поневолЂ), не носителемъ преданій, не проповЂдникомъ высшихъ идей, но поэтомъ, воспЂвающимъ ту полную странностей и разгула жизнь, которою жили въ домЂ друга его эмира. А жизнь эта, какъ ни блистала своею внЂшностью, въ сущности была пустою, безсодержательною, безцЂльною, не могла удовлетворить потребностей высшихъ умовъ, не была въ состояніи образовать около себя партіи, собирала вокругъ себя лишь отдЂльныя личности, жаждущія отличиться, возвыситься, прославиться, личности, которыя не могли занять мЂста /736/ среди мыслящаго общества. Падурра не обладалъ эстетическимъ чувствомъ, не былъ мыслителемъ настолько, чтобы возвыситься надъ уровнемъ красивой по внЂшности, но въ то же время, безсодержательной среды, которая его окружала, остался навсегда, правда своеобразною, но тЂмъ не менЂе посредственностью въ то время когда другіе опередили его на поприщЂ возвышенной мысли. Своеобразіе и извЂстность Падурры легко объясняются тЂмъ, что онъ писалъ на малорусскомъ языкЂ. НЂтъ сомнЂнія, что, если бы языкъ его произведеній былъ польскій, критики не обратили бы на него никакого вниманія или, но высшей мЂрЂ, причислили бы его къ разряду второстепенныхъ подражателей Б. ЗалЂскаго. Не новость темы, новость языка, выражавшаго польскія идеи, дЂлала для многихъ увлекательными стихотворенія Падурры, извЂстность, которою онъ пользовался, не выходила изъ предЂловъ шляхетской, часто магнатской среды, къ которой принадлежалъ эмиръ Ржевускій. Не критика, не заслуги, не искусство, не вдохновеніе, не геніальность, не талантъ доставили ПадуррЂ популярность: пріобрЂлъ онъ ее благодаря своему меценату эмиру, у котораго жилъ, который возилъ его съ собою по УкрайнЂ, Волыни и Подоліи, гдЂ панскіе лизоблюды и окрестная шляхта, съЂзжавшаяся на обЂды и балы къ Ржевускимъ, СапЂгамъ (въ Константино†и СлавутЂ), Любомирскимъ, восхищались поэтомъ не потому, что онъ имъ казался дЂйствительно достойнымъ удивленія, но потому, что имъ восхищался эмиръ, авторитетность котораго въ данномъ случаЂ заступала эстетическое чувство; впрочемъ, о послЂднемъ не можетъ быть здЂсь и рЂчи, на него никто изъ описываемаго общества не считалъ нужнымъ обращать вниманія, извЂстное выраженіе Мицкевича: «гопъ, гопъ! цупъ, цупъ!», которымъ поэтъ характеризовалъ крикливость украинскихъ стихоплетовъ, вполнЂ примЂнимо къ упомянутымъ цЂнителямъ таланта Падурры. Не удивительно, что пылкій, полный поэтическаго настроенія юноша, сблизившись съ такимъ чудакомъ — мечтателемъ, какимъ былъ эмиръ, привязался къ нему всецЂло. Въ какую обстановку онъ попалъ, поселившись у своего новаго друга, видимъ изъ описанія Л. Семенскаго въ его сочиненіи «Вацлавъ Ржевускій и его приключенія въ Аравіи»: «фантастическая восточная одежда, говоритъ онъ, образъ жизни, рЂзко отличающійся отъ обыденной жизни, какою жили шляхта и паны, выдающаяся красота и сила лошадей — все это привлекало вниманіе всей провинціи. Со всЂхъ сторонъ съЂзжались къ эмиру гости: увидЂть его, осмотрЂть его домъ, полюбоваться его кобылицами и жереб-/737/цами; съ удивленіемъ, смЂшаннымъ съ недовЂріенъ, присущимъ нашимъ деревенскимъ обывателямъ, они слушали разсказы объ арабскихъ приключеніяхъ, которые эмиръ умЂло дополнялъ бедуинскими пЂснями, ловкимъ метаніемъ копія, трудными упражненіями съ джигитомъ, верховою Ђздою по образцу сыновъ пустыни. Способъ, какимъ онъ обращался съ лошадьми, одежда его и вооруженіе были новинкою для его сосЂдей, онъ же объяснялъ все съ подробностями, указывалъ и практическое примЂненіе каждой частности, о малЂйшей вещи умЂлъ разсказать что либо любопытное и этимъ приводилъ слушателей въ восторгъ и удивленіе. Все въ эмировомъ домЂ интересовало и забавляло, подобно каждой новинкЂ; болЂе всего занимательною являлась личность самаго эмира, въ особенности для женщинъ, терявшихъ головы при видЂ чудака, въ сравненіи къ которымъ казались ничтожными герои романовъ и который стоялъ выше самыхъ образцовыхъ провинціальныхъ рыцарей. Эмиръ былъ увлекательнымъ собесЂдникомъ; развлекалъ гостей анекдотами, пЂлъ, тЂшилъ своебразною верховою Ђздою, удивлялъ знаніями (какими же?), впрочемъ нерЂдко давая разговору сентиментальное и гуманное (?) направленіе, наводилъ на слушателей невыносимую скуку».

Жизнь, какъ видимъ, велась разгульная, веселая, ничЂмъ нестЂсняемая, поражающая зрителей необычайностью происшествій, приключившихся съ героемъ, который былъ ея центромъ. Эмиръ являлся въ сіяніи славы героя авантюриста, въ роли, болЂе доступной чувствамъ, и поэтому легче воспринимаемой людьми, одаренными пылкимъ воображеніемъ. Онъ былъ какъ бы продолженіемъ ряда польскихъ авантюристовъ XVIII в. и если не пріобрЂлъ такой извЂстности, какою пользовался Беніовскій, то единственно потому, что исчезновеніе его произошло также быстро, какъ появленіе. Въ домЂ эмира всЂ забавлялись и... только, искали сильныхъ впечатлЂній, измышляли странности, способныя удовлетворить разыгравшееся воображеніе. Попавъ въ этотъ водоворотъ жизни, Падурра сжился съ нимъ не столько душою, сколько юношескимъ пыломъ, соединеннымъ съ врожденною ему склонностью къ мечтательности. Не общность характеровъ сблизила Падурру съ Ржевускимъ, но общая обоимъ мечтательность. Восхищенный эмиромъ, «онъ написалъ, говоритъ Пржиборовскій, въ подражаніе «Фарису» Мицкевича думу въ формЂ оды или кассыды послЂдняго». Жаль, очень жаль, что эта ода или кассыда и вмЂстЂ съ тЂмъ дума, написанная въ подражаніе «Фарису», не сохранилась. Вотъ — такъ была бы головоломная работа, разобрать /738/ эту думу (съ эпическо-лирическимъ содержаніемъ), написанную въ формЂ оды!...

Подъ живымъ еще впечатлЂніемъ жизни, проведенной въ Аравіи, жизни, полной дикой свободы, эмиръ не могъ продолжительное время довольствоваться поклоненіемъ прекраснаго пола и игрою въ лошадки, его безпокойный духъ требовалъ большаго, полюбивъ славу, онъ не могъ жить одними воспоминаніями о прожитыхъ имъ впечатлЂніяхъ и сталъ стремиться въ УкраинЂ найти Аравію; поиски эти были непродолжительны, они вскорЂ увЂнчались успЂхомъ: искомое онъ нашелъ въ преданіяхъ козачества.

Жизнь козаковъ отличалась такимъ удальствомъ, молодечествомъ, имЂла въ себЂ столько поэзіи и въ то же время реальности, соединяла въ себЂ столько противорЂчій, что способна была удовлетворить самый требовательный, самый избалованный эстетическій вкусъ. Изъ нея Б. ЗалЂскій заимствовалъ свою думу о гетманЂ Косинскомъ, Гощинскій — Швачку и Орлика изъ Каневскаго замка.

Въ непродолжительное время домъ эмира преобразился: наполнился козаками (конечно, не настоящими, а приспсобленными къ этой цЂли); арабскія лошади, сбруя, вооруженіе стали служить декораціями для новой картины, Эмиръ сталъ исполнять роль малороссійскаго гетмана: быть можетъ, воображенію его представлялись Зборовскій, Косинскій, Кишка... Какъ бы тамъ ни было, въ самомъ центрЂ Украины потекла новая жизнь, жизнь полная необузданнаго разгула, представлявшая собою смЂсь шляхетскаго задора съ козацкимъ молодечествомъ и преобразовавшаяся впослЂдствіи въ самое обыкновенное безчинство, память о которомъ живетъ въ УкраинЂ и въ настоящее время.

Такимъ образомъ произошло непонятное съ перваго взгляда явленіе: польское общество на УкраинЂ, всЂми силами старавшееся подавить историческое козачество и въ концЂ концовъ успЂвшее въ этомъ, когда отъ истощенія силъ и само пало, 70 лЂтъ спустя, одЂвъ трупъ побЂжденнаго врага въ козацкую одежду, забавлялось имъ, забавлялось мечтами, что трупъ этотъ въ широкихъ шароварахъ, синихъ полужупанахъ, съ «оселедцемъ», вернется къ жизни на нашу славу. Въ домЂ эмира пошла новая жизнь: «лошади, козацкая дружина, готовая броситься въ огонь и воду по одному слову пана, говоритъ, увлекаясь, Пржибидоровскій, поЂздки верхами по степямъ въ тихую ясную ночь, съ бедуинскимъ копьемъ, султаномъ изъ страусовыхъ перьевъ, въ бЂломъ эмировомъ плащЂ, быть можетъ, дЂломъ рукъ какого нибудь /739/ Берки или Сруля нзъ Ольгополя или Балты, — вотъ обстановка, среди которой жилъ эмиръ и его пріятель Падурра». Подобныя прогулки, совершаемыя при обыкновенныхъ условіяхъ, въ обыкновенной одеждЂ, безъ сомнЂнія, могли быть очень пріятными, совершаемыя же съ переодЂваніемъ въ фантастическіе костюмы, являлись ничЂмъ инымъ, какъ маскараднымъ шествіемъ масляницы, направлявшимся не на Corso, quai des Anges или Plazza di San-Marco, но въ украинскія степи. Козацкая дружина, представлявшаяся издали эффектною, подобно тому какъ и въ настоящее время панскій кучеръ, одЂтый козакомъ, приводитъ въ удивленіе варшавскаго простака-обывателя, стремящагося подъ видомъ посЂщенія богатыхъ магнатскихъ библіоітекъ, вкусить отъ блюдъ изысканной панской кухни, — при ближайшемъ разсмотрЂніи оказывалась состоявшею изъ самыхъ обыкновенныхъ жокеевъ, лакеевъ, одЂтыхъ по козацки, которые, если и имЂли готовность по приказанію пана идти въ огонь и въ воду, то единственно потому, что, будучи крЂпостными, не были отвЂтственными за послЂдствія даваемыхъ имъ распоряженій, твердо были убЂждены въ томъ, что въ случаЂ возникновенія уголовныхъ дЂлъ, найдутъ у своего пана покровительство и защиту. Они были люди, совершенно равнодушно относящіеся къ магнатскимъ выходкамъ, руководившіеся въ своихъ дЂйствіяхъ пословицею: «скачы, враже, якъ панъ каже». Понятно, что о внутренней связи въ данномъ случаЂ не можетъ быть и рЂчи. Эти самые козаки, существовавшіе еще лЂтъ 30—40 тому назадъ, съ тЂхъ поръ какъ жизнь польскаго общества постепенно вошла въ болЂе узкія рамки, стушевались совершенно: стали отчасти работниками въ полЂ и въ огородахъ, отчасти въ качест†наемныхъ козачковъ служителями при панскихъ дЂтяхъ или у перезрЂлыхъ дЂвъ, желающихъ тЂмъ указать на свое происхожденіе изъ Украины. «Среди вышеупомянутой козацкой дружины, пишетъ Семенскій, былъ другъ эмира поэтъ Θома Падурра, слагавшій очень удачныя думки на малорусскомъ языкЂ, былъ также Витортъ, торбанистъ, который сочинялъ къ нимъ ноты и пЂлъ... за нимъ пЂли хоромъ козаки (конечно, вЂрные девизу: «скачы, враже, якъ панъ каже»), вЂрные товарищи пана». Разсказчикъ, желая придать этимъ словамъ характеръ чего то необычайнаго, допустилъ ошибку, прямо вытекающую изъ незнанія народной поэзіи: думы — пЂсни эпическія — не хоровыя, поются народомъ не хоромъ, а речетативомъ.

Итакъ, Падурра жилъ въ домЂ эмира въ качест†придворнаго поэта. Вотъ, что говоритъ о немъ въ стихахъ менЂе его извЂстный, /740/ но бЂлЂе талантливый Олизаровскій: «онъ (Падурра) не могъ похвастаться крЂпкимъ здоровьемъ, но былъ ловокъ, какъ угорь, съ быстротою его трудно сравняться облакамъ, лошадей любилъ, какъ дитя; когда онъ сядетъ на коверъ по серединЂ комнаты съ козаками, станетъ перебирать умЂлою рукою струны торбана, ястребинымъ взглядомъ пробЂжитъ по лицамъ козаковъ, сердце твое пусть не старается охладиться, не охладится: удары по струнамъ рукъ двЂнадцати человЂкъ упадутъ на тебя, подобно падающей на траву росЂ; дума заговоритъ посредствомъ твоего собственнаго сердца». Ясно, что эмиръ забавлялся составленіемъ украинскаго хора, совершенно несогласнаго съ духомъ малороссійскаго народа, который, какъ мы замЂтили выше, не поетъ хоромъ думъ и думокъ, примЂняя хоровой способъ пЂнія только къ пЂснямъ обряднымъ, относящимся къ извЂстнымъ случаямъ жизни, рЂдко къ пЂснямъ любовнаго содержанія, подобно тому, какъ не поютъ хоромъ пЂсенъ и кобзари, аккомпанируя сами себЂ. Такимъ образомъ, всякій долженъ согласиться съ тЂмъ, что эмиръ въ данномъ случаЂ дЂйствовалъ, руководясь исключительно панскою прихотью. Пусть восторженность, мечтательность, въ соединеніи съ поступками, выходящими изъ ряда обыкновеннаго, увлекательны, сильно вліяютъ на окружающихъ, воспламеняютъ умы, приводять въ восхищеніе слушателей и зрителей, людей даже болЂе спокойнаго темперамента, тЂмъ не менЂе не теряютъ своего настоящаго значенія; то, что забавляло пановъ, не оказывало никакого вліянія на народъ, игравшій въ панскихъ забавахъ, подобно мнимымъ козакамъ, пассивную роль декорацій. Въ то время, когда въ залахъ магнатскаго дома торбанисты, разсЂвшись на коврахъ, наигрывали псевдонародные напЂвы, которымъ съ полнЂйшимъ равнодушіемъ вторили мнимые козаки, пЂснею, въ которой хромали и размЂръ, и риθмы, внЂ дома крЂпостные люди по прежнему въ потЂ лица трудились «для пана», по прежнему розги и ногайки чинили судъ и расправу или, говоря по тогдашнему, «учили уму-разуму» братьевъ и сестеръ тЂхъ же самыхъ случайныхъ пЂвцовъ-козаковъ. Такъ въ обществЂ, сосредоточивавшемся около эмира, съ непонятнымъ легкомысліемъ строились воздушные замки. Разгулявшимся и облЂнившимся своимъ собесЂдникамъ Падурра поетъ:


Ne bijtesia, ladzki dity

Pyite vyno u stoła —

Teper moźna wam sedity

Kak pid kryłom anheła! /741/


Эта козацкая пЂснь, названная такъ раз†въ насмЂшку, пронеслась вдаль, вдоль береговъ Дуная, всюду, гдЂ другой мечтатель Садыкъ-паша, слЂдуя эмиру, старался осуществить мечту объ установленіи шляхетскаго козачества; ею же, лЂтъ 25 тому назадъ, поборники этой самой идеи убаюкивали «ляцкихъ дЂтей».

Вотъ бЂглая характеристика тЂхъ внЂшнихъ и отчасти внутреннихъ психическихъ условій, искуственно созданныхъ извЂстною частью украинскаго общества, которыя увлекли многихъ въ водоворотъ свойственныхъ имъ и легко объясняемыхъ ими мечтаній, среди которыхъ жилъ и которымъ подчинялся Падурра. Каждый поэть, какъ дитя современнаго ему общества, или живетъ его жизнью, или опережаетъ его. Падурра, какъ человЂкъ посредственнаго таланта и небольшаго умственнаго развитія, не въ состояніи былъ стать выше окружающей его обстановки, удовлетворяя же потребностямъ мысли, стремящейся къ дЂлу, не довольствовался трудомъ тихимъ, спокойнымъ, искалъ необыкновеннаго, что и нашелъ въ козачествЂ, и то въ части его далеко не лучшей.

Переходимъ къ повЂствованію о дальнЂйшей судьбЂ поэта съ тЂмъ, чтобы закончить настоящій очеркь бЂглымъ критическимъ обзоромъ его литературныхъ произведеній. Въ жизни Падурры замЂчается одна особенная черта, еще до послЂдняго времени общая. многимъ полякамъ, именно стремленіе жить на счетъ другихъ, чтобы не сказать, быть лизоблюдомъ. Поэтическія его произведенія, какъ ни хвалятъ ихъ за легкость, свободу, независимость мысли, на самомъ дЂлЂ лишены той истинной свободы духа, которая стремится быть въ тиши, спокойствіи, въ собственномъ укромномъ уголкЂ, однимъ словомъ быть выраженіемъ никому не подчиненной, ни отъ чего независимой мысли. Падурра — не Янъ изъ ЧарнолЂсья (Кохановскій), для котораго поэзія выше богатствъ и почестей; не Мицкевичъ, сочиняющій «Пана Тадеуша» на чердакЂ, не имЂя чЂмъ заплатить за обЂдъ; не Словацкій, одиноко живущій въ маленькой. комнаткЂ, часто нетопленной, дЂлящій свои грустныя мысли съ одной только матерью, не одинъ изъ тЂхъ истинныхъ поэтовъ, изъ которыхъ каждаго съ радостью и съ честью готовъ былъ бы принять въ своемъ домЂ первый встрЂчный польскій магнатъ. Падурра имЂетъ другой взглядъ на вещи: онъ проживаетъ въ Константино†у Ржевуской, въ Умани у Потоцкихъ, въ РужинЂ у Любомирскихъ, въ Саврани у эмира, наконецъ, въ КазатинЂ у Васютинскаго. Живетъ нЂсколько мЂсяцевъ, годъ, годы, десятки лЂтъ! Онъ не свободный /742/ пЂвецъ, онъ играетъ только роль поэта, принуждаетъ себя быть уживчивымъ, соглашается съ мнЂніемъ всякаго, своимъ образомъ жизни даетъ намъ право предполагать (не мы сами дЂлаемъ это предположеніе), что его поэтическое вдохновеніе чаще всего беретъ начало отъ изысканныхъ блюдъ и дорогихъ винъ панскаго стола. Эмиръ возитъ его съ собою, какъ бы на показъ, къ сосЂдямъ, представляетъ его имъ, какъ своего друга и поэта; этого ему достаточно, извЂстность среди помЂщиковъ уЂзда его вполнЂ удовлетворяетъ.

Вообще жизнь Падурры чрезвычайно подвижна, не усидчива; онъ не отличается большими природными способностями, но любознателенъ, жаждетъ впечатлЂній, знаній, науки. Совершаетъ поЂздку въ СЂчь, знакомится съ митрополитомъ Евгеніемъ Болховитиновымъ, интересовавшимся Украиною, ея археологіею и исторіею. Съ исчезновеніемъ безъ вЂсти эмира, Паддура поселяется въ МахновкЂ, но не надолго: въ 1840 г. онъ проживаетъ уже въ Пико†у Борейки.

Первый сборникъ его произведеній изданъ въ 1842 г. во Льво†Каетаномъ Яблонскимъ подъ заглавіемъ «Pienia Tomasza Padurry». (in 12 — стр. 98), безъ предварительнаго разрЂшеніе со стороны автора и въ числЂ стихотвореній другихъ поэтовъ. Изданіемъ этимъ Падурра остался крайне недоволенъ и это, по всей вЂроятности, побудило его приступить къ собственному изданію, которое вышло въ свЂтъ въ Варша†въ 1844 году. Въ немъ, а именно въ примЂчаніи къ Козацкой пЂснЂ, обращаясъ къ львовскому издателю, онъ заявляетъ, что никому не поручалъ и никого не уполномочивалъ издавать свои стихотворенія, тЂмъ менЂе съ добавленіемъ къ нимъ произведеній другихъ авторовъ. Варшавское изданіе вышло у Густава Глюксберга (улица Міодова, 1844 г. in 8, стр. 195) подъ заглавіемъ «Ukrainky, z nutoju Tymka Padurry» и съ посвященіемъ «Na czest’ Romanowi ż Koszyry i pamiatka naszych lit mołodych».

Сборникъ этотъ заключаетъ въ себЂ: пЂсни, (для которыхъ Карлъ Липинскій, популярный въ свое время на УкраинЂ музыкантъ, написалъ ноты), небольшую поэму «Hostyna и Iwoni» и эпическій отрывокъ «Roman z Koszyry». Васютинскій, въ упоминаемой нами выше замЂткЂ, а за нимъ и Пржиборовскій, утверждаютъ, что Падурра, поселившись въ МахновкЂ, пересталъ писать думки (т. е. по настоящему пЂсни) и принялся за сочиненія большихъ размЂровъ, будто бы написалъ поэму «Kudak» и перевелъ на малорусскій языкъ «Конрада Валенрода» и Байрона. Однако эти произведенія не появились въ свЂтъ, такъ какъ были похищены въ 1848 году за границею, «о чемъ, говоритъ /743/ Васютинскій, поэтъ скорбЂлъ въ теченіи всей жизни и не могъ вспоминать безъ сердечной боли». Очень можетъ быть, что эти утерянныя сочиненія, въ особенности поэма «Кудакъ», содержаніемъ которой, какъ говорятъ, послужила трагическая борьба Хмельницкаго за крЂпостцу, бывшую больнымъ мЂстомъ для гетмана и татаръ, какъ болЂе обширное по объему произведеніе, представила бы болЂе матеріала для критической оцЂнки литературной дЂятельности Падурры и его поэтическаго дарованія.

Въ настоящее же время намъ дана возможность судить объ этомъ лишь по его «Украинкамъ». Польскіе критики, мало знакомые или, вЂрнЂе сказать, незнакомые вовсе съ этнографіею и словесностью малороссійскаго народа, ошибочно причисляли Θому Падурру къ числу народныхъ украинскихъ поэтовъ. Удивляться этому нечего.

Въ то время, когда писали Семенскій, Поль, даже Пржиборовскій изученіе народной жизни, знаніе народа переживало еще младенческій возрастъ. Изъ этой области въ польской литературЂ имЂлись только сборники Жеготы Паули и Вацлава изъ Олеска, въ русской — страдающіе отсутствіемъ критики труды кн. Цертелева, сборники Срезневскаго и Максимовича. Гораздо позже появившіеся «Труды югозападнаго отдЂла русскаго географическаго общества», «Записки о южной Руси» Кулиша дали возможность ближе познакомиться съ народною поэзіею Малороссіи, а сочиненія по этому предмету Антоновича и Драгоманова, въ ПольшЂ Неймана и Кольберга позволили вполнЂ оцЂнить силу народнаго творчества.

Пусть Пржиборовскій пишетъ, что «Падурра сочинялъ много думъ и пЂсенъ, настолько родныхъ, настолько близкихъ народу, что ихъ читали на расхватъ переписывали, пЂли», пусть Васютинскій заявляетъ, что «Витортъ или, какъ произносятъ другіе, Видортъ распространялъ ихъ по УкраинЂ, среди народа, подобно бросаемымъ въ землю золотымъ зернамъ» — пЂсни Падурры не были народными пЂснями. ПЂла ихъ, восхищаясь, шляхта, игравшая въ козаковъ, изучали дворовые люди, экономы и писаря, народъ не пЂлъ ихъ никогда, всегда оставался къ нимъ равнодушнымъ, онЂ были для него чуждыми и размЂромъ, и формою, и рЂчью, и, прежде всего, содержаніемъ, духомъ. Говорить такъ намъ даетъ право то обстоятельство, что ни въ одномъ изъ сборниковъ, изданныхъ собирателями народныхъ пЂсенъ за послЂдніе 10 лЂтъ, не находимъ не только ни одной пЂсни, но даже ни одной строфы, сочиненной Падуррою, а также и то, что пЂсни его не вошли въ число тЂхъ, которыя поютъ бандуристы (кобзари). Усматривать въ сказанномъ натяжку, тенденціозность не /744/ возможно: если и допустить, что польскіе ученые упустили изъ виду включить ихъ въ число народныхъ пЂсенъ, то сдЂлать это, безъ сомнЂнія, не преминули бы русскіе собиратели народной поэзіи; между тЂмъ ни въ Историческихъ пЂсняхъ малорусскаго народа, ни въ сборникахъ Чубинскаго пЂсни Падурры не встрЂчаются вовсе.

Критикъ «Tygodnika Petersburgskiego» (кажется, Тышинскій) въ свое время отозвался о ПадуррЂ весьма сдержанно, оцЂнивъ его по заслугамъ; онъ даже усомнился въ его знаніи малороссійскаго языка и отказалъ ему въ пра†называться поэтомъ. ОцЂнка эта вскорЂ была забыта, какъ скоро забытъ былъ самъ поэтъ Сангушками, Любомирскими, Потоцкими, увЂровавшими въ талантъ его со словъ эмира; людьми, смЂнившими эмира въ разгулЂ, принявшемъ у нихъ болЂе грубую форму, Падурра провозглашенъ былъ геніемь. Однимъ только абсолютнымъ незнаніемъ словесности малороссійскаго народа и прирожденною склонностью къ мечтательности возможно объяснять, почему В. Поль, человЂкъ образа жизни одинаковаго съ Падуррою, въ «Запискахъ о польской литературЂ XIX в.» написалъ столько странныхъ общихъ мЂстъ объ этомъ поэтЂ. Приводимъ его подлинныя слова:

«Всякому извЂстенъ, говоритъ онъ, камертонъ, по которому настраивается фортепіано. Даетъ онъ одинъ только тонъ, одну ноту, однако согласно съ нимъ регулируется всякій, какого бы ни былъ размЂра, оркестръ: ни одна торжественная месса, ни одна возвышенная молитва въ костелЂ не совершаются безъ этой ноты, безъ этого тона; такимъ камертономъ для нашей новой литературы являются поэтическія произведенія, думы Падурры. Онъ вывелъ насъ на новую стезю въ литературЂ. Геніальность его состоитъ въ томъ, что, исходя изъ чисто лирическаго чувства, онъ умЂетъ переходить къ исторической думЂзадатку (раз†только задатку?) эпической поэзіи, Музыкальная гамма очень мала, коротка, мала и гамма его слова, однако всякій слушаетъ ее съ охотою. Только послЂ Падурры могли явиться ЗалЂскій и другіе. Когда историческая дума займетъ въ литературЂ первенствующее мЂсто, когда будетъ нераздЂльно связана съ музыкою и составить одно цЂлое съ жизнью, мы сознаемъ заслуги Падурры въ этомъ дЂлЂ, сознаемъ не только одни мы, но и всЂ славяне: его простыя пЂсни и думы имЂютъ въ польской литературЂ значеніе поэтическихъ произведеніи Гезіода». Вотъ такъ сумбуръ въ полномъ смыслЂ слова! Сумбуръ, по истинЂ, геніальный, поэтическіе взгляды, несогласные съ истиною, дЂйствительностью! ПоневолЂ спро-/745/сишь: откуда въ сужденіяхъ такого выдающагося писателя, какимъ во всякомъ случаЂ былъ В. Поль, подобная поверхностность? ОтвЂтить не трудно: В. Поль и Падурра родственны другъ другу по духу, схожи по характеру: и тотъ и другой прежде всего шляхтичи-мечтатели. Говоримъ это не изъ приверженности къ крайнему демократизму, въ чемъ не одинъ захочетъ, пожалуй, обвинить насъ, о писателяхъ судимъ мы по ихъ произведеніямъ. Поль — поэтъ археологъ, лично знакомый съ нЂкоторыми изъ шляхты бывшей польской РЂчи Посполитой, — по ихъ образцу изображалъ историческую шляхту; Падурра представлялъ историческое козачество по образцу украинской шляхты. И тотъ и другой слагали пЂсни, разныя по формЂ, но одинаковыя по духу. Повторяемъ, причина, почему В. Поль такъ странно судилъ о ПадуррЂ, заключается въ томъ, что знакомство его съ жизнью малороссійскаго народа было поверхностно, было же такимъ, какъ мы уже указали, по неимЂнію источниковъ, по которымъ онъ могъ бы изучить эту жизнь вполнЂ. Къ тому же онъ былъ человЂкомъ, фантастически засматривающимся на все родное, гордящимся историческою славою отчизны, которая закрывала собою все остальное, представлявшееся ему поэтому какъ бы въ туманЂ. Онъ былъ, наконецъ, однимъ изъ тысячи тЂхъ людей, которые, будучи хорошо знакомы съ иностранною литературою, не знаютъ основательно словесности родственныхъ народовъ. Отсюда произошло, что Поль, схвативъ тонкимъ чутьемъ артиста все являвшееся въ произведеніяхъ Падурры новымъ, отличнымъ отъ плодовъ пера прочихъ стихоплетовъ, ошибочно приписалъ таланту поэта то, что вытекало лишь изъ духа и формы украинской поэзіи. Въ самомъ дЂлЂ, бóлЂе всего восхищался Поль умЂніемъ Падурры переходить изъ лирическаго тона въ повЂствовательный, тЂмъ, что собственно не было вовсе умЂніемъ поэта, а свойствомъ малороссійскихъ пЂсенъ. Такое соединеніе лирическаго элемента съ эпическимъ встрЂчается у Падурры всего на всего три раза: въ поэмахъ Hostyna u Iwoni и Roman z Koszyry и въ пЂснЂ Kosak (два первыя произведенія озаглавлены авторомъ словомъ дума, которое однако не можетъ быть примЂнено къ нимъ въ настоящемъ значеніи: думъ въ такой формЂ народъ не пЂлъ никогда. ЗдЂсь кстати упомянемъ, что хотя въ настоящее время есть за ДнЂпромъ нЂсколько кобзарей, но изъ нихъ одинъ только Остапъ Вересай можетъ считаться истиннымъ бандуристомъ). Дума объ Остафіи ДашкевичЂ ни по формЂ своей, ни по содержанію не можетъ быть отнесена къ произведеніямъ козацкаго эпоса. Во избЂженіе обвиненія /746/ въ голословности высказаннаго нами мнЂнія о томъ, что достоинства, приписываемыя Полемъ ПадуррЂ, должны быть отнесены къ свойству украинской поэзіи, проводимъ слЂдующія стихи Падурры:


Tychsze Dunaju koty szumni chwyli;

Zdrimalyś witry po morie hłubym

Z pid chmary misiać, jak ptach na mohyli

Tużit bezsonnyj w nebesnyj pustyni.

(Hostyna u Iwoni).


Nicz buła temna, witer z nyw szyrokich

Z łystiam w dołyny, kotyw czorni chmary.

(Roman z Koszyry).


Начало народныхъ историческихъ пЂсенъ:


Oj z nyzu, z nyzu, z morśkoho limanu

Bujnyj witer powiwaje,

Proklatyj Mazepa Palija Semena

Na benket zazywaje.

(Semen Palij i Mazepa, 30).


Oj wesna krasna, oj wesna krasna,

Iz strich woda kapłe,

Oj łyboń tobi Taraseńku

Ta mandriwońka pachne.

(Pisnia pro karu Taraseńka, 84).


Итакъ, Падурра не «вывелъ насъ на новую стезю въ поэзіи», но указалъ намъ ее издали съ одной только стороны, со стороны впрочемъ, если не лучшей, то во всякомъ случаЂ очень привлекательной. Но вЂдь дорогу эту показалъ намъ также и Б. ЗалЂскій, показалъ въ болЂе звучной, болЂе эстетической формЂ и къ тому же на родномъ языкЂ. Не Падурра вручилъ намъ тотъ «камертонъ», который былъ способенъ дать должное направленіе поэзіи, поставляя ее въ непосредственную связь съ дЂйствительнастью, съ историческими фактами общечеловЂческой жизни; не къ ПадуррЂ мы обратимъ благодарные взоры тогда, когда поэзія станетъ по прежнему составлять одно цЂлое съ музыкою. Пусть въ его приведеніяхъ слышится мЂстами ровный, спокойный, возвышенный тонъ Гезіода, поэзія не въ нихъ найдетъ возрожденіе, найдетъ его въ истинно-народныхъ украинскихъ думахъ, ими она возродится, ими пріобрЂтетъ величіе Гомера, музыкальность, спокойствіе, простоту стиха его безсмертныхъ произведеній.

Пржиборовскій въ своемъ сочиненіи говоритъ, что кромЂ думъ (всегда тоже самое неправильное названіе!), напечатанныхъ въ «Укра-/747/инкахъ», въ Малороссіи пользуются извЂстностью (среди кого? въ какомъ сборникЂ пЂсенъ? чЂмъ доказано, что это произведенія Падурры, а не другаго какого нибудь поэта?) слЂдующія сочиненія Падурры: на малороссійскомъ языкЂ: Лирникъ, Запорожецъ, Реестровый, Чарноморецъ, Рухавка, ПЂвецъ, Рожинскій, Барабашъ, СЂрко, Тетеря, Мурашко, Мазепа, ГордЂенко, къ Гетману, къ ДнЂпру, Украина; на польскомъ языкЂ: Фантазія, Преображеніе, Воспоминаніе, къ Эмиру, Фатима, къ М . . . . , къ ВеснЂ, Гробъ Д. К. С. Городъ, Чапля, къ долинЂ Сханаръ, ПослЂдняя мысль Т. З. Очень жаль, что Пржиборовскій, которому, безъ сомнЂнія, было извЂстно по крайней мЂрЂ около половины названныхъ сочиненій, не познакомилъ насъ съ ними. По нимъ можно бы было лучше оцЂнить поэта. Теперь же мы принуждены съ Полемъ сказать о ПадуррЂ, что «гамма его слова очень мала, коротка», прибавивъ, что дЂятельность его, какъ поэта, сводится къ восхваленію пановъ (эмиръ, Романъ зъ Коширы) и къ восторженному изображенію самой, непривлекательной стороны въ жизни козаковъ, къ изображенію ихъ въ видЂ воплощеннаго мальчишества и самохвальства, отъ которыхъ они были такъ далеки, какъ люди, отличавшіеся истиннымъ мужествомъ (Козакъ, Лисовщикъ и др.).

Если критикъ Tygodnik’а Pétersburgsk’аго не вполнЂ основательно лишаетъ Падурру названія поэта, то нисколько не ошибается, называя его человЂкомъ посредственнаго таланта и весьма малаго эстетическаго чувства. Природа скупо одарила его въ этомъ отношеніи: онъ былъ человЂкомъ крайне чувствительнымъ, мечтателемъ, отчасти фантастикомъ; быстротою ума не отличался, мыслилъ, чувствовалї, восторгался; не самостоятельно, стать выше окружающей среды онъ не съумЂлъ никогда. Одно только козачество, и то имъ самомъ выдуманное, имЂло для него смыслъ и значеніе, мысль и пЂснь его (если исключимъ славянофильство) не касалась другаго предмета даже мимоходомъ.

Объ отсутствіи въ ПадуррЂ эстетическаго чувства и вообще любви къ тишинЂ, спокойствію, ясно свидЂтельствуетъ общее направленіе всЂхъ его произведеній. Въ то время, когда ЗалЂскій, воспЂвая тЂхъ же козаковъ, эстетически впечатлительною, истинно прекрасною душою, далекою отъ всего того, что было непревлекательнаго въ жизни козачества, воспроизводилъ геройскихъ защитниковъ родины, защитниковъ семьи, изображалъ ихъ среди южной природы, подъ яснымъ теплымъ небомъ, Падурра рисовалъ своихъ героевъ среди пожаровъ и потоковъ крови. Для перваго существовало козачество XVI /748/ и половины XVII в., второй воспЂвалъ времена Хмельницкаго, коліивщины, гайдамачины, представлялъ образы и лица, несогласныя съ дЂйствительностью, болЂе еще, — его пЂсни, страдая совершеннымъ отсутствіемъ истины въ изображеніи характеровъ, очень часто переходятъ въ каррикатуры: козаки, воспЂваемые въ нихъ, похожи на тЂ картонныя пестро размалеванныя дЂтскія игрушки, которыя съ помощью шнурка произвольно приводятся въ движеніе, дЂйствуютъ безъ всякой цЂли, единственно по желанію Падурры.

Послушаемъ одну изъ нихъ:


Tiażko teper łebediowi

Zadrimaty z berehamy 1)

Rewut chwyli na Dniprowi

Pid żyliznymy stowpamy

Ałe (?) nasz kozak ne trus

Schopyw szablu, burku zduw,

Podywywsia, skrutyw wus,

Siw na czajku, taj dmuchnuw.


Какъ видно, все здЂсь происходитъ безъ всякаго основанія, «зъ добраго дыва», какъ говорятъ малороссы; для соблюденія риθмы употребляется: трусъ — вусъ и подобное сочетаніе повторяется часто.



1) Выраженіе, не имЂющее никакого смысла. Связи между первою и второй строфою также нЂтъ никакой.



Ни одинъ изъ польскихъ и малороссійскихъ поэтовъ, даже тЂхъ, которые писали въ возбужденіи страстей, не воспЂвали разбойничества съ такимъ наслажденіемъ, съ какимъ изображалъ его Падурра; если тЂ считали геройскимъ подвигамъ рЂзню ляховъ, то послЂдній представлялъ своихъ героевъ, проливающими человЂческую кровь просто изъ любви къ искусству. Козакъ Падурры не человЂкъ, преслЂдующій какую либо цЂль (какова бы она ни была), жертвующій для нея собственною жизнью и жизнью другихъ, а просто какой то воплощенный демонъ.


De pokaże mstywa twar

Krasiat zemlu, krasiat wody

Krowli ryczki i pożar.


Кажется, трудно написать о человЂкЂ что либо болЂе отвратительное; а между тЂмъ поэтъ хочетъ насъ увЂрить, что такой козакъ


Tylko sławi bje pokłon.


Подобные типы непонятны намъ по отсутствію всякихъ психологическихъ данныхъ; не понимаемъ, какъ можно усмотрЂть героевъ /749/ въ людяхъ, наслаждающихся пролитіемъ крови, пожарами, разбоемъ, грабежемъ, не преслЂдующихъ при этомъ никакой цЂли.

Независимо отъ этого герои, изображаемые Падуррою (Лисовщикъ, Сычовыкъ), полны самохвальства, забавляются словопреніями, они просто жалкіе болтуны, далекіе отъ истинно мужественныхъ людей, отвага которыхъ не знаетъ предЂловъ. Въ изображеніи ихъ такъ и чувствуется фальшивый тонъ, заказное одушевленіе, поддЂльное чувство. Неужели можетъ служить признакомъ геройство, напр.,


Bułaty 1) rżu ne z czaty,

Lysz pjut z tepłych źyl?


Однако Падурра увлекается подобными людьми, изощряя свои силы въ изображеніи героевъ коліивщины: съ тоскою, смЂшанною съ безпредЂльнымъ уваженіемъ, восклицаетъ:


Bez chmar zora wschodyt’ z mora

A ty spysz Sicz?

Cziż mrak wikiw steżky posiw 2),

Szczo tobi nesły poklon?


Таковы его взгляды на козаковъ и козачество. Одинъ только разъ Падурра выражается по народному (Handzia ż Samary).


Jak ta meni woda myła

Z zełenoho brodu!

Jak w nij rybka, tak ja żyła

Jak brała mi wodu.


Стихи эти, какъ видимъ, болЂе пЂвучи, просты, плавны.

Обыкновенная форма въ произведеніяхъ Падурры — восьмистопные стихи, чередующіеся съ семистопными, съ риθмами черезъ стихъ, или же въ половинЂ перваго стиха.


Szcze toj witer powiwaje,

Szczo buńczuki kołysaw;

Szcze pył sokił z chmar zmitaje,

Szczo z pid kopyt wylitaw.

или

Bétlem Habar rozbyw tabor

Windobona w trus 3)



1) Слово, вовсе не употребляемое въ народномъ малороссійскомъ языкЂ.

2) Т. е. завладЂлъ, засЂялъ, — сокращенная форма, также почти вовсе неупотребляемая.

3) Слово, произвольно образованное для соблюденія риθмы.



Стихи первой формы у Падурры болЂе удачны: при составленіи ихъ ему не приходилось преодолЂвать столько трудностей, со сколь- /750/кими онъ долженъ былъ считаться, приноравливая малороссійскую рЂчь къ формЂ втораго образца, изъ желанія соблюсти которую онъ употреблялъ натянутыя выраженія, дЂлалъ преувеличенныя сравненія, пользовался устарЂлыми словами, мало употребительными въ народной рЂчи, образовывалъ новыя слова и выраженія, не соотвЂтствующія ея духу.


De sia wprosym, to wynosym

W łyciach spadkiw dań;

Wid kul z moriw, mid strił z horiw

Tylki w twar nam hlań?


Поляку трудно понять, что хочетъ выразить въ этихъ стихахъ авторъ, малороссу — просто невозможно.

Такая натяжка въ словахъ и выраженіяхъ, непріятно дЂйствующая на слухъ каждаго, мало мальски знакомаго съ малорусскимъ языкомъ, умаляетъ достоинство даже тЂхъ произведеній Падурры, которыя написаны подъ вліянемъ истиннаго поэтическаго вдохновенія.

Вообще о ПадуррЂ можно сказать, что онъ былъ непризнаннымъ артистомъ, избравшимъ подъ вліяніемъ темперамента ложный путь для своей дЂятельности; онъ былъ живописцемъ спокойнаго меланхолическаго настроенія, мечтателемъ, гуманистомъ, изображавшимъ по странному стеченію обстоятельствъ, которымъ вполнЂ подчинился, необыкновенныя приключенія, кровопролитныя войны, битвы. Поэтому форма и содержаніе его произведеній неестественны, проблески таланта и истиннаго вдохновенія видны въ нихъ лишь мЂстами, именно тамъ, гдЂ поэтъ является самимъ собою, свободнымъ отъ всякаго посторонняго вліянія; частности хороши, способны увлечь читателя образностью, свЂжестью красокъ, общее — не отдЂлано, страдаетъ отсутствіемъ согласія формы съ содержаніемъ.

Говоря о поэтическомъ дарованіи Падурры, слЂдуетъ замЂтить, что судить о немъ должно не по его крикливымъ, разгульнымъ пЂснямъ, но по думать. Въ нихъ онъ чаще является естественнымъ и употребляетъ форму 11-ти стопнаго стиха, болЂе соотвЂтствующую спокойному, простому, правдивому выраженію мыслей. Въ этихъ же самыхъ думахъ проглядываетъ и главный недостатокъ Падурры, какъ поэта, — отсутствіе всякого дЂйствія, пластики. Героя его произведеній туманны, какіе то великаны, о которыхъ не знаемъ, кто они были, какъ чувствовали и мыслили, подобно неяснымъ видЂніямъ, быстро проходятъ они предъ глазами читателя, блеснутъ на минуту какъ бы при освЂщеніи бенгальскимъ огнемъ, и затЂмъ также быстро исчеза-/751/ютъ, не оставляя послЂ себя ни малЂйшаго слЂда; образы, если хотите, эффектны, но не реальны, неполны, неясны. Несмотря на это, думы Падурры имЂютъ много общаго съ народною малороссійскою историческою пЂснію, въ нихъ то же смЂшеніе лирическаго элемента съ эпическимъ, тЂ же обращенія, сравненія, то же настроеніе; являясь выраженіемъ ничЂмъ нестЂсняемой мысли поэта, онЂ не чужды эпическаго спокойствія, а также и лирической искренности. БолЂе другихъ удачна въ этомъ смыслЂ поэма «Hostyna u Jwoni»; восхваляемая многими дума «Roman z Koshyry» страдаетъ отсутствіемъ дЂйствія, законченности, составляетъ скорЂе отрывокъ. ПомЂченная «Антошины на Волыни» (имЂніе Сангушковъ) и воспЂвающая шляхту XVI в., который, по выраженію поэта,


Maw wtodi mużiw, mużi czést u swita

A Polszcza sławni i roskiszni dity!


поэма эта очень подозрительна въ смыслЂ искренности. Эти хваленые «диты» вели между собою постоянныя распри, старались заполучить побольше подарковъ, торунскимъ статутомъ, законами, запрещающими мужику защищаться передъ судомъ, лишали меньшую братью всякой свободы.

Въ заключеніе скажемъ нЂсколько словъ объ языкЂ произведеній Падурры. Говорить, что Падурра вовсе не зналъ малороссійскаго языка, могутъ только люди, мало съ нимъ знакомые или вовсе его не знающіе. Пусть онъ часто уродовалъ до безобразія этотъ языкъ употребленіемъ въ своихъ стихотвореніяхъ новыхъ или малоупотребительныхъ словъ, все таки тамъ, гдЂ онъ писалъ, не стЂсняясь соблюденіемъ искусственной, несоотвЂтствующей духу народной рЂчи формы, онъ выражался языкомъ звучнымъ, красивымъ и гармоническимъ.

Не взирая на это, духъ произведеній Падурры, мысли, изложенныя въ нихъ, свидЂтельствуютъ, что поэтъ не былъ прирожденнымъ малороссомъ, и объясняютъ достаточно, почему его пЂсни не вошли въ число тЂхъ, которыя поетъ украинскій народъ.



Ф. Равита.






[Равита Ф. (Гавронський Ф.) Фома Падурра (Критический очерк) // Киевская старина. — 1889. — Т.26. — №9. — С.727-751.]















© Сканування та обробка: Максим, «Ізборник» (http://litopys.kiev.ua/)
13.IX.2006








  ‹‹     Головна


Етимологія та історія української мови:

Датчанин:   В основі української назви датчани лежить долучення староукраїнської книжності до європейського контексту, до грецькомовної і латинськомовної науки. Саме із західних джерел прийшла -т- основи. І коли наші сучасники вживають назв датський, датчанин, то, навіть не здогадуючись, ступають по слідах, прокладених півтисячоліття тому предками, які перебували у великій європейській культурній спільноті. . . . )



 


Якщо помітили помилку набору на цiй сторiнцi, видiлiть ціле слово мишкою та натисніть Ctrl+Enter.

Iзборник. Історія України IX-XVIII ст.