[Біографія Т. Г. Шевченка за спогадами сучасників. — К., 1958. — С. 199-213.]

Попередня     Головна     Наступна

ПОВЕРНЕННЯ ІЗ ЗАСЛАННЯ.

ПЕРЕБУВАННЯ В АСТРАХАНІ, НИЖНЬОМУ НОВГОРОДІ ТА МОСКВІ

В день успения пр. бр. [15 августа] встретил я в Астрахани старого моего бывшего профессора Киевского университета, дражайшего и любимейшего нашего поэта, и встретил я его с величайшей радостью в такой далекой стороне, которого я встретил, как отца," как брата, как величайшего друга, и имел счастье прожить с ним несколько дней почти вместе.

Иван Клопотовский ³⁵², Тарас Шевченко, Повна збірка творів в трьох томах, т. III, К., 1949, стор. 162.

* * *

В тот же день [15 августа] и я был осчастливлен встречею с любимым и уважаемым мною поэтом Тарасом Григорьевичем Шевченко, с которым я провожу эти дни, что оставит во мне глубокое воспоминание навсегда.

Степан Незабытовский ³⁵³. Тарас Шевченко, Повна збірка творів в трьох томах, т. III, стор. 162.

* * *

С душевным восторгом я встретил [16 августа] и провел несколько часов с милым моим батьком, старым козаком Тарасом Григорьевичем Шевченко, за что очень благодарен богу, что он довел меня быть вместе с ним.

Федор Чельцов ³⁵⁴. Тарас Шевченко, Повна збірка творів в трьох томах, т. III, стор. 163.

* * *

Летом 1857 года служивший в Астрахани, а ныне уже покойный, доктор Моравский сообщил..., что в одном с ним, Моравским, доме, /200/ «на чердаке» (мезонине) поселился возвратившийся из ссылки Шевченко. Дом, где остановился Тарас Григорьевич по приезде из Новопетровского укрепления, находится на канаве (Варвациевом канале)... Костюм на поэте был ниже всякой критики: он явился в Астрахань в поношенном до последней степени солдатском форменном платье, рваных сапогах; белья у него почти не было, денег — ни гроша... Шевченко совершил переезд по Каспию из Новопетровского укрепления до Астрахани не один, а с попутчиком — молодым офицером... У Шевченко нашлись в Астрахани еще знакомые: земляк его, доктор Незабытовский... и местный рыбопромышленник, миллионер Александр Александрович Сапожников ³⁵⁵... Шевченко прежде всего экипировался и мог, не стесняясь костюмом, посещать астраханских приятелей... Здесь [у Клопотовского] были выставлены привезенные поэтом из Новопетровского укрепления пейзажи и картины этнографического содержания. Эти картины были написаны поэтом еще до ссылки в Закаспийскую область во время Аральской экспедиции... Т. Г. читал [у Клопотовского] стихотворения, написанные им контрабандой, так как поэту по высочайшему повелению было запрещено писать и рисовать в ссылке. Тетрадь стихов была сделана из папиросной бумаги, на которой поэт нанизывал свои вирши до такой степени плотно, что никто, кроме его самого, не в силах был разобрать его почерка. Во время почти семилетней ссылки тетрадь эту поэт носил всегда за голенищем сапога *.

* «Захалявну» книжку віршів Шевченко носив при собі з 1847 по 1850 р. Перед арештом у 1850 р. в Оренбурзі він її передав на збереження К. І. Герну. — Ред.

Алексей Александрович Сапожников был хорошо образованный человек и пользовался в Астрахани большим авторитетом. В бытность в Петербурге, в молодых годах, он познакомился с Шевченко и чуть ли не брал у него уроки живописи.

Узнав... о приезде Шевченко и где находится его квартира, А. А. послал за ним свой фаэтон. Встреча этих двух знакомых, находившихся на столь различных ступенях житейской лестницы ... была трогательна и поучительна. Сапожников обласкал Шевченко и не выпустил его из своего дома вплоть до отъезда поэта в Нижний Новгород. Семейство А. А-ча также приголубило поэта, несколько одичавшего в ссылке, и старалось развлечь его различными удовольствиями. Незадолго до отъезда Тараса Григорьевича Ал. Ал. Сапожников устроил в честь его катанье по Волге на своем пароходе... Этой прогулкой А. А. Сапожников очень тактично воспользовался, чтоб снабдить Тараса Григорьевича деньгами на дорогу до Петербурга, куда ему был выдан билет на беспрепятственный проезд комендантом Новопетровского укрепления, майором Усковым. Стесняясь прямо предложить /201/ поэту некоторую сумму денег, Ал. Ал. уговорил его разыграть в лотерею картины. Было приготовлено несколько билетов, по 50 рублеРг каждый. После того, как лотерейный лист подписали рублей на 800, сделали розыгрыш; картины достались А. А. Сапожникову. Однако счастливец не взял их себе, а под разными благовидными предлогами оставил их у поэта. Впоследствии, — по приезде в Петербург, — Шевченко представил эти картины в императорскую Академию художеств. Последняя снова удостоила его за них звания свободного художника, которого он был лишен со времени зачисления в военную службу...

... Во все время пребывания в Астрахани Шевченко вел трезвую жизнь, не пил водки, был довольно сдержан в разговорах и не любил говорить о своем прошлом. Очевидно, столь продолжительная ссылка не прошла бесследно для страдальца и сильно повлияла на его моральное состояние.

Перед отъездом из Астрахани Шевченко просил... астраханских друзей написать на память в его записной книжке по несколько строк, что охотно было исполнено его почитателями.

Воспоминания И. Клопотовского. Василий Кларк, Тарас Григорьевич Шевченко в Астрахани, «Русская старина», 1896, март» стор. 656 — 658.

* * *

Прошло после того лет немало. С восшествием на престол ныне царствующего государя императора многое изменилось. Я был уволен от обязательного пребывания в Саратове и в 1857 году уехал за границу. По возвращении в отечество я узнал, что Шевченко, освобожденный из Петровского укрепления на берегу Каспийского моря, где находился в военной службе, плыл на пароходе по Волге, останавливался в Саратове, заезжал к моей матери, жившей тогда в этом городе, и пробыл у нее несколько часов. Здесь он передал ей обращенное к моему имени стихотворение, написанное им во время нахождения под следствием, по тому случаю, что он неожиданно увидал из окна комнаты, в которой сидел арестованным, мою мать, проходившую мимо. Вот это стихотворение, бесспорно одно из лучших между произведениями поэта [...] Он следовал тогда с намерением достигнуть Петербурга, но принужден был остановиться на неопределенное время в Нижнем Новгороде до получения разрешения на право въезда в обе столицы, и мне увидеться с поэтом не довелось ранее августа 1858 года.

Н. И. Костомаров, Письмо к изд.-редактору «Русской старины» М. И. Семевскому, «Русская старина», 1880, т. XXVII, стор. 601 — 602. /202/

* * *

В одно прекрасное утро посмотрела я в окно и к своему большому удивлению вижу, раскрываются ворота и к нам во двор въезжает рыдван Татьяны Петровны [Костомаровой]. Что бы это значило? Обыкновенно Татьяна Петровна ездила к нам по воскресеньям и к вечеру, а тут вдруг в будни и в такой ранний час. Значит, случилось что-то необыкновенное... Вижу, входит Татьяна Петровна, ее обступают все наши, и она с глубоким волнением начинает рассказывать, что она виделась с Шевченко, который накануне ее посетил. Целый день она провела у нас, и вся наша семья переживала вместе с ней это радостное событие. Ведь Шевченко был любимым поэтом в нашей большой семье Чернышевских — Пыпиных, его карточки бережно сохранились у нас, имя его произносилось всегда с почетом. Было у нас в доме и издание «Кобзаря». Татьяна Петровна описывала во всех подробностях свою встречу и беседу с Шевченко, а мы с жадностью . ловили каждое ее слово.

Розповідь К. М. Пипіної. Лист Н. М. Чернишевської до Д. М. Косарика 9. II 1939 р. Дмитро Косарик, Життя і діяльність Т. Г. Шевченка, К., 1955, стор. 164.

* * *

Как известно, Шевченко был задержан в Нижнем ³⁵⁶ и нуждался в деньгах; чтобы доставить ему нужные средства, у нас устроился в 1857-м году домашний спектакль.

Е. Ф. Юнге, Воспоминания, стор. 134.

* * *

Переступив порог кабинета [военного губернатора Нижнего Новгорода Муравьева ³⁵⁷; конец сентября 1857 г.], К. А. [Шрейдерс ³⁵⁸] был изумлен, увидя, что в кресле против Муравьева сидит сутуловатая фигура мужчины, одетого в какую-то рваную шубейку и длинные сапоги. Бросив пристальный взгляд на незнакомца, К. А. заметил, что он был среднего роста, лет 40 — 42: на его лице лежала печать глубокого страдания, большие серые глаза светились необыкновенной добротой; темнорусые, жидкие волосы были зачесаны на одну сторону; длинные, большие усы своеобразно были опущены вниз. Вообще, незнакомец олицетворял настоящий тип хохла.

После обычного приветствия Муравьев сказал, обращаясь к Шр-су с приветливой улыбкой:

— Вот, Константин Антонович, — при этом он указал на сидев-/203/шего мужчину, — рекомендую вам нашего знаменитого поэта Тараса Григорьевича Шевченку [...]

В Нижнем Новгороде, под гостеприимной кровлей, Шевченко отдыхал душою, хотя, правда, тоска по родине и чувство томительного ожидания [разрешения на проезд в обе столицы] [...] нередко посещали его и здесь [...] Он продолжал жить в Нижнем, где имел возможность свободно переписываться с друзьями и посвящать свои досуги служению поэзии и любимому искусству [...]

Т. Г. Шевченко и в этом крае оставил о себе память, как о человеке отзывчивом и сердечном, человеке, олицетворяющем доброту. Он живет в воспоминаниях идеалом кроткости и правды; его доброта не знала границ; об этой доброте существует немало рассказов, в большинстве случаев аналогичных [...]

Если случайно в обществе, где был Шевченко, разговор касался отношений помещиков к крестьянам, причем в разговоре фигурировали и тяжелая крестьянская доля, и неприглядные картины, связанные с крепостной зависимостью, трудно было описать, что тогда происходило в больной душе поэта, готового принести в жертву всю свою жизнь за идею свободы, правды и любви к человечеству.

[Как-то раз несколько человек, в том числе и Шевченко, сидели за столом у К. А. Шрейдерса; обед подходил к концу. Вдруг в столовую неожиданно входит горбатовский исправник N., к слову сказать, редкой доброты человек; хозяин представил его Шевченке. Последний почему-то сразу переменился, нахмурился, опустил голову вниз и несколько минут сидел молча.

— А позвольте вас спросить, — вдруг неожиданно обратился он к исправнику, — чи вы и вправду исправник?

Тот растерянно посмотрел на него и ответил:

— Да, исправник...

— Эге-е-е... А що ж, господин исправник, вы часто имеете діло с христьянами?..

— Да, случается, имею...

— Эге-е-е, случается... А що, господин исправник, — продолжал он дрогнувшим голосом, — случается, що... і в пику, і в потилицю (и в глаза и в затылок), і порку задаєте?.. Хе-хе-хе... А що ж і не бити эту божую скотину, ведь вона безсловесна и беспомощна... Бийте, бийте на здоров’я...

И совершенно неожиданно Шевченко зарыдал... В страшном волнении, отодвинув от себя прибор, он быстро, с судорожными рыданиями, поднялся со стула и так же быстро направился в свою комнату. На всех присутствующих описанная сцена произвела гнетущее впечатление; долго все сидели молча, растерянные...

Немного погодя, К. А. вошел в комнату, где жил Шевченко; тот сидел, опустив голову и закрыв лицо руками; К. А. начал успокаивать его и, немного погодя, успел убедить, что он напрасно обидел N., так как последний добрый и честный человек, которого крайняя нужда заставила надеть полицейский мундир.

— О боже ж мій, боже! — воскликнул Шевченко с глубокою скорбью в голосе, — за що ж я оскорбив його, за що ж оскорбив?!

Он долго ходил в слезах, наконец, немного спустя, стремительно бросился из своей комнаты и, разыскав N.. просил у него прощения.

Исправник, прослезившись, молча горячо жал ему руки...

В последнее время Шевченко все чаще и чаще искал случая пропустить одну-другую «калишечку горилки», что очень дурно отражалось на его болезненной натуре; обыкновенно после третьей «калишечки» он совсем слабел, почему К. А. старался всеми силами, чтобы дело не переходило за пределы третьей.]

Курьезно было знакомство Шевченко с известным писателем-нижегородцем Павлом Ивановичем Мельниковым (Печерским) ³⁵⁹. Познакомились они у того же К. А-а. Мельников, как известно, любил говорить; в интимном кружке, увлекаясь, он говорил с таким жаром и так красиво, что его с удовольствием слушали. При первой встрече Шевченки с Мельниковым, после обычных приветствий и фраз, речь зашла об истории местного края. Вскоре Павел Иванович по обыкновению завладел разговором, а так как история была его излюбленной темой, то разговор долго лился, как неудержимый поток, причем оратор живо переходил с предмета на предмет, от одного события к другому, более интересному. Наконец от истории России он перешел к истории Малороссии. Не встречая никаких возражений, Мельников продолжал говорить один. Наконец, заметив пытливый взгляд Шевченки, он вдруг остановился, точно оборвал, и вопросительно посмотрел на него.

[— Що ж ти, Павел Іванович, дальше не брешеш? — спросил Шевченко Мельникова, — ти уже насрав три короба, сери і четвертий...]

Затем поэт спокойно и методично объяснил оратору, что он молчал до тех пор, пока тот не коснулся истории Малороссии, которую он, Шевченко, знает как свои пять пальцев.

[Вообще Тарас Григорьевич, выражаясь иногда далеко не деликатно, употреблял очень меткие, не лишенные юмора, хотя и нецензурные, эпитеты. Заметив, например, в числе гостей юного чиновника особых поручений, одетого с иголочки и не снимавшего перчаток даже в обществе, причем все время он ломался, — Шевченко спросил хозяина, когда чиновник вышел:

— А скажите, мій голубчику, що це таке за паньска дуля? Чий это «недоділаний» чоловічок?

При этом вместо «недоділаний» он сказал слово, не употребляемое ни в обществе, ни в литературе. Впрочем, соль сказанного частью заключается и в том, что «дуля» известный фрукт, а по-малороссийски, кроме того, характерная фигура, сложенная из трех пальцев.]

В зиму 1857 г. К. А. Ш[рейде]рс ездил по своим делам в Петербург. Шевченко, между прочим, передавая ему свой собственный портрет (рисовал сам Шевченко карандашом), просил передать его своему другу Лазаревскому. Действительный статский советник Лазаревский, несмотря на свои солидные годы и служебное положение, /204/ считался другом образованной молодежи, среди которой он постоянно вращался. Он очень любил Шевченку и всегда принимал в его судьбе горячее участие. К. А-ч розыскал Лазаревского где-то в 7-й линии Васильевского острова, в пятом этаже; квартира его была полна студентов, праздновавших какое-то торжество. Когда присутствующие узнали, что в лице К. А-ча явился человек, приютивший у себя в Нижнем Новгороде Тараса Шевченку, то овациям не было конца; молодежь носила К. А. на руках... Перед отъездом последнего из Петербурга, он получил небольшую сумму денег и кое-что из платья для передачи Шевченке. Вскоре после этого портрет последнего, рисованный масляными красками, появился в витрине известного Дациаро.

Георгий Демянов ³⁶⁰, Т. Г. Шевченко в Нижнем Новгороде (1857 — 1858), «Исторический вестник», 1893, апрель — июнь, стор. 339 — 343. /205/

* * *

[Шевченко] ходил с бородой, которая уже значительно начинала седеть, и потому портреты его, где он представлен только в усах, как-то для нас мало сходны; в Нижнем он скучал и ждал с нетерпением, когда ему можно будет уехать в Петербург: его очень манила Академия художеств... Прием ему в нашем городе сделан был, нельзя сказать, чтобы холодный — в некоторых домах даже радушный (и слава богу! известно, какова на этот счет провинция: лицо, титулованное только именем поэта, а не превосходительным или другим каким-либо именем, мало встречает в ней сочувствия). Дом гг. Бр[илкин] ³⁶¹ предложил ему гостеприимство: стол и квартиру, даже доставил работу (поэт нуждался в средствах): Тарас Григорьевич снял несколько акварельных портретов, с платою 25 руб. сер. за каждый. Стало быть, денежные обстоятельства его несколько поправились...

Сколько я заметил, Шевченко не был разговорчив (может быть, только не в дружеском кругу); приходя нередко к Б., после обеда, часов в 5 — 6, он больше ходил по комнате и распевал малороссийские песни. По-польски говорил он свободно; из журналов, помню, особенно интересовался «Русским вестником», где тогда помещались рассказы Марко Вовчка. Как вышедший из народа, к нему питал он особенное пристрастие и не затруднялся водить компанию с простым мужичком — серомахою... Б. он оставил на память какое-то свое стихотворение.

Вот все, что я мог припомнить о Шевченко, при мимолетной встрече с этим замечательным человеком.

А-тынов, Два слова о Т. Г. Шевченко, газ. «Северная пчела», 1861, № 137.

* * *

[...] Я считаю необходимым сделать известным переданный мне рассказ из жизни Т. Г. Шевченко, рассказ, характеризующий, впрочем, более другого талантливого украинца М. С. Щепкина, задушевного приятеля нашего дорогого поэта. В 1858 г., когда Т. Г., получивши свободу, возвращался в С. Петербург, он был, по какому-то распоряжению задержан в пути в Нижнем Новгороде, впрочем ему на первое время воспрещены были всякие свидания с знакомыми. М. С. Щепкин, бывший в то время артистом импер. Моск. сцены, узнавши об этом, сейчас же отправился в Нижний Новгород повидаться с приятелем; но оказалось, что свидания воспрещены. М. С., известный в то время всей России, отправился к губернатору Муравьеву с целью попросить его разрешения на свиданье. Муравьев, оказалось, знал очень хорошо М. С. и изъявил свое согласие, но с примененным условием, — чтобы свиданье это было в его присутствии, так как распоряжение, /206/ удерживавшее Шевченко в Нижнем Новгороде и воспретившее ему свиданья, было обставлено всевозможными строгостями. Когда они прибыли в квартиру Шевченко, где был учрежден над ними домашний надзор, друзья, несмотря на долголетнюю разлуку, узнали друг друга, бросились в объятия и оба расплакались, как дети. Сцена эта растрогала гуманного Муравьева настолько, что он не выдержал, прослезился и со словами «видно, вы в самом деле прекрасный человек, если вас так встречают приятели» — бросился к Шевченко и начал обнимать его. Тогда М. С. обратился к Муравьеву.

«Ваше Превосходительство! Что это? Вы плачете?.. Да вы мне всех губернаторов испортили!»*.

Нечего и говорить, что эта история благосклонно была принята просвещенным губернатором и всех развеселила. Впоследствии М. С. Щепкин, рассказывая об этом случае, обыкновенно прибавлял: «Ну, конечно, это был не тот Муравьев, который в 1863 году управлял северо-зап. краем».

М. К., Кое-что о Шевченко, газ. «Труд», 1881, № 5.

* Как известно, М. С. Щепкин особенно славился в роли городничего в «Ревизоре».

* * *

Это было в 1857 году. В одном из рядовых спектаклей, в котором я была занята, в антракте перед водевилем наш антрепренер пришел за кулисы с каким-то незнакомым человеком в смазных сапогах и показал ему наше закулисное устройство театра: наши уборные, бутафорскую и другие помещения сцены. Этот незнакомец был великий украинский поэт Т. Г. Шевченко. С некоторыми актерами антрепренер познакомил Тараса Григорьевича. Была ему представлена и я. Я сделала перед Тарасом Григорьевичем реверанс — он протянул мне руку, глаза его пристально и ласково смотрели на меня. Он улыбнулся и сказал:

— Вами-то я всегда любуюсь, когда вижу вас на сцене.

Под гримом я покраснела до ушей. В смущеньи я что-то пробормотала, не зная, что мне нужно сказать, чтобы выразить ему свое удовольствие, свою радость по поводу знакомства с ним.

Мы все знали, что в Нижнем Новгороде живет Т. Г. Шевченко, знали о его возвращении из ссылки, но о возможности познакомиться с ним, говорить с ним — никто из нас и не мечтал. Подоспел третий звонок помощника режиссера, и я еще раз сделала книксен перед Тарасом Григорьевичем, сказала ему:

— Мне надо итти на сцену... Сейчас начинают.

— Будьте как всегда прекрасны, — ласково пожимая руку, сказал великий поэт. /207/

Я побежала на сцену.

Сердце мое колотилось так сильно и так часто, что я еле переводила дыхание. Какое-то необъяснимое волнение охватило меня от взгляда, звука ласкового голоса и от его теплого пожатия руки. В нем была какая-то обаятельная простота... Когда я вышла на сцену и опять в партере увидала ласковые глаза поэта, я невольно улыбнулась и вдохновенье — творческий огонь — охватило все мое существо.

Придя после спектакля домой, я долго, долго думала о своем новом знакомом, была задумчива и даже навлекла на себя неудовольствие моего отца. «О чем это вы, Катерина Борисовна ³⁶², все думаете? Или о ком?» Я ему ничего не отвечала: думы свои, запавшие в мою голову о великом человеке, я глубоко хранила в моем сердце.

Вскоре после этого в Нижний Новгород приехал знаменитый актер Михаил Семенович Щепкин.

Это был бесподобный актер и изумительный человек. Он пользовался громадной славой как артист и глубоким уважением как человек. Происходил он из крепостных графа Волькенштейна и после семнадцатилетнего путешествия по матушке-России в качестве странствующего актера он тридцать два года служил при Московском театре. Михаил Семенович Щепкин приезжал в Нижний Новгород в гости к Тарасу Григорьевичу и по желанию Шевченко и нижегородцев, узнавших о приезде великого артиста, Михаил Семенович сыграл несколько спектаклей. Щепкин, увидав меня на сцене, сразу почувствовал во мне дарование, и в его гастролях я играла с ним по его желанию все главные роли в «Матросе», в «Мирандолине» («Хозяйка гостинницы») — Мирандолину, в «Москале-чаровнике»³⁶³ — Татьяну. Вот эта-то роль, эта-то пьеса «Москаль-чаровник» и дала мне возможность, большую, незабываемую всю жизнь радость, счастье видеть подле себя Тараса Григорьевича Шевченко.

Тарас Григорьевич любил меня как свое родное детище и даже еще горячей, и вот Тарас Григорьевич, а в угоду ему и Михаил Семенович Щепкин учили меня украинскому языку, и роль Татьяны в оперетте «Москаль-чаровник» я вызубрила так, что и посейчас помню ее наизусть.

Сколько страха, волнений пережила я, когда такой знаменитый артист назначил мне эту трудную роль Татьяны. И как я была поражена, когда Щепкин пришел в театр с Шевченко. «Ты, Тарас Григорьевич, обучи ее — она девица понятливая, талантливая, ты увидишь — она нас же порадует своей игрой».

И вот Тарас Григорьевич, познакомясь с моим отцом и моей матушкой, стал приходить к нам в наш скромный домик, в наше крохотное зальце с небольшими оконцами, крашенным полом и скромной обстановкой. /208/

Была суббота. Моя мать и все дети были в церкви, спектакля не было... Вечерело... Я сидела в своей комнатушке, передо мной горела сальная свеча... Я углубилась в чтение роли Татьяны...

Украинские слова были для меня новы и плохо понятны... В передней раздался звон колокольчика. Я побежала отпереть дверь... Дверь распахнулась, и в переднюю вошел мой отец, а за ним стоял весь занесенный снегом Тарас Григорьевич Шевченко.

— Вот какого учителя нашел, Екатерина Борисовна, тебе наш старик Михаил Семенович.

Тарас Григорьевич стряхивал с воротника своей шубы снег, а я бросилась помогать ему снять ее.

— Не надо, не надо, серденько. Тарас давно сам себя и одевает и раздевает, — весело смеясь и снимая свою тяжелую шубу, сказал Шевченко.

Мы вошли в комнату... Отец засуетился...

— Чайку бы нам... Мамаша, Феона Ивановна, небось с ребятами в церкви? — спросил отец.

Я ответила, что никого нет дома, и я одна.

— Вот и отлично! Никто нам не помешает — будем учиться и чаю не надо! — бодро и весело сказал поэт.

Я принесла свечу. Тарас Григорьевич раскрыл пьесу, которую он принес с собой. Я взяла свою роль, и сидя за столом при тусклом свете сальной свечи, начался мой первый урок украинского языка для роли Татьяны в пьесе «Москаль-чаровник».

Тарас Григорьевич спокойно прочитывал каждое слово и терпеливо ждал, когда я правильно произнесу его. Он работал со мной долго, свеча нагорала, коптела, приходилось часто срезывать фитиль. Наклонившись над пьесой, Тарас Григорьевич исподлобья поглядывал на меня и одобрительно кивал своей головой, когда я постепенно начинала правильно выговаривать украинские слова.

До первого представления «Москаль-чаровник» Тарас Григорьевич приходил к нам ежедневно разучивать со мной роль Татьяны.

Наконец, настал день спектакля. Я волновалась, все мои сестры и мать приготовляли мне все нужное к спектаклю. Тарас Григорьевич, на вид спокойный, лихорадочно блестящими глазами смотрел на торопливые приготовления и на всех нас и терпеливо ждал меня, чтобы со мной вместе пойти в театр.

Перед самым спектаклем Тарас Григорьевич сказал мне: «За вас, Катруся, я спокоен» и пошел смотреть представление. Окрыленная его словами, я смело вышла на сцену.

После спектакля, который прошел с громадным успехом для меня и с большим триумфом для Щепкина, Тарас Григорьевич прошел за кулисы в уборную к Щепкину и благодарил его за то наслаждение, ко-/209/

К. Б. Піунова. Худ. І. І. Журавльов. Олія. 1872.

торое он доставил своей игрой. Щепкин сказал ему, что наслаждение-то получил он, Щепкин, так как Пиунова — это первая актриса, которая так великолепно играла с ним Татьяну, а знаменитая Самойлова ³⁶⁴ перед скромною Пиуновой просто солдатка.

Я была счастлива, что и Шевченко вместе со мной разделяет мой успех и мою радость. Я чувствовала, как в его большой глубокой натуре зарождается ко мне что-то такое, что заставляет меня с каждой нашей встречей все больше и больше не считать его чужим, а родным, близким мне человеком. Его присутствие в нашем доме стало мне необходимым, с его приходом в мое сердце врывался каждый раз луч света, знания и чувство большой, большой радости.

Тарас Григорьевич приносил мне книжки и читал их вместе со мной! Я учила наизусть стихи и монологи из пьес и декламировала их ему. Он мне часто говорил:

— Катруся, если ты будешь работать, то сделаешься великой актрисой.

Я была счастлива. И как ребенок, который ждет прихода своей матери, ждала каждый день Тараса Григорьевича. Он приходил всегда радостный, всегда вдохновенный. Как часто, сидя с ним вдвоем, он рассказывал мне о своем тяжелом изгнании, о тех, которые совершили над ним это великое преступление.

— Вот видишь, Катруся, — сказал Тарас Григорьевич, — вот тут на тарелке орехи — это народ, я выберу из них самый крупный орех — это будет царь. — Затем он ссыпал с тарелки в свою шапку все орехи, и в массу орехов бросил выбранный им самый крупный орех. Затем встряхнул шапку, орехи пересыпались в ней и засыпали собой самый крупный орех. — Ну, вот, Катруся, смотри, где же царь? Он затерялся в народе, попробуй, найди его теперь?!

Приходят мне на память наши дружественные беседы, когда за чашкой чая у самоварчика сидела я, Михаил Семенович Щепкин и Тарас Григорьевич. Щепкин во время своих гастролей каждый свободный вечер проводил со мной и с Тарасом Григорьевичем. Однажды я рассказала моим друзьям свою беду, которую мне нанесли во время моего объезда знатной публики с приглашением на мой бенефис. В прежнее время бенефис был «наградой», которой добивались в течение многих лет. Я же имела бенефис, когда получала всего десять рублей в месяц. Для того чтобы сделать хороший сбор, нужно было быть любимицей публики, а кроме того нужно было делать «визиты» с билетами на бенефис из дома в дом к богатым людям. Так вот в одном доме меня приняли очень любезно, купили билет и подарили еще «на придачу» надеванное тарлатановое платье. Эта подачка меня страшно обидела, но не взять было нельзя. Щепкин рассказал тогда другой факт из его бенефисных объездов знатных господ. В одном доме «знатный барин» /210/ принял его в зале и, не говоря ни слова, позвал лакея и приказал провести Щепкина в столовую. В столовой его ждала только экономка, господа уже откушали.

— Я, — говорил Щепкин, — выпил чашку кофе, едва справляясь с негодованием. Когда же я успокоился, то понял, что меня не хотели обидеть, а наоборот... Но способ оказать внимание человеку был груб, так как в этот дом не проникло еще чувство уважения к актеру как равноправному человеку. Ну, а все-таки мне было больно и обидно, ведь я тогда был уже признанным артистом и очень не молодым человеком, а ты еще такой «поросенок», которому «всякое даяние благо».

Финал рассказа до слез насмешил Тараса Григорьевича:

— От так угостили тебя — кофе, а ты Катрусю — поросенком. Тарас Григорьевич и после гастролей Щепкина бывал у нас ежедневно.

Как велось в те годы, у барышень всегда были альбомы, куда им писали на память стихи или какие-нибудь изречения. Такой альбом был и у меня, и вот в этот-то альбом написал мне Тарас Григорьевич следующие стихи:

Утоптала стежечку через яр,

Через гори, серденько, на базар,

Я два шаги — три шаги пропила,

За копійку дударя найняла.

Заграй мені, дударю, у дуду:

Нехай же я своє лишенько забуду!

К огромному огорчению, этот альбом у меня взял на короткое время один любитель литературы и зачитал его навсегда.

Тараса Григорьевича особенно любили мои младшие сестры и братья, которых, как и вообще всех детей, он очень любил. Они его, бывало, положительно облепят, и он целыми часами забавлялся с ними, пел украинские песни и особенно забавлял их песней, которую он научил их подпевать хором:

Поведу козла на базар,

Накуплю белил-румян.

Хор:

Ах, чеберики-чок-чебери,

Жена, мила, бай-говори!..

И дети самые маленькие так «начебериковывались», что, не умея выговаривать «Тарас Григорьевич», называли его «Чеберик» или «Чок-чеберик».

В нашей семье Тараса Григорьевича очень любили, да и как можно было не любить такого умного, такого обаятельного в обращении человека!

Как-то Тарас Григорьевич пригласил меня е моей матушкой ка-/210/таться в санях, и мы поехали с ним в деревню. Моя матушка, конечно, стала давно замечать и тревожиться о том, что Тарас Григорьевич все больше и больше начинает привязываться и любить свою Катрусю. Тревога ее была понятна — я была еще слишком молода, мне не было еще полных шестнадцати лет, а в эти годы девушка не может оценить и проверить по достоинству, по-настоящему ни своих чувств, ни чувств человека, который любит ее.

В одно из своих постоянных посещений Тарас Григорьевич заявил мне, что ему надо сообщить что-то очень важное. Моя мать, оставив меня с Тарасом Григорьевичем, погрозила мне пальцем и ушла в кухню.

Побеседовав с Тарасом Григорьевичем о театре, я стала собираться на репетицию и надела шляпу.

— Погодите, не уходите, — сказал мне Шевченко.

— Мне надо, Тарас Григорьевич, на репетицию, — ответила я ему.

— Серденько мое, погодите!

И он попросил меня позвать мою мать и отца. Когда все были в сборе, Тарас Григорьевич обратился к моей матери и моему отцу со следующими словами (дословно помню все, как сказал он):

 — Слухайте, батько и матко (он очень часто так называл моего отца и мою мать). И ты, Катрусю, прислухай. Вы давно меня знаете, видите: вот я какой есть — такой и буду. У вас, батько и матко, есть товар, а я купец — отдайте мне Катрусю!

Сделанное Тарасом Григорьевичем предложение произвело ошеломляющее впечатление на всех. Я вся пылала, мысли мои путались. Как пойманный зверек я смотрела то на Тараса Григорьевича, то на моих родителей и не знала, что мне делать! Мне хотелось кинуться к нему, обнять его дорогую, гениальную голову, благодарить за честь, но... грозные глаза моей матушки указывали мне на дверь, и я опрометью бросилась из дому, крича в ответ останавливавшему меня Тарасу Григорьевичу:

— Простите, Тарас Григорьевич, мне некогда! Мне надо на репетицию. Я не знаю как папаша... — и убежала...

Вся наша семья безгранично любила Тараса Григорьевича, но я была слишком молода, чтобы выходить замуж, и не могла питать к Шевченко любви невесты к своему суженому, а любила его как своего отца, а может быть еще сильнее...

А поэтому после долгих обсуждений этого вопроса решили — ждать год, а то и два...

Шевченко вскоре уехал в Петербург.

Много писем было получено моим отцом от Шевченко ³⁶⁵, а прямого отказа Тарасу Григорьевичу все не было, но... приехал из Екатеринбурга актер Максимилиан Карлович Шмидтгоф ³⁶⁶ и произвел /212/ на Катрусю сильное впечатление. И вот как-то весной послали Тарасу Григорьевичу ответ с окончательным отказом.

Воспоминания К. Пиуновой. Н. Шмидтгоф ³⁶⁷, Воспоминания о Шевченко, «Литературный современник», 1939, № 3, стор. 200 — 204.

* * *

[...] Испытания жизни (десятилетняя ссылка) не заставили Т. Г. отказаться от своих чувств и убеждений, он смело продолжал высказывать их, не разбирая, насколько они согласовались с общественным мнением и нравились ли они кому или нет. Он вправе был сказать своей музе:

Ми не лукавили з тобою,

Ми просто йшли, у нас нема

Зерна неправди за собою.

Высказывание В. П. Маслова о Т. Г. Шевченко, газ. «Юг», 1900, № 573.

* * *

По возвращении из ссылки я его [Шевченко] видела два раза и он на меня сделал грустное впечатление; я виню себя, что не переписывалась с ним, когда он был в Петербурге...

В. Репнина, Письмо к Ф. Лазаревскому от 22 марта 1883 г., Інститут літератури ім. Т. Г. Шевченка АН УРСР, архів М. К. Чалого, фонд 92, № 300.

* * *

Увиделся я с Шевченко в Москве, зимой 1858 года, у академика А. Н. Мокрицкого. Тарас Григорьевич был неузнаваем, и я, присмотревшись только, узнал его. Желто-зеленый, в морщинах, худой, тупо-угрюмый, убитый физически и морально... Ни он, ни я не могли порядком приступиться друг к другу... Оборвалась, верно, поэтическая струна, одолела грубая действительность деликатную натуру!.. Более не видел я Тараса Григорьевича.

Никита Савичев, Кратковременное знакомство с Тарасом Григорьевичем Шевченко, газ. «Казачий вестник», 1884, № 53 — 54.

* * *

[В Москве я разделил время между моим семейством и славянофилами... У славянофилов я проводил время весьма приятно.] Максимович дал нам обед на Благовещенье [25. III 1858 г. в Москве] по случаю возвращения Шевченка. Наш поэт сильно переменился, постарел; над его широким лбом распространилась лысина, густая борода с проседью при его глубоком взгляде дает ему вид одного /213/ из мудрых наших дидов полковников, к которым часто приходят за советом. Обедали у Максимовича: Кошелев с женой, два Аксаковых, Хомяков, Погодин, Шевырев, Бартенев, старушка Елагина ³⁶⁸ и старик Щепкин. За шампанским Максимович прочел премилые стихи в честь Шевченка, в которых сказал, сколько он недоставал для Украйны. Между прочим, там он говорит, что без тебя:

Твої думки туманами по лугам вставали,

Твої сльози росицею по степах спадали,

Твої пісні соловейком в садах щебетали!

Неправда ли, прелестно! Старик Щепкин навзрыд плакал — он щирый малороссиянин. После обеда Шевченко прелестно пел с женою Максимовича... Кажется, что Шевченко во многом изменился к лучшему. Он теперь здесь [в Петербурге] и будет состоять при Академии художеств.

Г. Галаган, Письмо к жене от 1 апреля 1858 г. с СПб., «Записки історично-філологічного відділу АН УРСР», 1926, кн. VII — VIII, стор. 378 — 379.

* * *

Возвращение Шевченка после 10-летней разлуки приветствовала вся Украина и не Украина истинным восторгом: на всем пути, от Астрахани до Петербурга, его встречали как друга, все, без различия национальностей, — знавшие его по сочинениям или по слухам; все старались дать ему почувствовать, что разлука и 10-летнее молчание его ничуть не изменили ни уважения к нему, как человеку, ни любви и сочувствия, как к народному певцу.

Значение Шевченка для Украины. Проводы тела его в Украину из Петербурга, «Основа», 1861, червень, стор. 7.

Попередня     Головна     Наступна