Уклінно просимо заповнити Опитування про фемінативи
[Смерть и похороны Т. Г. Шевченко (Документы и материалы). — К., 1961. — С. 95-167.]
Головна
ДОКУМЕНТИ І МАТЕРІАЛИ
про обставини перепоховання Шевченка в Україні
[За виданням: Смерть и похороны Т. Г. Шевченко (Документы и материалы). — К., 1961. — С. 95-167.]
* * *
Вчера, часа в два, мы по письму из Петербурга узнали, что тело Тараса Григорьевича Шевченко повезут через Орел. М. М. Лазаревский, получивший это письмо, пригласил всех, и знакомых, и незнакомых, кому только дорога память Шевченко, прийти к нему часов в семь, чтобы решить, как встретить знаменитого покойника.
Когда мы, в числе 9 человек, собрались, то положили: 1) назавтра телеграфической депешей опросить Тулу, проехало ли тело Тараса Григорьевича через этот город, и если не проехало, то просить об уведомлении, когда оно проедет; 2) отправить завтра эстафет на первую от Орла станцию и пригласить одного из провожающих тело приехать в Орел, а другому остаться при гробе; 3) одному из нас ехать за 5 верст от города в ботанический сад для покупки венка, цветов, а остальным уведомить своих знакомых, что завтра будут провозить тело Шевченко.
Лишь только мы разошлись часу в 12-м, как Лазаревский узнал, что тело уже привезено на станцию; он дал знать об этом, прибавив, что тело Тараса Григорьевича пробудет до 9 часов утра.
Много было желающих поклониться праху знаменитого покойника; многим должно было сказать, что они только до 9 часов могут поклониться гробу Шевченко, но времени оставалось мало, — часа четыре-пять не больше и то ночью.
Как приглашен был полковой священник камчатского полка, я не знаю; но когда я пришел на почтовую станцию, то узнал, что мы можем отслужить и панихиду. Народу, несмотря на то что очень короткое время позволяло известить только немногих, собралось довольно много: тут были и чиновники, и купцы, и офицеры, и простые мужики...
— Где стоит гроб? — спросил я кого-то, проходя к почтовой станции.
— Ступайте в ворота, там на дворе под сараем!
Вхожу: на дворе под навесом, среди пустых ямских телег, на куче навоза, стоят дроги с гробом, покрытым
Червоною китайкою,
Заслугою казацкою!..
Толпа народу более и более прибывала... наконец в половине десятого гроб, окруженный толпою, вывезли на улицу; пришли гимназисты с своим попечителем, директором, учителями; священник отслужил панихиду, и поезд тронулся.
По пути толпа народу увеличивалась, как снежный ком; приехали несколько дам; мальчишки шмыгали около гроба... И, несмотря на страшную жару, провожали поэта за шоссейную заставу.
За заставой отслужили панихиду; нам дали один из венков, лежащих на гробе, который и был разорван всеми в одну минуту, а другой, на память, в гимназию. Гроб, украшенный венками, тронулся; мы пошли в гимназию, где была отслужена панихида и объявлена подписка на училище в честь Шевченко и в пользу его семейства.
Павел Якушкин 35, «Северная пчела», 1861, № 119.
[Смерть и похороны Т. Г. Шевченко (Документы и материалы). К., 1961. С. 54-56.]
* * *
6 мая утром разнеслась весть по Киеву, что в 11 часов привезут тело великого малороссийского поэта Т. Г. Шевченко. Эта весть, как электрическая искра, мгновенно сообщалась всем почитателям его прекрасного таланта. Некоторые из киевлян пешком, а другие в экипажах опешили за Николаевский цепной мост, чтоб отдать последний долг поэту, которого песни принадлежат не одной Малороссии, но всему славянскому миру. Мы даже слышали, что творения Шевченко переводятся на французский язык. Преобладание над лицами, вышедшими навстречу телу поэта, принадлежит студентам университета св. Владимира; несколько дам даже пожелали быть участницами торжественно-грустной церемонии и заявить признательность к поэту. За Николаевским мостом начинается Черниговская губерния, и первое село за Днепром называется «Никольским». Дворов в нем 25, ревизских душ 160. Церковь в селе очень опрятна; вода от села близко; зелени много; деревья только что распустились. Все это сообщало сельскому ландшафту какоето мирное настроение, так что лучшего места и нельзя было выбрать для встречи поэта, воспевшего в задушевных своих песнях обаятельную малороссийскую природу.
Был первый час, но печальной колесницы еще не показывалось. В ожидании ее многие смотрели вдаль к Броварам, другие приготовлялись сказать речь, а ваш покорнейший слуга присел на небольшом возвышении к группе богомольцев. Они ели черный хлеб и без соли. Такой пост строже монашеского.
[. . . . . . . . . . . . . . .]
Между тем в церкви зазвонили, и вдали показалась печальная колесница. Все встали и сняли шапки. Гроб был покрыт красной коленкоровой пеленой, а наверху приколоты венки, те самые, которые положены были еще в С.-Петербурге. Возле одного венка была женская записочка с надписью: «Прощай, батько, орле сизый!» За гробом шли с глубокой скорбью родные поэта, бывшие крепостные люди, а теперь свободные крестьяне — два брата и племянницы. Старший брат очень похож на Тараса Григорьевича. В десяти шагах от Никольского сельского базара печальную колесницу остановили, и здесь сказаны были четыре речи на русском, малорусском, польском и сербском языках. Во всех речах слышалась глубокая скорбь о смерти великого поэта, соединившая в эту минуту все национальности во имя великого искусства, божественного дара небес — поэзии. При въезде на Николаевский цепной мост лошади печальной колесницы были отпряжены, и студенты на себе повезли драгоценный прах. На средине моста еще сказана была речь в честь усопшего и прочитано стихотворение одним из молодых украинских поэтов, Малашенко. Какая-то райская тишина царила в воздухе, прерывалась изредка щелканьем и свистом соловьев в прибрежных днепровских кустах да плеском воды, ударяющейся о каменные устои моста. Когда печальная колесница показалась на шоссе, из царского сада и прочих киевских гор, лежащих по дороге, во множестве смотрели киевляне, прощаясь с поэтом. Из церкви Рождества, стоящей на конце набережного шоссе, вышли священнослужители с хоругвями. Пошел дождь, как будто и природа плакала о смерти великого поэта. Пред святым храмом свинцовый гроб был снят с колесницы и поставлен в нем на ночь. Довольно просторная церковь Рождества оказалась тесной для желающих проститься с поэтом. Из прежних венков некоторыми цветы были взяты на память, а на другое утро положены венки из свежих цветов.
Вечером 7 мая тело поэта перенесено было из церкви на пароход. Прилив народа был еще многочисленнее, чем накануне. Из многих речей, сказанных в это время, особенно произвела глубокое впечатление речь исправляющего должность директора 2-й гимназии Чалого. Последнюю речь на пароходе сказал студент Ф. Левицкий 42. Напомнив слушателям о жизни поэта, он заключил ее следующими словами: «Дух свободный — як витер, що бушує в степу над могилами наших батькив; як Днипро, що точыть хвыли свои скризь гирло в сине море — дух Тараса жыве и вично житы буде».
Нельзя умолчать, что некоторые речи молодых ораторов совершенно не соответствовали величию предмета. Эти ораторы скорее похожи были на тех молодых врачей, которые на трупе пробуют свое искусство.
8 мая тело поэта пароход повез в Каневский уезд, где находится деревенька на высоком берегу Днепра, с очаровательным местоположением, которую поэт очень любил и, говорят, даже хотел купить тут место, чтоб поселиться навсегда среди крестьян, из которых он вышел и воспитался их народной песнью.
Так встретили и проводили тело в Киеве великого, оригинального певца Шевченко, прелестного украинского соловья, нового Баяна Южной Руси. Много эпох из жизни поэта связано с именем Киева. Здесь он жил, писал, учил и сам учился; здесь он провел лучшие годы, полные сил и свежих впечатлений; отсюда его увезли на чужбину; здесь, за год пред смертью, он виделся с друзьями, увенчанный лаврами поэтической славы после издания «Кобзаря». Т. Г. Шевченко всегда возбуждал и будет возбуждать во всех образованных людях симпатию как поэт и как человек.
Его уж нет. Младой певец
Нашел безвременный конец!
Дохнула буря, цвет прекрасный
Увял на утренней заре!
Потух огонь на алтаре.
Н. Чернышев, «Русский инвалид» 43, 1861, 18 мая, № 107.
[Смерть и похороны Т. Г. Шевченко (Документы и материалы). К., 1961. С. 66-69.]
* * *
Каневский корреспондент «Киевского телеграфа» пишет... следующее: В Канев останки праха Т. Г. Шевченко на пароходе по Днепру прибыли вечером 20 мая. И здесь также народ разного возраста и наций толпился и старался, чтоб удостоиться нести гроб в церковь св. Георгия, в которую, за теснотой народа, не было возможности протолпиться.
В продолжение трех дней, при множестве народа, служили панихиды по усопшему. Здесь было сказано несколько речей на языке малороссийском и одна на польском, все эти речи глубоко западали в душу слушателя и невольные слезы вызвали на глаза.
Мая 23 мы проводили тело на Чернечью гору, где предали его вечному покою. На могиле предполагается поставить памятник, и гора, отделенная от города на две версты, с этих пор будет именоваться «Могилой Шевченко».
«Книжный вестник», 1861, № 14 — 15.
[Смерть и похороны Т. Г. Шевченко (Документы и материалы). К., 1961. С. 88.]
* * *
1861 г., 12 июня. Письмо полицейского надзирателя 1-го квартала Васильевской части Петербурга к правлению Академии художеств с описью имущества Т. Г. Шевченко
Во исполнение предписания 1-го департамента управы благочиния от 4 сего апреля за № 6255, препровождая у сего опись имущества умершего академика Тараса Шевченко, имею честь покорнейше просить оное правление принять имущество это по описи в свое ведение и таковую возвратить ко мне с распиской в принятии.
Надзиратель [подпись].
ДМШ-7, л. 29.
1861 г., 8 мая. Письмо киевского гражданского губернатора начальнику каневской полиции о сохранении порядка во время похорон Т. Г. Шевченко в Каневе
Сегодня повезут на пароходе в Канев тело умершего академика Шевченко, где предполагают предать его земле. Меж тем при погребении, по всей вероятности, будет большое стечение народа, то я предписываю вашему высокоблагородию принять надлежащие меры к сохранению порядка. Последующем мне уведомить.
Генерал-лейтенант Гессе.
ДМШ-123, л. 1. /96/
1861 г., 16 мая. Письмо киевского генерал-губернатора гражданскому губернатору о похоронах Т. Г. Шевченко в Каневе
Вашему превосходительству известно из донесения начальника каневской уездной полиции и чиновника особых при Вас поручений Скрипцова от 12 сего мая по делу о дворянине Борисе Познанском, что при погребении 10 числа сего месяца в г. Каневе тела академика Тараса Шевченко студенты Киевского университета говорили речи, в которых ясно высказывалась будто надежда на будущую свободу Малороссии.
Покорнейше прошу ваше превосходительство немедленно потребовать от начальника каневской уездной полиции донесения, кто именно из студентов говорил при погребении Шевченко речи и в чем они заключались. Прикажите ему употребить все старание достать эти речи, если они существуют в рукописи, в противном же случае пусть он подробно укажет, в чем речи эти заключались и кто может подтвердить достоверность того, что в них говорилось о будущем освобождении Малороссии.
Генерал-губернатор князь Васильчиков.
ДМШ-123, л. 2.
1861 г., 16 мая. Письмо начальника каневской уездной полиции киевскому генерал-губернатору о похоронах Т. Г. Шевченко и о содержании речей над его могилой
Во исполнение предписания вашего превосходительства от 7 сего мая за № 3288, честь имею почтительнейше донести, что тело академика Тараса Шевченко похоронено вблизи г. Канева на особо избранном месте двоюродным братом его Варфоломеем Шевченко на возвышенном берегу Днепра.
Погребение это происходило 10 сего мая, в 3 часу пополудни, при стечении народа около 2 тысяч человек, во . время похорон было сохраняемо спокойствие и порядок. Над телом покойника говорено было две проповеди и шесть речей; первая проповедь произнесена была протоиереем Мацкевичем при выносе тела из церкви, а вторая — при самом погребении священником Чайковским. /97/ Во время же шествия похоронной процессии, когда останавливались для чтения над телом св. Евангелия, и при погребении покойника произнесено шесть речей на русском, малороссийском и польском языках окончившим курсы университета св. Владимира Ковалевским, студентами того университета Михаилом Малашенко, Петром Вишневским, учеником 2-й гимназии Вельегорским и канцелярским Иваном Шукетой. В проповеди, говоренной протоиереем Мацкевичем, преувеличено выставлены заслуги Шевченко как человека, хотя и не государственного, по его выражению, но старавшегося своим высоким умом разлить свет истины в здешнем крае; в произнесенных же студентами и другими попутными лицами речах высказано, что Шевченко был отцом Малороссии и Украины, что слава его не померкнет надолго и что в творениях его есть зародыш будущего величия страны, им воспетой.
Список лицам, прибывшим из г. Киева в г. Канев на пароходе вместе с телом академика Шевченка, у сего
представляется.
Начальник уездной полиции Котляров.
ДМШ-123, л. 4 — 5.
1861 г., 16 мая. Список лиц, прибывших из Киева с гробом Т. Г. Шевченко в Канев
1. Елисаветградский купец Варфоломей Шевченко.
2. Жена его Александра.
3. Каленик Шевченко.
4. Никита Шевченко.
5. Жена его Пелагея.
6. Иосиф Шевченко.
7. Жена его Матрона.
8. Гавриил Бойко.
9. Жена его Ирина.
10. Учитель 2-й Киевской гимназии Иван Сошенко
11. Жена его Мария.
12. Жена инспектора 2-й киевской гимназии Надежда Чаловая.
13. Коллежский секретарь Александр Лазаревский (из С.-Петербурга).
14. Мещанин Николай Постернак (из С.-Петербурга). /98/
15. Дворянин Виктор Вогодский.
16. Губернский секретарь Григорий Честаховский.
17. Канцелярский Иван Шукета.
18. Окончивший курс в университете св. Владимира Николай Ковалевский.
19. Поручик Виктор Забелло.
20. Студент университета св. Владимира Михаил Малашенко.
21. Дворянин Яков Габель.
22. Поручик Богданович.
23. Студент университета св. Владимира Петр Вишневский.
24. Ученик 2-й киевской гимназии Вельегорский.
Верно: Начальник уездной полиции Котляров.
1861 г., 12 июля. Письмо помещика Парчевского кн. П. П. Лопухину по поводу слухов о заговоре на могиле Т. Г. Шевченко и на Каневщине
Г. Канев есть центр заговора против помещиков, а Корсунь подручное место. Есть очень деятельные агенты между последователями Шевченко. Мы все на вулкане, неведение или беспечность полиции удивительны.
Я поставляю себе в священную обязанность предупредить об этом вашу светлость и прошу поручить г. Змеевскому приехать сюда разузнать о деле. Данные, которые я имею, не вымышлены, и каждому позволено защищать, кто знает, быть может, свою жизнь, а время не терпит. 12 июля. Межиричи село.
P. S. Я бы просил письмо это сжечь.
ДМШ-123, л. 19.
1861 г., 15 июля. Рапорт полковника кн. Лобанова-Ростовского киевскому генерал-губернатору о получении известий относительно заговора на могиле Т. Г. Шевченко
Долгом считаю донести вашему сиятельству, что вчера вечером довольно поздно помещик князь Павел Петрович Лопухин получил от соседнего помещика Парчев-/99/ского письмо, копию которого имею честь при сем приложить. Письмо это было мне сообщено, и я сегодня до рассвета сам поспешил отправиться в Межиричи к господину Парчевскому, чтобы мне от него подробнее узнать о сведениях, которые он мог иметь, и об источниках оных. Сведения эти оказываются, конечно, не довольно точными, но, по крайней мере, он называет несколько лиц, на которых показывает разные подозрения, и других, от которых, по предложению его, узнать многое можно; как, например, один из его экономов, как сие видно из копии прилагаемой при сем его записки.
ЦГИА УССР, дело из фонда киевского генерал-губернатора, секретная часть, 1861, № 136, л. 1.
1861 г., 15 июля. Записка чиновника, адресованная кн. Лобанову-Ростовскому
В предместье Канева есть один артист. Некоторые называют его Грицем, другие говорят, что Гриц есть старый, воскресший после 16 лет смерти крестьянин, который главное пребывание имеет на могиле Шевченко и ходит по окрестным селениям.
Эконом Буркат знает об этом деле. Место свидания этих личностей — могила Шевченко и Канев.
Сотский из Пекарей везде сопровождает Гриця.
Кулиш прибыл из Петербурга в Канев и оттуда отправляется в Корсунь.
С подлинным верно: чиновник особых поручений [подпись].
ЦГИА УССР, дело из фонда киевского губернатора, стол 1, 1861, № 198, л. 19 — 20.
1861 г., 15 июля. Рапорт каневского уездного стряпчего киевскому губернатору о слухах, связанных с могилой Т. Г. Шевченко
С прибытием в Канев тела покойного малороссийского поэта Шевченко прибыли сюда несколько лиц, как можно полагать, приверженцев малороссийской национальности; но после погребения они, пробыв некоторое время в Каневе, уехали отсюда, — один же из них, Гри-/100/горий Честаховский, до сих пор остается в Каневе. Образом жизни своей и поступками Честаховский обращает на себя внимание, как человек подозрительный: сначала он казался странным своим малороссийским костюмом, но, когда и действия его стали казаться странными и предосудительными, он известный здесь в простом народе под именем Грицька, обратил на себя особое внимание. Следя за толками и слухами, которые о нем ходят, я узнал, что он в постоянных беседах с простолюдинами, происходящих большей частью на могиле Шевченко, старается внушить им идею малороссийской независимости [и] свободы, рассевает между народом слухи, будто Тарас Шевченко не умер, но живет и, проникнутый мыслью малороссийской пропаганды, не перестает думать о дорогой ему Малороссии и со временем даст знак к действиям, что в так называемой могиле Шевченко находятся ножи. Честаховский старается поселить в своих слушателях ту мысль, что они до тех пор не могут воспользоваться совершенной свободой, пока не перережут ляхов — своих панов, которые всегда были и будут их врагами; что даже попам не нужно верить потому, что здесь все подкуплены и есе действуют заодно — во вред простому народу. Честаховский старается как можно больше распространить в обращение сочинения Шевченко и продает маленькие экземпляры их по 3 коп. сер[ебром]. Книжечки эти, склад которых, как говорят, у купца Карпова, заключают в себе выдержки из поэмы «Гайдамаки» и в особенности те главы, где всего более говорится о кровопролитиях, бывших в Украине. По воскресным и праздничным дням, когда люди свободны от работ, на могиле Шевченко можно видеть всегда большое стечение народа и в особенности девок и парней. Здесь они, по целым ночам пьянствуя и бесчинствуя, слушают рассказы Грицька (Честаховского). Честаховский посещает также по праздничным дням окрестные села, а в особенности во время храмовых праздников. Все действия Честаховского возбуждают сильное подозрение. Он являлся в полицию, прося отнестись к капитуле орденов, где, вероятно, служит, что он не может по болезни отправиться туда, но старший заседатель полиции под благовидным -предлогом отклонил удовлетворение его ходатайства и предупредил о том городского врача.
Недавно приезжал сюда, как говорят, некто Лазарев-/101/ский *, служащий, как я слышал, в С.-Петербурге. Лазаревский выдавал будто себя за великого князя Константина Николаевича, рассказывая, что хотел приехать инкогнито, но паромщики его узнали. Он говорит, что теперь нет никого в С.-Петербурге, кроме государя и государыни, все же прочие члены царской фамилии уехали из столицы. Лазаревский делал, говорят, выговор Честаховскому, что тот ничего до сих пор не приготовил. Он отправился в Корсунь, куда часто ездит. Честаховский. Инспектор киевской гимназии Чалый также был в Корсуне. Все они бывают там для свидания с помощником тамошнего управляющего Шевченко (родственником покойного поэта) **, известным также преданностью малороссийской национальности.
На днях, как я слышал, привезли какой-то зеленый сундук, опечатанный, и что в нем заключается, не знают, но догадываются, что ножи.
Все эти слухи рассказывают в разных вариациях, и потому можно думать, что донесения по этому вопросу вашему превосходительству не будут во всем согласны.
При нынешних же обстоятельствах и при тревожном настроении умов простого народа все подобные слухи и толки не могли не обратить на себя внимания, и потому я счел моим долгом донести о них вашему превосходительству и его сиятельству г. генерал-губернатору.
Уездный стряпчий [подпись].
ДМШ-123, л. 31 — 32.
* Лазаревский Михаил Матвеевич. (Прим. ред.).
** Имеется в виду Варфоломей Григорьевич Шевченко. (Прим. ред.).
1861 г., 15 июля. Письмо старшего заседателя каневской уездной полиции на имя помещика кн. Лопухина о Честаховском и В. Шевченко
В г. Каневе и его окрестностях с мая месяца с. г. имеет пребывание чиновник капитула орденов Григорий Честаховский, доставивший в Канев тело умершего академика Шевченко. С некоторого времени я устремил все мое внимание на действия этого чиновника и из-под руки дознал, что он весьма вреден для порядка; народ, пред /102/ которым он распространяет нелепые толки, угрожающие общим волнением, совершенно ему предан и разглашает весьма опасное будущее.
Честаховский часто бывает в Корсуне у двоюродного брата Шевченко, который состоит в экономической должности в имении вашей светлости; оба преданы, кажется, одному делу, и едва ли бывшие в имении вашей светлости лет тому несколько назад волнения крестьян не происходили от влияния Шевченко, так тесно своею службою с ними соединившегося; поэтому, независимо от распоряжений, какие будут вслед за сим сделаны официальным путем о чиновнике Честаховском, я долгом счел почтительнейше представить на благоусмотрение вашей светлости, что состояние Шевченко в экономической должности, а даже и самое пребывание его в имении при настоящих обстоятельствах очень не кстати, доселе, по крайней мере, носится молва, что Честаховский успел убедить простой народ, будто бы в могилу вложено не тело Шевченко, а ножи, которые присланы для произведения резни и получения таким образом простому народу полной свободы.
С беспредельным уважением
старший заседатель каневской уездной полиции Владислав Монастерский.
ДМШ-123, л. 22.
1861 г., 15 июля. Письмо начальника каневской уездной полиции киевскому губернатору о слухах вокруг могилы Т. Г. Шевченко и о деятельности Честаховского в Каневе
Весьма секретно
В первых числах мая месяца сего года, в числе прочих лиц, прибывших в г. Канев вместе с телом академика Тараса Шевченко, прибыл из С.-Петербурга губернский секретарь, служащий в капитуле орденов, Григорий Николаев Честаховский, который, по настоящее время находясь в г. Каневе, занимается обделкой могилы над Тарасом Шевченком, срисовыванием разных видов с натуры, раздачей и продажей разным лицам сочинений покойника в отдельных брошюрках. Сего числа, возвратясь из уезда, где я находился по делам службы, я узнал, что в г. Каневе носятся следующие слухи: /103/
а) что скоро наступит Тарасова ночь, в которую будут резать попов, ляхов и жидов;
б) что 8 числа сего июля, в день отправления над могилой Шевченко панихиды, приезжал к Честаховскому коллежский секретарь Александр Лазаревский. Он сперва приехал из С.-Петербурга в Киев, а оттуда на пароходе в Канев, отсюда ездил в Корсунь к Шевченко (двоюродному брату умершего); затем, по возвращении в Канев, отправился обратно на пароходе в Киев. По приезде же своем Лазаревский будто бы доставил к Грицку (так называют Честаховского) сундук ножей. Простонародие же говорит, что приезжал к могиле Шевченко великий князь и желал быть здесь инкогнито, но его узнали рабочие парохода;
в) что академик Тарас Шевченко не умер, а отравлен, что вместо него в гробу сохраняются ножи;
г) что Грицко (Честаховский) в крестьянском платье, расхаживая по ближайшим селениям и храмовым сельским праздникам, разглашает, что он внук славного Гайдамаки, который резал ляхов и жидов, и
д) что Григорий Честаховский имеет тесную связь с какими-то двумя-тремя неизвестными жителями г. Канева, лицами, которые вместе с ним занимаются постоянно какой-то перепиской, что лица эти приезжают к нему из других мест. Все эти слухи приводят жителей в тревожное состояние, они доходили даже до служащих здесь чиновников: уездного стряпчего Немченко, также Гродецкого, Шульца и Александровича, членов городской думы, дворянки Багницкой и других. Причем мною дознано: что Григорий Честаховский большую часть дня проводит на могиле Шевченко, занимается устройством могилы, а в особенности снимает с натуры разные виды, вечерами же проводит время с каневским и соседственных мест простым сословием обоего пола, которое собирается над вечер почти ежедневно, в особенности в праздничные дни; любит, чтобы простое сословие обращалось с ним как можно короче, называло его ты, Грицко и т. п.; нередко при этом ходит в ближайшие селения Пекари и Хмельну (Черкасского уезда), где проводит время в корчме также с простым сословием и при всяком случае старается сбыть в брошюрках отрывки сочинения Шевченко, а в особенности автора этого поэму «Тарасова ночь», в которой описывается картина истреб-/104/ления поляков и жидов, каждая брошюрка стоимостью по 3 — 5 коп. сереб.; а также и граматку издания П. Кулиша 53, которая по содержанию своему весьма вредна, может быть объясняема простым сословием различно, а в особенности же окончательные выражения на стр. 67. Все эти сочинения в брошюрках Честаховский старается сбыть, если не за деньги, то дает в дар крестьянам и другим лицам, и до того успел в этом, что в продолжении нескольких дней текущего месяца сбыл несколько сот брошюрок, в г. же Канев они были переданы Честаховским для продажи в лавку купца Карпова и там почти все проданы, за исключением нескольких экземпляров граматок. Независимо [от] этого Честаховского в конце июня месяца посещали два студента Киевского университета Михаил Малашенко и Федор Панченко, которые, прогостив 3 суток в квартире Честаховского, посещали почти ежедневно могилу Шевченко; а затем на пароходе отправились в Киевский уезд; во время же бытности своей в г. Каневе посещали дворянина Познанского в д. Дударях.
Трудно обнаружить [не] только удостоверением, но даже и следствием настоящую цель сближения Честаховского с местным простонародием и быстрое распространение им в значительном числе брошюр между этим сословием; говорят, что будто бы он распродажу этих сочинений делает для покрытия издержек, употребленных на расходы погребения Шевченко, другие же говорят, что для доставления будто бы средств к жизни его бедных родственников, а некоторые — чтобы за вырученные деньги устроить в память Шевченко ремесленный дом для обучения ремеслам местных мальчиков; все три мнения эти неправдоподобны собственно уже потому, что продажа брошюр производится как бы тайком, но усиленно, без ведома и участия местного начальства, тогда как наше правительство всегда с рьяным усердием содействует всякому частному благому намерению.
Обращая же внимание на характер сочинений Шевченко, в которых так занимательно обрисована, по мнению автора, былая когда-то Украина, с ее резкими событиями, с ее населением, свободным в своих действиях, я нахожу, что подобное распространение упомянутых сочинений служит ясным доказательством, что распространитель их Честаховский желает как бы исподволь разъяснить простому народу стеснительные для них тепереш-/105/ние узаконения русского правительства и вместе с тем возобновить в его памяти былые времена Украины; не упоминая уже о других изложенных обстоятельствах, еще более утверждающих в этом мнении каждого наблюдателя.
Но несмотря на изложенное мною мнение, хотя нет в виду положительных улик, по которым можно [было] бы обвинять губернского секретаря Честаховского в распространении им вредных слухов, кроме изложенных мною обстоятельств, но принимая их уважительными, я нахожу пребывание его здесь весьма опасным для общественного спокойствия, что он здесь продолжительное время находится по болезни, хотя отпускной билет его около 2 месяцев просрочен, а тем более потому, что вредные слухи время от времени могут распространиться и в более отдаленной местности от г. Канева.
Поспешая донести об этом вашему превосходительству на благоусмотрение, имею честь доложить, что я к учиненню обыска в квартире губернского секретаря Честаховского не принимал никаких мер, впредь до разрешения вашего превосходительства, а один экземпляр граматки издания П. Кулиша, признаваемой по содержанию своему вредной, вашему превосходительству почтительнейше у сего честь имею представить, присовокупляв, что вместе с сим донесено мною и г. генерал-губернатору. Относительно же посещения Честаховским сс. Пекарей и Хмельной я вместе с сим сообщил начальнику черкасской полиции для зависящего со стороны его наблюдения, объяснив три этом собранные мною сведения о Честаховском.
Начальник уездной полиции Котляров.
ДМШ-123, л. 25 — 30.
1861 г., 17 июля. Из рапорта начальника каневской уездной полиции киевскому губернатору о том, что в Каневском уезде будто бы формируются повстанческие отряды из крестьян
Сего числа я получил частное сведение, верность которого совершенно ничем еще не подтверждается, что будто бы в 3 стане Каневского уезда в одном из селений формируются три шайки из крестьян, которые готовятся /106/ прийти в Канев для истребления ляхов, панов [и евреев]. По важности этих слухов я вместе с сим для лучшего дознания командирую помощника своего полковника Булаха в 3 стан.
О чем вашему превосходительству на благоусмотрение почтительнейше донося, имею честь доложить, что об оказавшемся по удостоверению г. Булаха я буду иметь честь рапортовать дополнительно.
Начальник уездной полиции Котляров.
ДМШ-123, л. 54.
1861 г., 17 июля. Рапорт начальника каневской уездной полиции киевскому губернатору о том, что для подавления возможных крестьянских волнений нужны дополнительные войска
По соображении обстоятельств, изложенных в рапортах моих от 15 и 17 сего числа за № 523, 528 и 530 относительно поступкоз губернского секретаря Честаховского и слухов [об] устраивающихся трех шайках крестьян, я, признавая необходимым нахождение войск в г. Каневе для предупреждения могущих произойти беспорядков в народе, в случае, если привязанность простого сословия к Честаховскому так велика, что беспорядки сразу обнаружатся, а в особенности если Честаховский будет подвергнут аресту и слухи об этом разнесутся по окрестностям уезда, — представил об этом вместе с сим генерал-губернатору, прося его сиятельство, не благоугодно ли будет распорядиться, независимо от батальона Алексапольского полка, квартирующего в 3 стане Каневского уезда, командировать для означенной надобности в г. Канев и его окрестности для квартирного расположения еще хотя [бы] 2 роты пехоты.
Донося о сем вашему превосходительству, имею честь покорнейше просить ваше превосходительство не оставить своим ходатайством о скорейшем разрешении представления моего о командировании в г. Канев и его окрестности воинских чинов.
Начальник уездной полиция Котляров.
ДМШ-123, л. 55 — 56. /107/
1861 г., 17 июля. Письмо киевского генерал-губернатора киевскому гражданскому губернатору о заговоре против помещиков на могиле Т. Г. Шевченко
Совершенно секретно
14 сего июля поздно вечером помещик князь Павел Лопухин получил от соседнего помещика с. Межиричи Парчевского письмо, в котором извещает князя о существующем в г. Каневе и с. Корсуни заговоре против помещиков, где будто бы находятся очень деятельные агенты этого заговора между последователями Шевченко, и, указывая на беспечность полиции, просит прислать некоего Змиевского для разузнания об этом деле, та,к как данные, которые он имеет, не вымышлены и каждому позволено защищать свою жизнь, а время не терпит.
Письмо это было сообщено флигель-адъютанту полковнику князю Лобанову-Ростовскому, который поспешил отправиться с рассветом следующего дня к помещику Парчевскому, чтобы получить от него более подробные сведения по настоящему делу и затем представить мне копию записки Парчевского.
В записке этой Парчевский объясняет, что в предместье г. Канева есть крестьянин музыкант Гриць, о котором говорят, будто он воскрес после 16 лет смерти. Он ходит по окрестным деревням, но главное пребывание свое имеет на могиле Шевченко, которая вместе с Канево.м служит местом свидания заговорщиков, о чем известно эконому Буркату, что сотский с. Пекарей сопровождает везде Гриця и что Кулиш прибыл из Петербурга в Канев, а оттуда намерен отправиться в Корсунь.
Препровождая при сем в переводе письмо помещика Парчевского к князю Лопухину и записку флигель-адъютанту князю Лобанову-Ростовскому, покорнейше прошу ваше превосходительство распорядиться тотчас командировать [штаб-офицера] корпуса жандармов полковника Грибовского в г. Канев и с. Корсунь и поручить ему, прибыв туда под благовидным предлогом наблюдения за исполнением крестьянами своих повинностей в отношении помещиков или за успехами мер, принятых к истреблению саранчи, совершенно секретно собрать самые подробные сведения по обстоятельствам письма и записки поме-/108/щика Парчевского, для чего полковник Грибовский может секретно вызвать в Канев или Корсунь его и эконома Бурката, при указании и содействии их разузнать о существовании в Каневе заговора, его цели, руководителях и участниках, а также о крестьянине Грице, сотском из Пекарей, Кулише, цели его прибытия из Петербурга в Канев, занятиях и сношениях в этих местах. Если по розыскам собранные помещиком Парчевским сведения будут подтверждаться, то полковник Грибовский обязан сделать немедленно обыск на законном основании у всех лиц, на которых падает подозрение в участии в заговоре, и когда по обыску найдены будут улики, тотчас арестовать виновных и ожидать дальнейших моих распоряжений по этому делу.
О результатах розысков полковника Грибовского и мерах, которые будут приняты им на месте к раскрытию истины и изобличению виновных в преступных замыслах, ваше превосходительство не оставите сообщить мне в возможной поспешности по получении донесения Грибовского.
Генерал-губернатор князь Васильчиков.
ДМШ-123, л. 17 — 18.
1861 г., 17 июля. Рапорт заседателя каневской уездной полиции начальнику полиции с требованием арестовать Честаховского
Сегодня я представляю вашему высокоблагородию дело весьма большой важности, которое привожу в окончание, а между тем поспешаю доложить Вам, что по обстоятельствам этого дела настоит весьма экстренная необходимость не теряя ни минуты арестовать прибывшего в г. Канев из С.-Петербурга губернского секретаря Честаховского, который известен здесь под именем Грицька, и содержать его весьма секретно.
Старший заседатель Монастерский.
ДМШ-123, л. 44.
1861 г., 17 июля. Рапорт заседателя каневской уездной полиции об аресте матроса Семена, будто бы призывавшего к бунту
В дополнение рапортов моих от 17 сего июля имею честь донести вашему высокоблагородию, что прикосно-/109/венного к делу о приготовлении к бунту и ужасным сценам отставного матроса Семена я арестовал при уездной полиции впредь до Вашего распоряжения, какое Вам угодно будет сделать по обстоятельствам сказанного дела.
Старший заседатель Монастерский.
ДМШ-123, л. 45.
1861 г., 17 июля. Письмо начальника каневской уездной полиции киевскому губернатору о Честаховском
Совершенно секретно
Представленное мне сего числа в 10 часов пополудни старшим заседателем Монастерским начатое следствием дело о губернском секретаре Честаховском, возбуждающем простой народ к бунту, я вместе с сим это дело представил г. генерал-губернатору на благоусмотрение, прося его сиятельство, по важности происшествия, назначить для произведения следствия над губернским секретарем Честаховским особую комиссию и мне разрешить, следует ли тотчас же г. Честаховского подвергнуть аресту. Из начатого же следствием дела видно, что слухи, упомянутые мною в рапорте вашему превосходительству от 15 сего июля за № 523, более распространяются.
Донося о сем вашему превосходительству, имею честь покорнейше просить не оставить Вашим ходатайством о скорейшем разрешении просимых мною обстоятельств, присовокупляя при этом, что Честаховский с 15 сего июля состоит под самым тщательным секретным наблюдением полиции.
Начальник уездной полиции Котляров.
ДМШ-123, л. 52 — 53.
1861 г., 18 июля. Донесение киевского штабофицера жандармского корпуса шефу жандармов о своем откомандировании в г. Канев
Вследствие полученных губернским начальством письменных извещений, что в г. Каневе на могиле погребенного там малороссийского поэта Шевченко собираются заговорщики против помещиков, г. начальник Киевской /110/ губернии, согласно последовавшему распоряжению его сиятельства г. генерал-губернатора, предложил мне отправиться в г. Канев, произвести негласное там дознание и, если бы потребовалась надобность, произвести у подозрительных лиц обыски, подвергнуть виновных аресту и об оказавшемся донести в Киев, в ожидании на месте дальнейших затем распоряжений начальства.
Об отъезде своем сего числа из Киева в Канев вашему сиятельству донести честь имею.
Полковник Грибовский.
ДМШ-118, л. 3.
1861 г., 18 июля. Письмо начальника каневской уездной полиции киевскому губернатору о содержании речей, произнесенных на похоронах Т. Г. Шевченко
Во исполнение предписаний вашего правооходительства от 19 и 23 минувшего мая за № 3795 и 4047 имею честь почтительнейше донести, что при всем старании моем ни во время погребения академика Тараса Шевченко, ни теперь я не мог приобрести речей, говоренных студентами университета св. Владимира на пробе его. Смысл этих речей был следующий: что правый берег реки Днепра принял в свои недра человека, которого думы глубоко запечатлены в сердцах каждого малоросса, что теперь пусть плачут Канев, Черкассы и Чигирин — свидетели погребения Кобзаря Малороссии, но настанет время, когда явится достойный человек и осуществит мысли сего великого мужа, тогда оба берега реки Днепра соединятся и над могилою сего великого мужа воздвинется памятник, который будет свидетельствовать о славе его.
Смысл этих речей может подтвердить чиновник особых поручений вашего превосходительства Скрипцов, помощник мой полковник Булах, судебный следователь I участка Каневского уезда Хантинский и другие лица, которые находились во время чествования похоронной процессии и погребения Шевченка.
Начальник уездной полиции Котляров.
ДМШ-123, л. 9 — 10. /111/
1861 г., 18 июля. Письмо старшего заседателя каневской уездной полиции киевскому губернатору о деятельности Честаховского в Каневе
Секретно
С мая месяца сего года имеет пребывание в городе Каневе и его окрестностях чиновник капитула орденов Григорий Честаховский; он сопровождал тело умершего в Петербурге академика Шевченко и сделался здесь известным под именем «Грицька». С самого приезда в Канев он вошел в сношение с простым народом и приобрел его доверие; на поведение его устремлено было все мое внимание с того повода, что он, под предлогом болезни, ходатайствовал об отсрочке отпуска, тогда как был совершенно здоров; из-под руки я дознал следующее: что Честаховский явился в наш край, чтобы возмутить простой народ к низвержению общего порядка и произведению ужасных кровавых сцен; что для достижения сего он внушал народу слепо верить, что крестьяне вышли из крепостной зависимости по старанию Шевченко; что государь император, не соглашавшийся на это, заключил было Шевченко в тюрьму, но твердая воля Шевченко заставила государя уступить ему; что Шевченко хотел отомстить за угнетение народа, но, будучи призван к богу, где находится с телом и душою, оставил это дело на него, Честаховского, и он, Честаховский, не позволит государю мешать в этом, а сделает все, что угодно народу; что великий князь Константин приедет в Канев объявить народу, чтобы перечистить свет, в помощь же народу явится из Запорожи, Черномории, Дуная и Петербурга 25 тысяч состоящих в распоряжении его, Честаховского, казаков. Говоря о Шевченко как об избраннике божием для освобождения народа, Честаховский приводит в трепет всех тех, кои не были бы ему преданы; верование в силу, славу и святость Шевченко до того стало фанатическим, что народ рассказывает уже о сбывшихся будто бы чудесах, например: что у одной женщины был сын калека, она только раз помолилась Шевченко, и сын ее будто совершенно выздоровел; народ, стекаясь на могилу Шевченко по воскресеньям и в праздничные, а даже и рабочие дни в огромных массах, пьянствует за счет Честаховского, который, не щадя денег на водку, научает моло-/112/дых и старых петь песни гайдамацкие, браня страшно тех, кои поют русские песни, рассказывая же, как в старину предки резали ляхов и жидов, толкует, что время это вскоре возобновится и Малороссия с восторгом будет смотреть на пламя, которое вспыхнет в один момент в Чигирине, Умани, Черкассах и Каневе.
В прошлую субботу могила Шевченко была окружена массою народа, простиравшегося до тысячи человек, и когда туда же прибыл, вероятно, сообщник Честаховского, какой-то молодой человек, то его выдавали за великого князя Константина, а вчерашнего числа явились ко мне канцелярский Лукашевич и однодворка Лопатецкая со сведениями: Лукашевич — что между солдатами Каневской команды внутренней стражи существует убеждение, что сюда не привезли тела Шевченко, а вместо оного положены в могилу ножи, однодворка же Лопатецкая — что отставный матрос Семен, живущий с нею в соседстве, призвав ее к себе, предостерегал, чтобы уезжала из Канева, ибо в скором времени начнется резня; затем мещанин Степан Кутах, делавший по заказу Честаховского крест для установки на могиле Шевченко, положительно разъясняет, что народ приготовляется к ужасному беспорядку; что Честаховский приводит людей в страшное уныние; он записывает на бумагу тех, к коим не расположен, и люди эти опасаются ссылки на Кавказ, крестьяне же с. Хмельной пребывают в страхе из-за того, что по воле Честаховского деревня их через сорок дней будет совершенно уничтожена, исключая двух хозяев, заслуживших себе его расположение.
Донося о сем вашему превосходительству, имею честь доложить, что собранные мною сведения по сему предмету я представил 17 июля на 13 листах начальнику каневской уездной полиции для дальнейших с его стороны действий и что такое же донесение вместе с сим послано от меня и г. генерал-губернатору.
Старший заседатель Монастерский.
ДМШ-123, л. 60 — 61. /113/
1861 г., 19 июля, Письмо киевского губернатора о выдаче денег жандарму на поездку в г. Канев
По случаю выезда моего по делам службы в Каневский уезд, командировав туда жандарма, рядового Герасима Жиненко, я предписываю вашему благородию выдать ему из экстраординарной суммы на прогоны и суточные от г. Киева до г. Канева и обратно, сколько причтется по числу верст, деньги, отнеся таковые на счет казны.
Генерал-лейтенант Гессе.
Скрепил секретарь Галушинский.
ДМШ-123, л. 34 — 35.
1861 г., 19 июля. Предписание об оказании всевозможного содействия жандарму, откомандированному в г. Канев
Предписывается градским и земским полициям, волостным и сельским начальствам предъявителю сего рядовому киевской жандармской команды Герасиму Жиненко, командированному в Каневский уезд, давать по две лошади за уплату прогонов и вообще оказывать, в случае нужды, всякое законное вспомоществование. Дан сей лист за подписанием моим и с приложением печати.
г. Киев, июля 19 дня 1861 года.
Генерал-лейтенант Гессе.
ДМШ-123, л. 36.
1861 г., 19 июля. Письмо старшего полицмейстера Киева губернатору относительно семьи Лазаревских
Секретно
По собранным сведениям я узнал, что коллежский секретарь Александр Лазаревский, служащий в сенате, прибыл в Киев в одно время с телом Шевченко и уехал спустя несколько дней в Канев, а оттуда будто в имение свое, состоящее Черниговской губернии в Конотопском уезде, где он намеревался искать место мирового посредника; в Киеве Лазаревский чаще всего бывал у инспектора 2-й гимназии Чалого и родственников Шевченко. На прошлой /114/ неделе приехал сюда брат его советник Петербургского губернского правления Михаил Лазаревский на богомолье и уехал тоже в именье.
Старший полицмейстер полковник Ивенсен.
ДМШ-123, л. 36.
1861 г., 19 июля. Письмо киевского генерал-губернатора гражданскому губернатору об откомандировании войск в г. Канев
Милостивый государь Павел Иванович.
Препровождая при сем к вашему превосходительству представленное мне сего числа начатое старшим заседателем Каневского земского суда следствие о губернском секретаре Честаховском, возмущающем будто бы простой народ к беспорядкам, покорнейше прошу Вас, милостивый государь, распорядиться передать это немедленно штаб-офицеру корпуса жандармов Грибовскому, командированному для разысканий в г. Канев. Вместе с тем разрешаю вашему превосходительству распорядиться согласно ходатайству начальника полиции Каневского уезда о переводе в г. Канев из квартирующих в окрестностях этого города войск такое число, какое признаете нужным для сохранения порядка и спокойствия, если, впрочем, это признано будет необходимым.
С истинным почтением и преданностью имею честь быть вашего превосходительства покорнейший слуга
князь И. Васильчиков.
ДМШ-123, л. 39.
1861 г., 20 июля. Телеграмма киевского генерал-губернатора начальнику III отделения о собрании крестьян на могиле Т. Г. Шевченко
В Каневе на могиле Шевченко было сходбище народа, встревожившее жителей и подавшее повод опасению заговора против помещиков. Губернатор поехал на место успокоить.
Генерал-адъютант князь Васильчиков *
ДМШ-118, л. 1.
* Телеграмма передана шифром. /115/
1861 г., 21 июля. Письмо киевского генерал-губернатора начальнику III отделения о событиях в г. Каневе, связанных с могилой Т. Г. Шевченко
В первых числах мая месяца сего года в числе других лиц, сопровождавших тело покойного академика Тараса Шевченко, прибыл из С.-Петербурга в г. Канев служащий в капитуле орденов губернский секретарь Григорий Честаховский. Оставшись в Каневе для обделки могилы Шевченко, он странным поведением своим обратил на себя общее внимание местных начальства и жителей.
Получены были мною сведения, что, занимаясь обделкою могилы и срисовыванием с натуры разных видов, Честаховский стал сближаться с простым народом, оделся в его костюм и, говоря его языком, вошел в фамильярные отношения с ним, запрещая называть себя по имени и отчеству, а именуя себя просто Грицьком, посещая шинки и народные сходбища и привлекая простонародие к себе на могилу, где и начали собираться крестьяне соседних деревень, преимущественно в праздники, а иные и в будни, в свободное от работ время. Здесь Честаховский распевает с простонародием гайдамацкие песни и читает ему сочинения Шевченко. В то же время он старается распространять эти сочинения и изданную Кулишом граматку, распродавая их по самой низкой цене — от 3 до 5 коп. за экземпляр и раздавая многим крестьянам даром, в особенности поэму Шевченко «Тарасову ночь», в которой описывается картина истребления поляков и жидов. Распродажа сочинений Шевченко имела значительный успех, так что в течение нескольких дней текущего месяца Честаховский сам успел сбыть несколько сот экземпляров, а переданные им в то же время для продажи в Каневе одному купцу все распроданы.
В народе Честаховский сделался известным под именем Грицька, и по поводу его рассказов о Шевченко, сочинениях последнего, исторических событиях и преданиях Украины возникли разные толки и тревожные слухи. Стали рассказывать, что Шевченко не умер, а живет и не перестанет думать о дорогой Малороссии и со времени подаст знак к действиям малороссов; что в могиле его находятся ножи и что скоро наступит Тарасова ночь, в ко-/116/торую будут резать панов и ляхов. В день отправления панихиды по Шевченко 8 сего июля приезжал в Канев к Честаховскому служащий в сенате коллежский секретарь Лазаревский, и это подало повод к толкам, будто он привез ему сундук ножей, а в простом народе распространились слухи, что это был великий князь Константин Николаевич, который будто бы хотел быть в Каневе инкогнито, но рабочие парохода, на котором он приехал из Киева, узнали его.
Все это встревожило жителей и в особенности окрестных помещиков из поляков, которые видят в этом правильно организующийся заговор против их жизни.
Получив об этом самые неопределенные сведения от флигель-адъютанта полковника князя Лобанова-Ростовского, которому сообщил их один из помещиков Каневского уезда Парчевский, передавший дело в самых темных и неясных выражениях и с весьма неопределенными указаниями, я распорядился тотчас послать на место для розысков штаб-офицера корпуса жандармов полковника Грибовского, поручив ему, в случае подтверждения сообщенных Парчевским сведений, произвести обыски у подозреваемых лиц и арестовать виновных. Вслед за тем получены были мною подробные сведения по настоящему делу от местного начальства, и, наконец, вчерашнего числа начальник полиции Каневского уезда донес мне, что он получил частное сведение, вероятность которого совершенно ничем еще не подтверждается, будто в одном из селений Каневского уезда формируются три шайки из крестьян, которые готовятся прийти в Канев для истребления ляхов, панов [и евреев], и что поэтому он находит необходимым для предупреждения могущих возникнуть беспорядков усилить в Каневе число квартирующих там войск.
Вследствие этого последнего донесения начальник Киевской губернии сам отправился вчерашнего числа в Канев, получив от меня уполномочие, в случае небходимости, передвинуть в г. Канев нужное число войск из расположенных вблизи этого города.
О последствиях розысков полковника Грибовского и поездки генерал-лейтенанта Гессе я ожидаю сведений, по получении которых не премину сообщить их вашему сиятельству, но тем не менее полагаю, что предположение о существовании заговоров [в] г. Каневе с преступной /117/ целью и слухи о формирующихся будто бы шайках крестьян для истребления панов, ляхов и жидов слишком преувеличены и возникли вследствие боязливо настроенного воображения окрестных помещиков из поляков, которые в малейшем народном движении видят угрозу себе. Сколько можно судить по поставленным мне сведениям, Честаховский принадлежит к числу приверженцев малороссийской народности и своими необдуманными действиями мог подать повод к тревожным толкам в местах, полных преданий и воспоминаний о кровавой борьбе Малороссии с Польшей. При таком положении края жаль, что было разрешено перевезти тело Шевченко в Канев, место его родины, где память о нем еще так жива.
Генерал-губернатор князь Васильчиков.
ДМШ-118, л. 4 — 5.
1861 г., 21 июля. Распоряжения киевского губернатора об отправке сотни казаков в г. Канев
Начальнику черкасской уездной полиции
Предпоручив одну сотню казаков перевести на некоторое время в г. Канев, предписываю Вам вручить прилагаемое при сем мое предписание тому из сотенных начальников, которому вверено начальство над ними в м. Смелой, с тем, чтобы другая сотня оставалась в Смелой. Маршрут имеете Вы составить и вручить г. сотенному начальнику, распорядясь о их следовании.
Начальнику каневской уездной полиции
Находя нужным на некоторое время расквартировать в г. Каневе одну сотню казаков, предписываю по прибытии их Вам разместить по городским обывателям и принять в Ваше распоряжение, доколе пребывание их в г. Каневе найдете нужным, после возвратите их в Смелу на прежние квартиры, снесясь о сем с Черкас[ским] началь[ником] уездной полиции, о чем в то же время имеете донести и мне. /118/
Сотенному начальнику казаков 37 полка, находящегося в м. Смелой
Предписываю вашему благородию немедленно по получении сего одну сотню казаков по усмотрению Вашему направить в г. Канев, где она и должна будет остаться на некоторое время в распоряжении начальника Каневской уездной полиции; другая же сотня останется в Смелой на прежнем основании. Маршрут получите Вы от г. черкасского нач[альника] уезд[ной] полиции.
Киевский гражданский губернатор генерал-лейтенант [подпись].
ДМШ-123, л. 37.
1861 г., 24 июля. Письмо киевского гражданского губернатора генерал-губернатору о деятельности Честаховского в Каневе
Ваше сиятельство изволит помнить, что еще при провозе тела академика Шевченко через Киев замечено было между малороссийским населением проявление необыкновенного сочувствия множеством собравшегося народа и [в] говоренных молодежью речах, в которых они прославляли подвиги покойного, как какого-нибудь необыкновенного героя. Похороны его здесь, в Каневе, совершены были при большом стечении народа, на возвышенном берегу Днепра, в 4 верстах от города, с новыми восторженными речами лиц, приезжавших из Киева и сопровождавших тело из Петербурга, при всем этом они старались как можно более придать значения личности покойного.
Отдавая всю справедливость академику Шевченко как малороссийскому поэту и живописцу, поведение его и нравственные качества далеко не заслуживали тех почестей, с которыми так горячо принялись прославлять покойного, и этого одного достаточно [,чтобы] заподозреть желание заявить при этом случае малороссийскую национальность.
После погребения для устройства могилы остался в Каневе сопровождавший его чинов[ник] капит[ула] орденов Честаховский, который, с 10 мая живя в Каневе, почти ежедневно посещал могилу Шевченко, привлекая туда простой народ рассказами о деянии покойного, чтением /119/ сочинений Шевченко и Кулиша, учил старинным песням, поил иногда водкой и угощал женщин орехами и семечками, продавал дешевле существующих цен, а некоторым и дарил граматку соч. Кулиша и сочинения Шевченко в отдельных брошюрках; рассказы и чтения Честаховского вспоминали былые времена гайдамачества, запорожства, казачьей вольности, ненависти к полякам и мшения за угнетение их свободы и православия. Обращаясь к нашему времени, [Честаховский] рассказывал, какое Шевченко терпел гонение от в боге почившего государя за свободу, и будто за Украину и крестьян он положил свою голову.
Не ограничиваясь местом погребения Шевченко, Честаховский ездил по соседним селам и деревням, одевался иногда сам в малороссийское платье, посещал свадьбы и занимался рисованием с натуры лиц более типических, действовал так же, как и на могиле, рассказывая о старине гайдамацкой, о храбрости и удальстве их предков со всеми кровавыми прикрасами, действующими на воображение простолюдинов.
С какою целью поступал так г. Честаховский, неизвестно, я уверен только, что дурные семена сеял он на здешней почве; надобно желать, чтобы крестьяне, это мирное земледельческое сословие, воспользовалось своей свободой не в духе гайдамачества и казачества времен гетманских, а путем добрых отношений с прежними владельцами, и нахожу во всяком случае, а в особенности в здешнем крае, поведение Честаховского вредным и убежден, что какую бы не имели цель эти господа, приобретая доверенность к себе крестьян на таких основаниях, готовят в будущем печальные последствия такому классу людей, который, при необразовании своем и не понимая настоящего своего положения, действительно нуждается в благонамеренном и добросовестном руководстве.
Мне кажется, что для сохранения общественного спокойствия, мирного исхода настоящего преобразования и будущего народного счастья должно обратить особенное внимание на малороссийские национальные выходки и принять строгие меры к прекращению зла в самом его начале.
В настоящем случае формальное следствие охватило бы собою тысячи людей, бывших в сношениях с г. Честаховским, и едва ли было бы соответственно обстоятельст-/120/вам. Собранные показания приказать подкрепить настоящее удостоверение несколькими присяжными показаниями и допросными из всех показаний пунктами самого г. Честаховского, то это вполне будет достаточно в таком деле, которого гласность желательно бы избежать, а дальнейшие допросы ему могли бы быть сделаны в Киеве; на что и имею честь испрашивать разрешения вашего сиятельства.
Что же касается до встревоженных в г. Каневе жителей, как католиков, так и евреев, ожидающих ежедневно нападения на себя крестьян, и слухи о собирающихся для того по деревням шайках, то это ничем решительно не подтверждается и есть следствие распространения сочинений Шевченко, Кулиша и поведения с крестьянами г. Честаховского, все это с разными сочинениями самых жителей привело их в страх и отчаяние. Собственно для успокоения их я распорядился поставить на некоторое время сотню казаков постоем в г. Каневе.
А дабы впрель устранить подобные случаи, я полагал бы предписать полиции иметь надзор за всеми приезжающими на могилу Шевченко, и если они будут крестьянам рассказывать о былых гайдамацких, запорожских и казацких временах или делать какие бы то ни было вредные внушения, таковых обязывать подписками сейчас же оставить Канев, донося каждый раз о таковых случаях. Кроме того, я нахожу в руках крестьян в здешнем крае сочинения Шевченко, Кулиша и других им подобных вредными, а потому распространение их я находил бы полезным здесь запретить, и вообще было бы полезно распространять грамотность на русском языке чрез священников и лиц, заслуживающих доверия.
Обыск у г. Честаховского не мог быть произведен, потому что начаты[м] непременным заседателем Монастерским следствием огласилось обращенное на г. Честаховского внимание прежде, нежели шт. оф. корпуса жандармов прибыл в г. Канев.
Генерал-лейтенант Гессе.
ДМШ-123, л. 40 — 42. /121/
1861 г., 25 июля. Сообщение киевского губернатора каневскому уездному предводителю дворянства о том, что в Канев присылается, сотня казаков
По распоряжению моему 28 сего июля, то есть в пятницу, из м. Смелой, Черкасского уезда, прибудет в г. Канев на квартиры одна сотня казаков Донского казачьего № 37 полка.
Уведомляя об этом ваше высокоблагородие, покорнейше прошу вас распорядиться о назначении для казачьих лошадей пастбищных мест, примерно на 120 лошадей.
Гражданский губернатор генерал-лейтенант Гессе.
ДМШ-123, л. 38.
1861 г., 26 июля. Сообщение каневского уездного предводителя дворянства киевскому губернскому предводителю дворянства о настроениях и слухах среди крестьян
Зная, что все касающееся безопасности и спокойствия дворянства составляет предмет особенной заботливости вашего превосходительства, считаю долгом сообщить, здесь следующие обстоятельства:
1. От некоторого времени распространились между простым народом, т. е. между мещанами г. Канева и крестьянами соседних селений, слухи, которые привели весь край в уныние и тревогу. Слухи эти заключаются в следующем: что в скором времени настанет час, в который по-прежнему народ будет резать помещиков (панов) и притом не пощадит ни духовенства, которое держит заодно с панами, ни чиновников, которых дворянство оплачивает для того, чтобы они скрывали права народа, — скоро будет время, что здесь останется только один народ; царь желает того, это подтвердил князь Константин; говорят о приезжавшем здесь каком-то лице, которое народ считает князем. Есть розыски о спрятанных в могиле над прахом Шевченко священных ножах для совершения всеобщего истребления панов, попов и всех людей в тонких жупанах с большими воротниками, о неисчисленном множестве казаков, рассыпанных по всей Украине /122/ от Хортицы до Тамани — по всему Запорожью понад Днепром и в других странах; они соберутся в Канев совершать то, что проповедывал «отец Тарас» (Шевченко); Канев не будет в состоянии обнять их всех, так их будет много; время их прибытия назначено в этом году, между пречистыми, т. е. от 15 августа по 1 сентября; чтобы начать резь, ожидают особенного сигнала. Рассказы эти повторяли многие из гг. чиновников, которые сами слышали их от мещан каневских, а также от крестьян из окрестных селений и других простолюдинов, рассказы эти повторялись на рынке и торговой площади, на улице и при выходе из церкви. Почти все чиновники, с коими я об этом предмете разговаривал, удостоверяли мне, что они сами слышали эти рассказы.
Слухи подобные распространяются даже и в дальние деревни Каневского уезда, а особенно со времени начатия следствия; рассказывает народ на ярмарках, что ищут священных ножей, присланных на то, чтоб резать панов, и что ножи эти закопаны в могиле Шевченко. Слухи вышеупомянутые, хотя оные не основаны на положительных доказательствах, что кто-либо побуждал народ к истреблению помещиков, но сами собой составляют важное и страшное явление, а посему тревожат всех дворян и помещиков. Предположив, что многие из них для собственного спокойствия и безопасности выедут из селений, неминуемым последствием того будет разорение имуществ и совершенное расстройство удерживаемого в хозяйстве и сельских обществах самим их присутствием порядка. Тревога, какую слухи эти распространили, имеет то основание, что подобные признаки предшествовали прежней гайдамацкой рези в здешнем крае и вообще повторялись везде перед каждой этого рода катастрофой.
2. Могила Шевченко служит как бы знаменем соединения людям, порождающим ненависть народа к здешнему дворянству, — это только предлог, а предметом ненависти народа становятся все помещики, которые требуют от них повинностей за земли; все начальство, побуждающее их к исполнению обязанностей, и самое даже духовенство, которому он (народ) тоже не верит, ибо оно ему не толкует положения нового в том смысле, как его желали понимать крестьяне.
Друзья Шевченко, любители его сочинений и, наконец, люди одних с ним идей приезжают в наши стороны, /123/ имеют частые непосредственные тайные сношения с народом, собирают людей под предлогом работы на могиле, читают простому народу из сочинений Шевченко рассказы об гайдамаччине, речи, представляющие так известные здешнему народу имена герштов разбойничьих Гонты и Железняка, как священных героев, и, наконец, представляющие самую резь священными ножами как справедливое священное дело, составляющее славу здешнего народа.
При чтении этих сочинений эти господа, как видно из рассказов, позволяли себе толков, еще более возбуждающих народ противу всему высшему у «ас сословию. По рассказу мещанина Степана Кутаха, один из друзей Шевченко, г. Честаховский — на вопрос его, Кутаха, почему со времени похорон Шевченко и приезда его, Честаховского, и частых его с народом поговорок люди пришли в тревогу и уныние и говорят об вещах, о которых страшно подумать, г. Честаховский отвечал: что так как некогда по причине их (т. е. панов) лилась кровь и пот из народа, так в скором времени польется кровь и пот из них. Этот разговор был вечером, после того, как г. Честаховский читал сочинение «Тарасова ночь» собранным на работу людям. Слова, приведенные здесь, указывают, в каком духе производились толки о читанных народу сочинениях.
3. Сочинения Шевченко «Гайдамаки», «Тарасова ночь», «Граматка» другого автора, хотя и дозволены цензурою, но заключают в себе рассказы, дышащие неумолимой ненавистью к дворянству нашему, и притом резко изображенные картины гайдамацкой рези — что именно в наших сторонах, где народ и сам по сю пору сохраняет предание этих кровавых событий, — крайне опасны для дворянства и всех других сословий и общества. Пока эти сочинения составляли предмет чисто литературный, оставались в сфере людей образованных, они, конечно, не могли иметь столь пагубного влияния на читателей, но низведенные между простой народ, как народные песни, как предания старины, изображающие славу предков, — крайне опасны, ибо народ, видя в них исключительно только изображение мести — рези, кровопролития, побуждается к тому, чтобы повторить эти дела, столь прославляемые.
Одно из этих сочинений распространяемо было не-/124/сколько год тому назад, в ту именно пору, когда представители нашего дворянства в Киевском губернском комитете, по вызову государя императора, приступали к осуществлению благих намерений монарха в деле освобождения и улучшения быта крестьян, и тогда сочинение это, как возбуждающее ненависть одного класса народа к другому и возобновляющее предания давно погасшей национальной вражды, почтено было главным начальствохм нашего края вредным для оного, и потому распродажа этого сочинения у нас воспрещена. Ныне приведение в действие нового положения, когда более всего благомыслящие люди должны стараться об том, чтобы настоящая реформа осуществилась в духе мира и доброжелательства, появилось опять это сочинение и распространяется между народом систематически, раздачею его даром или распродажею оного по самой низкой цене. Лица, занимающиеся в Каневе продажею «Граматки» и сочинений Шевченко, продают его преимущественно простолюдинам, дабы они расходились по деревням. Таким образом, в то время, когда более всего нужно взаимное доверие помещиков и крестьян во всех их между собой, отношениях; когда при составлении уставных грамот все дворянство желало бы положить прочное основание будущего благополучия обоих земледельческих классов, полагаясь на правде, справедливости, взаимных выгодах и добровольном обоюдном согласии, — в то именно время посторонние лица, в непонятных для них целях, возбуждают ненависть к дворянству и возобновляют предания вражды и мести. Крестьяне, которые и без того ожидают безвозмездной отдачи им мирских земель, несмотря на все усилия гг. мировых посредников объяснить им слова высочайшего манифеста, что было бы крайне несправедливо пользоваться землею от помещиков и не нести за то никакой обязанности, теперь тем более упрочивают себя в этом мнении, а потому не желают приступать ни к каким с помещиками добровольным соглашениям, не желают переходить ни на оброк со сдельною повинностью, ни приобретать земли в собственность, ожидая чего-то другого в будущем. Расходящиеся слухи о совершенном истреблении помещиков, может быть, не одному из крестьян наводят ту мысль, что ему не нужно покупать землю, когда по выбытии настоящих их собственников вся земля останется им дарам. /125/
4. Тело Шевченко погребено столь торжественно, восторг для него возбужден с таким искусством и такою ревностию, что народ толпами собирался на его могиле, идущие на богомолье в Киев люди приходят здесь, по дороге, как [к] священному месту: почитают Шевченко как бы народным пророком своим, и каждое слово его заветом для народа. Видя в его сочинениях, что резь священными ножами изображена делом, составляющим славу здешнего народа, легко себе можно представить, какими чувствами одушевляются в этом месте прохожие. Все рассказы вышеупомянутые распространились в Каневе со времени погребения Шевченко и прибытия [туда] же Честаховского для устройства его могилы; к сему последнему приезжало, по рассказам мещан, много лиц, воодушевленных, вероятно, теми же, что и он, идеями. Между простолюдинами он известен под именем Грицька; его считают быть внуком Гонты или Железняка; при встрече с крестьянами он приветствует каждого словами: «Здрастуй, гайдамако!», несмотря на то, что слово это до сих пор в нашем народе значило не что иное, как простой разбойник.
Из лиц, кои приезжали на похороны Шевченко, были такие, кои явно провозглашали мысль, что в здешнем крае не должны оставаться лица других вероисповеданий, кроме православного. Это последнее обстоятельство было мне подтверждено начальником каневской уездной полиции.
В заключение скажу, что если нет положительных фактов, обвиняющих кого-либо в прямом возбуждении народа к истреблению помещиков, то это еще не доказывает, чтобы заговор этакого рода не существовал действительно между простым народом. Народ здешний умеет упрямо сохранять всякую того рода тайну. Лучшим доказательством того служит дело о совершенном пять год тому назад убийстве Гудим Левковича крестьянами с. Григоровки. Преступление это, совершенное многими лицами, без сомнения известно многим, несмотря на то долговременные усилия производивших[ся] неоднократно следствий к открытию виновных остались тщетными. Если в распространенных слухах есть много несообразностей, то потому, что распространяют их люди, отвергающие мысль всякого заговора, и предполагают даже, как говорят, удалиться во время рези, если бы таковая со-/126/вершилась. Они по тому самому и не знали бы всех тайн заговора, если бы таковой существовал. Можно сказать, что, во всяком случае, большинство народа не дало бы себя увлечь никакой пропаганде, но есть среди оного такие лица, кои обо всем этом отзываются полусловами, видно в глазах их и в целом лице какую-то строгость и постоянное уныние, они-то [и] возбуждают сирах жителей г. Канева и его окрестностей.
Собрав все сведения об этом важном деле и представляя его вашему превосходительству так, как понимаю его я сам и все дворянство моего уезда, покорнейше прошу исходатайствовать у высшего начальства все то, что почтете нужным к ограждению спокойствия и безопасности дворянства. По моему мнению, прежде всего следовало бы удалить лиц, уличенных в тайных и непосредственных сношениях с крестьянами, коих вредное влияние на народ доказывается уже тем, что они подали повод к распространению таких слухов; сверх того, воспретить распространение и продажу помянутых здесь и других им подобных сочинений; поставить в наших сторонах достаточную военную силу, чтобы в случае существования заговора не допустить разгореться пламени; предпринять все меры к убеждению народа в том, что правительство строго будет взыскивать с виновных, угрожающих нарушить спокойствие и общественный порядок; убедить народ, что освещенных ножов не было и быть не может и что никакой обряд не может быть употреблен на то, чтобы очистить убийство и орудие, коим оно совершается. Народ предполагает, что никто не смеет коснуться этих ножов, скрытых в могиле отца (Тараса Шевченко). Не было ли угодно начальнику разрыть эту могилу и показать народу, что этих ножов вовсе не было?
Верно: коллежский секретарь [подпись].
ДМШ-123, л. 151 — 159.
1861 г., 27 июля. Письмо киевского губернатора начальнику каневской уездной полиции о строгом надзоре за могилой Шевченко и посещающими ее лицами
Весьма секретно
Независимо [от] распоряжений об известном Вам чиновнике Честаховском, который различными предосудительными действиями своими подал повод к тревож-/127/ным толкам и опасениям жителей г. Канева, я согласно предложению г. киевского военного, подольского и волынского генерал-губернатора предписываю в. благородию иметь строгий надзор за всеми приезжающими на могилу Шевченко, и если они будут делать какие-либо вредные внушения простонародию, в чем Вы должны положительно удостоверяться, то в то же время принимая надлежащие меры к обеспечению личности этих лиц, для предания их законной ответственности доносить о том подробно мне и г. генерал-губернатору для дальнейшего распоряжения, доставляя эти донесения по эстафете.
Вместе с тем поручаю Вам распорядиться о приостановлении распространения в Вашем ведомстве малороссийских букварей Кулиша, обратив внимание и на сельские школы, в которых, кроме разосланных оным русских букварей, никакие другие буквари не должны быть допускаемы. Об исполнении сего мне донести.
Генерал-лейтенант Гессе.
ДМШ-123, л. 64.
1861 г., 27 июля. Письмо киевского генерал-губернатора гражданскому губернатору о запрещении украинских букварей в сельских школах и о других мерах в связи с возможностью крестьянских волнений
На отношение вашего превосходительства от 25 сего июля № 51 имею честь уведомить, что, разделяя взгляд Ваш на поведение Честаховского, подавшего повод своими необдуманными действиями к тревожным толкам и опасениям жителей, и соглашаясь с Вами в необходимости бдительного наблюдения за слишком крайними проявлениями малороссийской национальности, я однако же еще не вижу никакой необходимости обращаться в этом отношении к каким-либо строгим мерам, которые должны быть принимаемы в случае только действительного открытия вредных или преступных замыслов, а пока этого не обнаружено и все дело, как и ваше превосходительство сами убедились на месте, заключается в пустом страхе и неосновательных опасениях, навеянных слишком пугливым воображением, достаточно ограничиться внимательным наблюдением за действиями подобных /128/ Честаховскому малороссийских пропагандистов, чтобы иметь возможность вовремя сдержать их слишком горячие порывы и не дозволить им выйти за пределы благоразумия. В этом отношении предположение Ваше о предписании полиции иметь строгий надзор за всеми приезжающими на могилу Шевченко я вполне разделяю и покорнейше прошу приказать полиции, в случае положительного удостоверения в делании вредных внушений простонародию со стороны этих лиц, не ограничиваясь заставлением их оставлять Канев, принимать в то же время меры к обеспечению личности для предания их законной ответственности.
Что касается приостановления распространения сочинений Шевченко и Кулиша, то я полагаю возможным это сделать только в отношении малороссийских букварей последнего, так как сельские школы в этом крае открыты правительством, которым и разосланы уже по приходам для обучения крестьян русские буквари, и другие буквари не должны быть допускаемы в этих школах.
Затем, соглашаясь с вашим мнением о неудобстве производства формального следствия о действиях Честаховского, покорнейше прошу вас доставить мне имеющиеся уже у вас показания по этому делу, не отбирая, для подкрепления сделанного удостоверения, вновь принятых показаний, которые без формального следствия не могут быть допущены; самого же Честаховского можно спросить по обстоятельствам возведенных на него обвинений, и затем не оставьте обязать его немедленно явиться ко мне в г. Киев.
Генерал-губернатор князь Васильчиков.
ДМШ-123, л. 62 — 63.
1861 г., 28 июля. Письмо киевского генерал-губернатора начальнику III отделения о мерах, принятых в связи со слухами о крестьянском «заговоре» в Каневском уезде
Изложенные в отношении моем к вашему сиятельству от 21 июля № 3454 предположения о преувеличенности возникших в Каневском уезде толков и опасений насчет образования будто там заговора и шаек между крестья-/129/нами, в видах истребления будто бы панов, ляхов и жидов, оправдались поверкою на месте.
На днях начальник Киевской губернии возвратился из Канева и официально довел до моего сведения, что все слухи и тревоги о мнимых заговоре и шайках крестьянских возникли единственно по поводу неблагоразумного поведения и необдуманных действий занимавшегося обделкою могилы Шевченко губернского секретаря Честаховского, который, сближаясь с народом, своими рассказами и чтениями сочинений Шевченко о гайдамаччине, запорожцах, казачьей вольности, ненависти к полякам и мщении за угнетение ими свободы и веры малороссиян, а также распространением между простонародием сочинений Шевченко и Кулиша произвел такую тревогу между жителями из поляков и евреев, что генерал-лейтенант Гессе нашел нужным собственно для успокоения их поставить в г. Каневе на некоторое время сотню Козаков.
При этом начальник губернии, признавал такое поведение Честаховского и других подобных ему лиц вредным, в особенности при настоящем преобразовании крестьянского быта, выразил свое предположение о необходимости строгих мер против выходок малороссийской национальности, а к предупреждению подобных настоящему случаев он полагал нужным поручить местной полиции строгий надзор за всеми приезжающими на могилу Шевченко с тем, что если эти лица станут делать какие бы то ни было вредные внушения крестьянам, немедленно обязывать их подписками тотчас оставлять Канев; в то же время принять меры к прекращению распространения между крестьянами сочинений Шевченко... В заключение генерал-лейтенант Гессе высказал мнение о неудобстве производства формального о действиях Честаховского следствия, так как дело достаточно разъяснилось путем секретных розысков, и придавать гласность этому делу нет никакой надобности.
Разделяя взгляд начальника Киевской губернии на поведение Честаховского, подавшего повод своими необдуманными действиями к тревожным толкам и опасениям жителей, и соглашаясь в необходимости бдительного наблюдения за слишком крайними проявлениями малороссийской национальности, но не видя, однако, никакой необходимости обращаться в этом отношении к каким-/130/либо другим мерам, которые должны быть принимаемы в случае действительного открытия вредных или преступных замыслов, я признал достаточным, пока ничего подобного не обнаружено и все дело заключается только в пустом страхе и неосновательных опасениях, навеянных слишком пугливым воображением, ограничиться внимательным наблюдением за действиями подобных Честаховскому малороссийских пропагандистов, чтобы иметь возможность вовремя сдержать их слишком горячие порывы и не дозволить им выйти за пределы благоразумия, и потому просил начальника губернии приказать полиции, в случае положительного удостоверения в делании приезжающими на могилу Шевченко лицами вредных внушений простонародию, не ограничиваясь заставлением их оставлять Канев, принимать в то же время меры к обеспечению личности для предания их законной ответственности.
Что касается мнения генерал-лейтенанта Гессе насчет приостановления распространения сочинений Шевченко, то я признал возможным сделать это только в отношении малороссийских букварей последнего, на том основании, что сельские школы в здешнем крае открыты правительством и им же разосланы для обучения крестьян русские буквари, и потому другие буквари не должны быть допускаемы в этих школах.
Затем, согласившись с мнением начальника губернии о неудобстве производства формального следствия о действиях Честаховского, я поручил немедленно вызвать его ко мне в Киев, где и предполагаю подробно расспросить его по обстоятельствам взведенных на него обвинений и о цели его действий и поступков, обративших на себя общее внимание жителей и подавших повод к такому беспокойству со стороны их. Потом прикажу ему возвратиться в С.-Петербург, если не представится, впрочем, как надеюсь, необходимости в бытности его здесь.
Поспешаю довести о всем этом до сведения вашего сиятельства, в дополнение к помянутому отношению моему за № 3454.
Генерал-губернатор князь Васильчиков.
ДМШ-118, л. 11 — 14. /131/
1861 г., 28 июля. Письмо киевского губернатора министру внутренних дел о Честаховском и его деятельности в Каневе
Весьма секретно
Вместе с телом умершего академика Шевченко, перевезенным из С.-Петербурга и преданным земле 10 прошлого мая месяца в окрестностях г. Канева, прибыл в те места чиновник капитула орденов губернский секретарь Честаховский, посещающий постоянно могилу Шевченко и, видимо, старающийся сблизиться с простым классом народа.
Спустя некоторое время в Каневском и смежных уездах распространились неопределенные слухи о скрытых волнениях между крестьянами и враждебных будто бы замыслах противу лиц польского и еврейского происхождения.
Слухи эти, преувеличиваемые разными нелепыми толками о личности чиновника Честаховского и огромном влиянии, приобретенном им среди крестьянского населения, послужили поводом к откомандированию в Каневский уезд штаб-офицара корпуса жандармов полковника Грибовского для собрания о том самых положительных и достоверных сведений.
Вслед за тем именно 19 сего июля я получил секретные сведения от начальника каневской уездной полиции, что распространившиеся слухи принимают все более и более тревожный характер и до того встревожили тамошних жителей, что они опасаются открытого возмущения крестьян и скорого осуществления враждебных их замыслов.
Хотя действия чиновника Честаховского, подверженные со стороны местной полиции строгому секретному надзору, не представляли достаточных улик в явном намерении волновать крестьян и не оправдывали вполне опасений, встревоживших местных жителей, за всем тем, однако, имея в виду необыкновенное проявление между малороссийским населением сочувствия к умершему академику Шевченко, как главному представителю малороссийской национальности, еще при провозе тела его через г. Киев и похоронах около Канева, обнаружившегося в произнесенных во множестве восторженных речах: и огромном стечении народа, окружавшем его гроб и мо-/132/гилу, я признал необходимым отправиться в Канев для принятия самых деятельных на месте мер к прекращению тревожных слухов и успокоению жителей. Из собранных в г. Каневе и его окрестностях сведений оказывается, что лосле погребения академика Шевченко в расстоянии 4 верст от города на возвышенном берегу реки Днепра, остался в г. Каневе для устройства могилы чиновник капитула орденов Григорий Честаховский, который, посещая почти ежедневно эту могилу и срисовывая виды окрестностей, привлекал туда простой народ рассказами о деятельности покойного, чтением сочинений Шевченко и Кулиша и обучением старинным малороссийским песням; причем Честаховский угощал иногда собравшихся водкой и обедами, продавал там, дешевле существующих цен, а некоторым раздавал безденежно грамматику Кулиша и сочинения Шевченко в отдельных брошюрах. Рассказы и чтения Честаховского проникнуты были воспоминаниями былых времен гайдамачества, казачьей вольности и ненависти к полякам за угнетение свободы и православия; кроме того, Честаховский рассказывал о гонениях, претерпевших Шевченком за свободу от в бозе почившего государя, и внушал слушателям, что будто он положил свою голову за Украину и крестьян.
Не ограничиваясь местом погребения Шевченко, чиновник Честаховский, одеваясь иногда в малороссийское платье, отправлялся в окрестные селения и деревни, посещал свадьбы и, занимаясь рисованием с натуры лиц более типических, повторял свои рассказы о давно прошедших временах.
Хотя цель этих рассказов, при секретных разговорах, не могла быть положительно открыта, но во всяком случае с достоверностью полагать должно, что при настоящих условиях жизни народной рассказы эти могли прямо противоречить, видимо, и предположениям правительства в мирном осуществлении совершающейся реформы крестьянского быта. Земледельческое сословие и до сего времени слишком мало развито для того, чтобы не нуждаться в благонамеренных и добросовестных руководителях, и слишком скоро, и печально, поддается постороннему влиянию, лишь бы оно сколько-нибудь согласовывалось с понятием его о совершенной свободе.
По сим соображениям считая совершенно несовременным проявление малороссийской национальности, сопро-/133/вождаемое изложенными выше условиями, могущими нарушить добрые отношения землевладельцев и временно обязанных крестьян, высокие интересы которых требуют самого мирного исхода начавшихся преобразований, равным образом не признавая уместным производить о поступках чиновника Честаховского формальное исследование, согласно полученному мною от г. генерал-губернатора разрешению, ограничиваюсь распоряжением о снятии показаний с некоторых лиц, имевших более ближние с г. Честаховским сношения, допросив его самого и вызвав в г. Киев для личных объяснений г. генерал-губернатору. Независимо [от] того, на основании предъявления г. генерал-губернатора предписано мною начальнику каневской уездной полиции учредить строгий надзор за лицами, посещающими могилу Шевченко, и выяснение положительных удостоверений в делании ими вредных внушений простонародию, принимать меры к обеспечению их личности для предания законной ответственности, что же касается сочинений Шевченко и Кулиша, то я распорядился о приостановлении распространения малороссийских букварей и обязал начальников полиций не допускать их в вверенных школах Киевской губернии, где введены в употребление буквари, издаваемые при Киево-Печерской лавре.
О чем считаю долгом довести до сведения вашего высокопревосходительства, докладывая, что собственно для успокоения жителей расквартирована мною в г. Каневе одна сотня Донского казачьего полка.
Генерал-губернатор кн. Васильчиков.
ДМШ-123, л. 40 — 42.
1861 г., 29 июля. Письмо начальника каневской уездной полиции киевскому губернатору о слухах вокруг могилы Т. Г. Шевченко
Секретно
В дополнение донесений моих от 15 и 17 сего июля за № 523 и 528 относительно распространившихся слухов по г. Каневу о предстоящем якобы вскорости истреблении панов, ляхов и жидов имею честь почтительнейше донести, что упомянутые слухи до сего времени продолжаются даже более прежнего и приводят некоторых жителей города, а в особенности евреев, в тревожное беспо-/134/койное состояние: так что 26, 27 и 28 чисел сего месяца ко мне являлись многие лица с извещениями о предстоящих опасностях, могущих легко постигнуть как лично их, а равно и многих других городских жителей. Список упомянутым лицам у сего почтительнейше представляю вашему превосходительству на благоусмотрение с пояснением, в чем именно заключались извещения тех лиц. Вообще, по соображении сказанных слухов, время истребления панов, ляхов и жидов должно начаться с дня маковея или же с успения пресв[ятой] богородицы, то есть с 1 или 15 наступающего августа, хотя эти слухи и не заслуживают никакого вероятия и не имеют никаких оснований, судя по собранным доныне достоверным сведениям, но по поводу их, а более для успокоения жителей сделаны мною следующие распоряжения:
1-е. Мною постоянно собираются из-под руки верные сведения, могущие служить к разъяснению сказанных слухов. Для этой надобности я командирую постоянно способных чиновников полиции и сторонних благонадежных лиц не только по Каневскому, но и смежным уездам, а именно: в Черкасский и Золотоношский уезды, из сего последнего еще сведений мною никак не получено, в Межиричском же имении Черкасского уезда крестьяне обратились ныне к своим обязанностям с усердием и вредные для общественного спокойствия между ними толки прекратились, и по этой причине нельзя думать, что этих местностей крестьяне склонны были принимать участие в каких-либо беспорядках; в Каневском уезде также повсеместно сохраняется между крестьянами спокойствие.
2-е. По извещениям, означенным в приложенном у сего списке, я лично производил удостоверение.
3-е. С 29 сего июля я назначил ночные полицейские обходы по городу, которые поверяться будут мною и другими полицейскими чиновниками.
4-е. Отнесся к сотенному начальнику казачьего № 37 полка о назначении с 31 сего июля по 4 ефрейторских патруля для ночного обхода по городу, каждый патруль не менее как из трех казаков при одном ефрейторе, для постоянного по ночам обхода в сопровождении полицейских служителей по разным частям города, предоставив казакам 29 и 30 числа для отдохновения их после сделанного ими перехода; в случае каких-либо особенной важности беспорядков или в дворе, на улице, сходбища лю-/135/дей простого сословия, в то же время приказывать им расходиться и, кроме того, обязаны докладывать мне невзирая на время суток, а о благополучном состоянии города докладывать старшим из ефрейторов утром в 8 часов по истечении каждой ночи.
Начальник уездной полиции Котляров.
ДМШ-123, л. 75 — 77.
1861 г., 31 июля. Письмо киевского военного губернатора гражданскому губернатору о деятельности Честаховского
Отзывом от 27 июля № 3391 я просил ваше превосходительство вызвать ко мне в г. Киев губернского секретаря Честаховского, занимающегося обделкой могилы Шевченко в г. Каневе.
Отправляясь теперь на некоторое время в г. Житомир, покорнейше прошу ваше превосходительство, если Честаховский прибудет в Киев в мое отсутствие, призвать его к себе и, по известности Вам обстоятельств взведенных на него подозрений, подробно расспросить его о намерениях и цели его действий и, поступков, обративших на себя общее внимание жителей и подавших повод к опасениям и беспокойствам со стороны их. Затем, если в объяснениях Честаховского Вы не найдете ничего, за что бы он мог быть подвергнут законному взысканию, разъясните ему все неблагоразумие его поведения и неуместность его действий в крае, полном воспоминаний о борьбе Малороссии с Польшею, которые подали повод к тревожным толкам и опасениям жителей и повели к розыскам со стороны начальства; и, сделав ему строго внушение держать себя осторожнее и осмотрительнее, прикажите ему отправиться к месту своего служения в С.-Петербург и наблюдайте, чтобы приказание это было в точности и безотлагательно исполнено. Если бы Честаховский просил позволения остаться в Каневе еще на некоторое время для окончания работ над могилою Шевченко, то не оставьте объявить ему, что окончание этих работ он может предоставить кому-нибудь другому и что дальнейшее пребывание его там ни в коем случае не может быть допущено.
Затем, если к окончанию могилы Шевченко на место Честаховского прибудет кто-либо другой, то не оставьте /136/ сделать распоряжение, чтобы работы эти были произведены без сборищ, подобных там, которые делались при Честаховском, и вообще без тех действий, которые могли бы подать повод к подобным беспокойствиям.
О распоряжениях ваших покорнейше прошу меня уведомить.
Генерал-губернатор князь Васильчиков.
ДМШ-123, л. 72 — 73.
1861 г., 31 июля. Письмо начальника каневской уездной полиции киевскому губернатору по поводу слухов о назревающих волнениях крестьян в окрестностях Канева
Секретно
Озабочиваясь о спокойствии жителей г. Канева, мною были собираемы из-под руки сведения в соседственных с г. Каневом селениях, в какой распространены там слухи касательно будто бы предстоящего истребления панов, ляхов и евреев, причем дознано: что в с. Прохоровке, Золотоношского уезда (Полтавской губернии), носятся толки подобного же рода, как в Каневе, что проживающий в Каневе какой-то панич разослал по ближайшим селениям пригласительные письма, которыми приглашал крестьян на могилу Тараса Шевченко в день маковея (1 августа) на панихиду и затем «а обед, и что в с. Хмельной (Черкасского уезда) крестьяне будто бы приготовляют на тот день съестные припасы, но в какой степени справедливо относительно рассылки пригласительных писем, никаких данных к подтверждению сего собрать было невозможно.
О чем вашему превосходительству в дополнение рапорта моего от 29 сего июля за № 620 честь имею почтительнейше донести, присовокупляя, что об этом донесено мною и г. генерал-губернатору.
Начальник уездной полиции Котляров.
ДМШ-123, л. 13.
1861 г., 1 августа. Переписка об откомандировании штаб-офицера корпуса жандармов Грибовского в Канев
Весьма секретно
Согласно распоряжению г. генерал-губернатора командируя в Каневский уезд и другие места, где надоб-/137/ность укажет, г. штаб-офицера корпуса жандармов полковника Грибовского для исполнения возложенного на него секретного поручения, я предлагаю вашему высокоблагородию оказывать г. Грибовскому зависящее от Вас в этом случае содействие и исполнять без малейшего отлагательства всего законные его требования.
Генерал-лейтенант Гессе.
ДМШ-123, л. 63.
Приходорасходчику канцелярии моей Козловскому
Командируя в некоторые места Киевской губернии г. штаб-офицера корпуса жандармов полковника Грибовского, я предписываю вашему благородию выдать под расписку его, г. Грибовского, пятьдесят рублей серебром на расходы по исполнению возложенного на него поручения, вместе с шнуровой тетрадью на записку прихода и расхода этих денег.
Генерал-лейтенант Гессе.
ДМШ-123, л. 64.
Секретно
Штаб-офицеру корпуса жандармов полковнику Грибовскому
Впоследствии прежних отзывов моих, согласно предложению г. киевского военного, п[одольского] и волынского генер[ал]-губ[ернатора], я имею честь покорнейше просить ваше высокоблагородие по всем имеющимся в виду обвинениям на чиновника Честаховского опросить его подробно и ответ сего лица прислать мне вместе с другими сведениями, какие будут собраны Вами по сему предмету; самого же Честаховского не оставьте обязать немедленно явиться в г. Киев к генерал-губернатору.
Генерал-лейтенант Гессе.
ДМШ-123, л. 64. /138/
Весьма секретно
Начальникам уездных земских полиций
Вследствие предложения г. киевского военного, подольского и волынского генерал-губернатора предписываю вашему высокоблагородию принять меры к приостановлению распространения в Вашем ведомстве малороссийских букварей.
Генерал-лейтенант Гессе.
ДМШ-123, л. 64.
Приходорасходчику Козловскому
Прилагаемые при сем пакеты за № 157 и 158 по секретному делу на имя нач[альника] Канев[ской] уезд[ной] полиции и штаб-офицера кор[пуса] жанд[армов] полковника Грибовского предписываю вашему благородию отправить по эстафете в г. Канев, употребив на это деньги из экстраординарной суммы с отнесением настоящего расхода на счет казны.
Генерал-лейтенант Гессе.
ДМШ-123, л. 65.
1861 г., 2 августа. Письмо с требованием выслать киевскому генерал-губернатору сведения по поводу слухов о «заговоре» крестьян
Весьма секретно
Канцелярия генерал-губернатора имеет честь препроводить его превосходительству господину киевскому гражданскому губернатору список с полученного в отсутствие генерал-губернатора рапорта начальника каневской уездной полиции от 29 июля № 619, с приложенными при сем сведениями о толках по поводу распространившихся в Каневском уезде слухов о заговоре будто бы крестьян в цели истребления помещиков, поляков и евреев.
Правитель канцелярии [подпись].
ДМШ-123, л. 75. /139/
1861 г., 2 августа. Письмо начальника каневской полиции киевскому губернатору о размещении казаков в г. Каневе
По распоряжению вашего превосходительства 28 сего июля вступила в г. Канев одна сотня казаков Донского казачьего № 37 полка, в которой числится воинских чинов: обер-офицеров и нижних чинов — 135; вступившие казаки по распоряжению моему расположены по квартирам в г. Каневе по домам обывателей, а для их строевых лошадей отведены на городских лугах пастбища. О чем вашему превосходительству почтеннейше честь имею донести.
Начальник уездной полиции Котляров.
ДМШ-123, л. 75.
Письмо штаб-офицера корпуса жандармов Грибовского киевскому губернатору о расследовании в Каневе слухов в связи с похоронами Т. Г. Шевченко
Секретно
Окончив секретным дознанием возложенное на меня поручение о образовавшемся будто бы заговоре в г. Каневе и м. Корсуне приверженцами покойного академика Тараса Шевченко об истреблении на Украине помещиков, приемлю честь доложить вашему превосходительству о тех по этому предмету обстоятельствах, которые во время расследования не могли не обратить на себя внимания.
Прибывший из С.-Петербурга для погребения тела покойного Шевченко чиновник капитула российских орденов губернский секретарь Честаховский проживает в г. Каневе с 10 числа мая сего года, занимаясь устройством могилы. Человек этот сближался с простым сословием людей и в особенности с крестьянами ближних к Каневу селений, которые посещал в простом крестьянском платье под именем «Грицька», приглашал крестьян для обделки дерном могилы Шевченко, угощал рабочих людей водкой и обедами, беседовал в их кругу и рассказывал исторические эпизоды об Украине, о существовавшей гайдамаччине и, указывая на некоторые местности, объяснял: что близ могилы Шевченко погребено тело за-/140/мученного ляхами гайдамаки Ивана Пидковы Серпяги и что прежние люди были дельные, что они порядочно резали ляхов и [намеревались] таким образом перечистить свет: каковые и тому подобные рассказы между народом необразованным, проникнутым и без того духом неприязни против владельцев, без всякого сомнения, не могли не оставить резкого в них чувства, поэтому и вследствие сближения с крестьянами чиновника Честаховского посредством водки, обедов и вообще популярности обращения его и всегдашних приветствий к крестьянам: «Здоровы булы, гайдамаки» породились между ними нелепые толки в преувеличенном размере, и, наконец, в самом городе Каневе разнеслась молва, что будто бы в ночь 1 августа, на маковея, должна произойти резня: панов, ляхов, жидов и всех тех, кто носит широкие на рубашках воротники, каковая весть, конечно, встревожила городских жителей и в особенности евреев, но уже прошло роковое число и все по-прежнему благополучно, а прибывшая пред тем для квартирования в Канев сотня казаков совершенно успокоила встревоженные умы жителей.
Нельзя не обратить особого внимания на следующее обстоятельство: среди производимого в Каневе дознания о действиях Честаховского, а именно 30 числа июля, явился ко мне полицейский десятник, которому поручил начальник каневской уездной полиции следить за Честаховским, и объявил, что этот чиновник вел какой-то разговор с прибывшим из с. Хмельной крестьянином Щербаком и что этого разговора не могли не подслушать находившиеся вблизи евреи.
Для приведения в известность этого обстоятельства спрошены по указанию полицейского десятника евреи, которые, с обещанием подтвердить присягою, изъяснили, что чиновник Грицько, подходя к крестьянину Щербаку, спросил: «Що у вас чутно?», на что Щербак отозвался: «Поганенько... козаки прийшли»... Вследствие чего Грицько возразил: «Не бійтесь!!!», а между тем, обратясь к жене крестьянина Щербака, произнес: «Ото через ваші язики прийшли козаки».
Против сего отзыва евреев крестьянин Щербак, учинив запирательство, изъяснил, что чиновник Грицько не вел о ним подобного разговора, а только спрашивал: «Что поделывает в селении крестьянин Тимофей Садовый?». /141/
Личность этого крестьянина замечательна по настоящему делу тем, что сын его Роман Садовый принадлежит к числу людей, с которыми в особенности был откровенен чиновник Грицько.
Во время пребывания в Каневе Честаховского приезжали на могилу Шевченко: из С.-Петербурга чиновник Лазаревский, из Киева инспектор 2-й гимназии Чалый, из-за Днепра, с. Прохоровки, коллежский советник Максимович, каковые лица состоят в соотношениях с Честаховским и были в Корсуне у служащего в экономии князя Лопухина, двоюродного брата покойного Тараса, Варфоломея Шевченко, который так разумно и осторожно себя ведет, что не подал малейшего повода усомниться в каких-либо неблагонамеренных его поступках, кроме знакомства с означенными лицами, гостившими у него в доме, как между тем известно каждому, что самолюбие Варфоломея Шевченко безмерно и что он проникнут любовью к Украине, о которой так много воспевает покойный брат его Тарас Шевченко.
После секретного разыскания, которым также подтверждается, что чиновник Честаховский не только продавал за ничтожную плату, но даром раздавал крестьянам и мещанам печатные сочинения Кулиша и Шевченко, приступив на основании предписания вашего превосходительства от 27 июля за № 158 к раскрытию означенных выше сего обстоятельств, формальным опросом лиц, которым более и менее могли быть известны проделки чиновника Честаховского, я встретил неожиданное затруднение в собрании необходимых по этому предмету сведений: произведенные еще до прибытия моего в Канев заседателем каневской уездной полиции Монастерским формальные допросы лиц о существующем заговоре истребления панов, ляхов и жидов сделались гласны не только в Каневе, но и по окрестным селениям, почему вызванные после сего мною крестьяне для допроса, вероятно, из опасения ответственности, не только сознания на предложенные им вопросы не учинили, но многие из них ложно отозвались, что не знают лично Грицька Честаховского, по поводу чего и имея в виду, что Честаховский навещает за Днепром проживающего в с. Прохоровке коллежского советника Максимовича, которому при гласности настоящего дела мог отдать для сохранения имеющиеся у него бумаги, я признал бесполезным про-/142/изводить ныне обыск, который, по мнению моему, был необходим до начала или при самом начале производства следствия по этому предмету г. Монастерским.
Однако при видимом сочувствии крестьян с. Пекарей и Хмельной образу поведения чиновника Честаховского, где часто бывал он, и под благовидным -предлогам указания местности и приглашения людей для обделки могилы Шевченко, два человека, с которыми он успел сблизиться, чистосердечно сознались, — обещая показания свои подтвердить присягою: что этот чиновник, выйдя с одним из них на гору, называемую Мотовиловщина, где в 1859 году было отведено частным землемером место под усадьбу покойному Тарасу Шевченко, и получив по этому предмету сведения, записал их на бумагу и затем произнес, что Тарас Шевченко терпел гонения от покойного государя императора Николая Павловича, сидел в. тюрьме и, наконец, голову положил за вас, крестьяне, и что он же, Тарас, написал правила о свободе крестьян; затем, указывая на местности, отличающиеся своим возвышением от горизонта земли, говорил, что там бились гайдамаки с ляхами; а 20 числа июля он показал обедал (так в оригинале. — Ред.) у Грицька в Каневе и ему рассказывал, что приехал губернатор, пред которым он объяснился, что никаких слов против правительства не говорил, почему просил показателя, что если его и других крестьян будут об этом предмете допрашивать, то чтоб сказали: что он, Грицько, кроме совета повиноваться помещикам ничего более не говорил, причем дал ему один, рубль серебром кредитным билетом; к сему присовокупил: 1) что, встречаясь с крестьянами, чиновник Грицько приветствовал завсегда: «Здорови були, гайдамаки!!!» и 2) предлагал и требовал от крестьян, чтобы непременно носили свое прежнее национальное платье.
Это показание во многом подтвердил другой крестьянин, с которым также водил знакомство Честаховский, добавляя, что когда он от принятия книжечек соч. Шевченко отказался, объясняясь, что неграмотный, то Грицько, отдавая ему таковые книжки, сказал, что если ты читать не умеешь, то можешь пригласить человека грамотного.
Вредное внушение крестьянам чиновником Честаховским, что Тарас Шевченко написал свободу для крестьян, начинает обнаруживаться, и именно: крестьянин с. Тро-/143/щина, помещика Цезария Понятовского, по прозванию Галабурда, явясь к управляющему имением с. Грищинец помещицы Ширинской-Шахматовой, сказал, что Тарас Шевченко и чужеземцы дали свободу крестьянам и что через год крестьяне будут иметь свои поля и будут дворяне.
Против вышеизложенного чиновник Честаховский хотя учинил запирательство, но, соображая собранные секретно и расспросом лиц о его поведении и образе действий сведения, нельзя не прийти к тому заключению, что этот чиновник в периоде продолжительного времени пребывания в Каневе под предлогом сооружения могилы над прахом академика Тараса Шевченко успел привить в умах крестьян ложные убеждения о дарованной им свободе вследствие усилий к тому Шевченко, которого этой мнимо заслуженной обстановкой поставив в глазах необразованного сословия людей человеком достойным памяти, в особенности потому, что будто бы он, достигая этой цели, пожертвовал своей жизнью, — таким путем вызывал к покойному сочувствие крестьян, обнаружившееся уже тем, что они, оставляя свои необходимые земледельческие занятия, стекаются из деревень к его могиле для принесения благодарности как избавителю, как деятелю преобразования крепостного состояния.
Представляя при сем дело по означенному предмету на 108 листах, честь имею доложить вашему превосходительству, что для соблюдения формальности, определяемой законом, хотя надлежало некоторым лицам между собой, а другим с чиновником Честаховским дать очную ставку; но как этой мере следопроизводства должно предшествовать приведение к присяге спрошенных лиц, чего на основании данного последнего предписания я не имел права сделать, а потому и чтоб до рассмотрения обстоятельств сделанного мною разыскания не дать настоящему делу особой важности, я ограничился собственно теми данными, которые более и менее характеризуют образ действий чиновника Честаховского, которого обязал подпиской о немедленной явке к г. киевскому военному, подольскому и волынскому генерал-губернатору, изустно передал за исполнением сего наблюдение каневской уездной полиции начальнику.
Независимо сего при сем представляются рапорты: от 15 июля начальника каневской уездной полиции за /144/ № 523 и уездного стряпчего за № 6; а также книжечки соч. Шевченко, 1-я «Гамалия», 2-я «Псалмы Давидовы», 3-я «Тарасова ночь» и 4-я «Тополя», отобранные от крестьян.
Полковник Грибовский.
ДМШ-123, л. 78 — 83.
1861 г., 4 августа. Письмо киевского гражданского губернатора генерал-губернатору о расследовании штаб-офицером Грибовским деятельности Честаховского
Секретно
Имею честь представить при сем на благоусмотрение вашего сиятельства произведенное штаб-офицером корпуса жандармов полковником Грибовским расследование на 109 листах о чиновнике Григории Честаховском, распространявшем вредные толки между простонародьем.
При этом препровождая подлинный рапорт по сему предмету полковника Грибовского за № 152 и упоминаемые в нем четыре книжечки, а также переданный при докладе канцелярии вашего сиятельства от 2 августа за № 3552 список сведений о толках в Каневе, почтительнейше докладываю, что чиновник Честаховский еще не прибыл в Киев.
Генерал-лейтенант Гессе.
Верно: столоначальник [подпись].
ДМШ-123, л. 91.
1861 г., 5 августа. Подписка Г. Честаховского о выезде за пределы Украины
1861 года, августа 5 дня, я, нижеподписавшийся чиновник канцелярии капитула российских императорских и морских орденов, губернский секретарь Григорий Честаховский, даю сию подписку г. начальнику Киевской губернии в том, что я обязываюсь выехать из Киева в С.-Петербург не далее седьмого числа сего месяца непременно и что на будущее время ни в каком случае без /145/ разрешения киевского губернского начальника не буду приезжать в Киевскую губернию и пребывать в ней ни под каким предлогом.
Губернский секретарь Г. Честаховский.
ДМШ-123, л. 97.
1861 г., 5 августа. Письмо начальника каневской полиции киевскому губернатору о распространении в Переяславском и Золотоношском уездах слухов об истреблении помещиков
Секретно
За выездом в г. Киев чиновника Честаховского вредные толки в г. Каневе о предстоящем будто бы истреблении панов, ляхов и жидов прекратились; но по полученным мною верным, собранным из-под руки сведениям, известно, что толки эти существуют и доныне в Переяславском и Золотоношском уездах Полтавской губернии, оттоль переносятся проезжающими во вверенный мне уезд и нарушают общественное спокойствие.
О чем вашему сиятельству на благоусмотрение честь имею донести и покорнейше просить начальничьего распоряжения о прекращении существующих в Переяславском и Золотоношском уездах вредных толков и в разрешение сего удостоить меня предписанием; присовокупляя, что об этом вместе с сим донесено мною и господину начальнику губернии.
Начальник уездной полиции Котляров.
ДМШ-123, л. 99 — 100.
1861 г., 5 августа. Рапорт начальника каневской уездной полиции киевскому губернатору об аресте крестьянина Галабурды
Секретно
Управляющий имением помещицы княгини Ширинской-Шахматовой, частью с. Грищинец, Кгаевский, 31 минувшего июля уведомил меня, что крестьянин с. Трощина помещика Ц. О. Понятовского Осип Галабурда, 23 минув-/146/шего июля прийдя в дом к Кгаевскому, требовал возврата своей свитки, оставленной им в грищинецкой экономии в прошлом году за потраву его скотом, но когда Кгаевский сказал, что он тогда еще в Грищинцах не был и о свитке его ничего не знает, а также советовал ему скота на потраву не пускать, то Галабурда, будучи пьян, ответил: «Як будем мати свої поля, тоді не будем на чужі пускати, поздоров боже батька Тараса, він нам дав свободу і... * Тарас три рази умирав і не вмер, він і тепер живе, а поховали тільки його прозваніє, ми ждали год, а ще год підождем, тоді будем мати свої поля і будем дворянами».
По сделанному удостоверению обстоятельства эти подтвердились, причем оказалось, что крестьянин Галабурда поведения неодобрительного, часто напивается допьяна и самопроизвольно бродит по разным местам; в произнесенных им нелепых выражениях не сознался, объясняясь, что он говорил только то, что во время похорон Тараса Шевченко он был в г. Каневе, и тогда всем людям было приказано молиться богу за Тараса; что хотя Тарас Шевченко помер, но слава его будет на всю Украину; что крестьяне будут дворянами, то это он слыхал от разных лиц в виде насмешки по случаю освобождения их из крепостной зависимости; но говорил ли что-либо более изложенного, не помнит потому, что тогда был пьян.
Крестьянина Галабурду я подвергнул аресту при каневской уездной полиции впредь до распоряжения вашего превосходительства.
О чем вашему превосходительству на благоусмотрение честь имею почтительнейше донести, испрашивая в разрешении сего предписания, причем присовокупляю, что о нелепых выражениях крестьянина Галабурды я передал сведения штаб-офицеру корпуса жандармов полковнику 31 минувшего июля за № 625 и донес вместе с сим г. генерал-губернатору.
Начальник уездной полиции Котляров.
ДМШ-123, л. 111 — 113.
* Одно слово написано неразборчиво. /147/
1861 г., 5 августа. Рапорт начальника каневской уездной полиции киевскому губернатору об арестованном матросе Трусенко
По распоряжению штаб-офицера корпуса жандармов г. полковника Грибовского при каневской уездной полиции содержится под арестом отставной матрос Трусенко, прикосновенный к делу о вредных толках, рассеянных в толпе простого народа чиновником капитула орденов Григорием Честаховским.
Почтительнейше донося об этом вашему превосходительству, имею честь испрашивать в разрешение предписания: следует ли и на дальнейшее время содержать Трусенко под арестом, или же он должен быть освобожден из-под ареста; причем присовокупляю, что об этом вместе с сим донесено мною г. генерал-губернатору.
Начальник уездной полиции Котляров.
ДМШ-123, л. 107.
1861 г., 7 августа. Рапорт начальника каневской уездной полиции киевскому губернатору о распространении среди крестьян слухов в связи со смертью Т. Г. Шевченко
Секретно
В дополнение донесений моих от 15, 17 минувшего июля и 5 сего августа за № 523, 528 и 663 честь имею почтительнейше донести вашему превосходительству, что тревожные толки и опасения между жителями г. Канева, по миновении ] сего августа, значительно уменьшились; ныне жители в особенности с опасением ждут 15 числа сего августа; по уезду также распространились подобного рода толки, приводящие в тревожное опасение жителей.
Независимо от сего, по наблюдению полиции, обнаружены следующие обстоятельства, относящиеся до действий чиновника Честаховского и его соучастников:
1. Крестьяне и крестьянки из ближайших к г. Каневу местностей, а именно селений Конончи, Михайловки, Софиевки, Кумеек, М. Мошен (Черкасского уезда), Прохоровки и Гладковщины (Полтавской губернии), — всего не более 30 душ обоего пола собирались 1 сего августа утром в 11 часу на могилу Шевченко отслушать панихиду, /148/ но как панихида отправляема не была, то все они разошлись спокойно по домам в 3 часу пополудни; из рассказов этих крестьян и крестьянок дознано, что они ожидали прихода на могилу панича, который обшивал дерном могилу, что будто бы этот панич рассылал по селениям письма, приглашая ими крестьян на 1 августа слушать на могиле панихиду, затем оставаться там обедать; некоторые из бывших крестьян и крестьянок убеждены, что через действия Тараса Шевченко они получили свободу и получат вскорости еще лучшую волю, а другие поклонялись праху Шевченко, объясняя, что он святой преподобник, и если бы не был преподобный, то его тело из Петербурга не привозили бы; также говорили, что их шло тогда с поименованных и других селений Черкасского уезда несравненно более, но воротились очень много домой из селений, на тракту их следования, Хмельной и Пекарей, будучи остановлены этих селений крестьянами, которые стращали шедших, что они будут взяты под арест, будут подвергнуты наказанию, и что пришли в Канев казаки.
2. Соучастники Честаховского, как надо думать, покушались распространить в последних числах минувшего июля ложные мысли между крестьянами относительно полученной ими свободы, толкуя крестьянам, что теперешнему своему освобождению из крепостной зависимости они обязаны Шевченко, что Шевченко еще лучшую свободу им предоставит, что он не умер и тому подобные нелепости; такие слухи были толкуемы в с. Масловке, затем через несколько дней повторены в м. Козине. В с. Масловке это происходило так: по окончании литургии какой-то молодой человек, одетый в солдатскую шинель, по-видимому, не простого сословия, выйдя из церкви, направился по дороге к м. Козину и, будучи окружен четырьмя-пятью крестьянами, толковал упомянутые нелепости, внушая им сохранять в тайне сказанное им в ожидании, пока это осуществится; а в м. Козине такие же толки на базаре разглашала какая-то монашенка, также, сколько могли заметить крестьяне, переодетый молодой человек; впрочем, толки эти дурных последствий не имели. Крестьяне скрывают эти слухи, и они обнаруживаются чиновниками полиции случайно впоследствии времени. Для отклонения подобных случаев на будущее время я предписал становым приставам строго /148/ наблюдать, чтобы следить за подобными личностями и преследовать их для обнаружения, кто именно эти злонамеренные лица и какого происхождения; а к мировым посредникам Каневского уезда и к начальнику черкасской полиции отнесся: к первым из них, чтобы они строго внушили сельским начальникам иметь наблюдение за появлением подобных лиц, а также доводили бы до сведения полиции, а к начальнику упомянутой полиции на тот предмет, чтобы он следил за крестьянами объясненных селений, из которых они приходили на могилу Шевченко 1 сего августа, для прекращения существующих между ними нелепых толков.
И 3-е, что после 1 августа при самом тщательном наблюдении никогда на могилу Шевченко не собираются.
Почтительнейше донося об этом вашему превосходительству, честь имею испрашивать в разрешение сего предписания: как следует поступать при обнаружении упомянутых злонамеренных лиц, внушающих ложные толки о Шевченко, когда положительных фактов к обвинению их собрать в то же время будет невозможно, то есть арестовывать ли их на месте и доносить вашему превосходительству или же выслать на место жительства.
Начальник уездной полиции Котляров.
ДМШ-123, л. 125 — 128.
1861 г., 10 августа. Письмо киевского генерал-губернатора гражданскому губернатору об арестах в Каневском уезде
В одно время я получил 4 рапорта начальника каневской уездной полиции от 5 сего августа, из которых в двух, за № 662 и 670, донося об арестовании крестьянина с. Трощина Осипа Галабурды за толки в пьяном виде о Шевченко и о крестьянских полях и мещанина г. Канева Захара Дорошенко — за произнесенные тоже в пьяном виде и притом в кабаке угрозы против еврейки Фимкенштейновой, отказавшей ему дать водки в долг, — испрашивает разрешения, как поступить с этими лицами; в третьем рапорте за № 654 просит подобного же разрешения об арестованном по распоряжению полковника Грибовского отставном матросе Трусенко и, наконец, в четвертом рапорте за № 657, донося о полученных сведе-/149/ниях насчет существования в Переяславском и Золотоношском уездах, Полтавской губернии, толков, подобных тем, которые были в Каневе, о предстоящем будто бы истреблении панов, ляхов и жидов, просит начальнического распоряжения о прекращении этих толков в означенных уездах.
Из рапортов начальника каневской полиции видно, что о всем этом он донес и вашему превосходительству.
Не имея сведений о сделанных Вами по этим донесениям распоряжениях, покорнейше прошу ваше превосходительство приказать начальнику каневской полиции: 1-е, крестьянина Галабурду выдержать под арестом в продолжении недели, считая срок этого ареста с настоящего числа, и затем, вменив ему таковой в наказание и разъяснив неосновательность толкований его о Шевченко и о крестьянских полях, освободить со строгим внушением воздерживаться от всяких нелепых толков, под опасением законной ответственности, и отдать под надзор местного сельского и волостного начальства; 2-е, о поступках мещанина Дорошенко дать ход следственный, имев его под строгим надзором до окончания дела; и 3-е, отставного матроса Трусенко тоже немедленно освободить изпод ареста, сделав ему такое же, как и крестьянину Галабурде, внушение воздерживаться от нелепых толков. Затем, что касается не имеющего смысла ходатайства начальника каневской полиции о прекращении в Полтавской губернии вредных толков насчет истребления будто бы панов, ляхов и жидов, то я нашел нужным поставить только в известность начальника Полтавской губернии о происходившем в г. Каневе.
При этом я не могу не обратить внимание вашего превосходительства на действия начальника каневской полиции по делу о толках насчет истребления как будто бы панов, ляхов и евреев. Во всех его действиях, по этому делу видны какая-то торопливость, необдуманность и нераспорядительность. Всяким нелепым словам, произнесенным в пьяном виде кем-либо из простого народа, всякой бабьей сплетне он придает важность и особенное значение и из каждого вздора делает предмет донесения, спрашивая притом наставлений о дальнейшем образе действий или входя с ходатайствами, лишенными смысла, как это сделал он в одном из приведенных рапортов своих, прося начальнического распоряжения к прекращению толков, /150/ тогда как, действуя в пределах предоставленной ему законом власти, он мог бы и обязан был не давать распространяться нелепым толкам, разъясняя одним неосновательность их, предостерегая других от неуместных рассказов и подвергая иных в установленном законом порядке ответственности, если произведенные ими толки и рассказы действительно клонятся к нарушению общественного спокойствия. Как главный охранитель этого спокойствия во вверенном ему уезде, начальник полиции должен действовать в пределах законности, самостоятельно, под личную ответственность за сохранение порядка и спокойствия, а не затруднять начальство пустой и бесплодной перепиской. Ваше превосходительство не оставите поставить это на вид начальнику каневской уездной полиции.
Генерал-губернатор князь Васильчиков.
ДМШ-123, л. 113-117.
1861 г., 19 августа. Письмо киевского генерал-губернатора гражданскому губернатору о расследовании слухов вокруг могилы Т. Г. Шевченко
Секретно
После сделанных по каневскому делу распоряжений, известных Вам из отношений моих от 27 и 31 июля за № 3391 и 3544, киевский губернский предводитель дворянства, представляя полученное им по означенному делу отношение каневского уездного предводителя дворянства от 26 июля за № 790, просил моих распоряжений к ограждению спокойствия и безопасности помещиков Каневского уезда.
В отношении этом каневский предводитель дворянства, повторяя известные уже Вам толки и слухи о предстоящем будто бы истреблении панов, ляхов и евреев и находя в них признаки, подобные тем, которые предшествовали прежней гайдамацкой рези в здешнем крае, между прочим объясняет: 1) что могила Шевченко будто служит знаменем соединения людям, порождающие ненависть народа к здешнему дворянству, а под этим предлогом и ко всем помещикам, -начальству и духовенству; 2) что приезжающие в эти стороны друзья и почитатели поэта Шевченко имеют будто бы тайные сношения с на-/151/родом и, читая ему из сочинений Шевченко рассказы о гайдамаччине и представляя известных предводителей гайдамаков Гонту и Железняка священными героями, а саму резь справедливым и святым делам, составляющим славу здешнего народа, позволяют себе толки, возбуждающие будто бы народ против всего высшего у нас сословия; в подтверждение чего приводит рассказ мещанина Кутаха об отзыве будто бы перед ним Честаховского после чтения поэмы Шевченко «Тарасова ночь», что вскоре польется пот и кровь из панов, как лилось это прежде из народа; 3) что сочинения Шевченко и граматка Кулиша, дышащие будто бы неумолимой ненавистью к дворянству, снисходя в массу народа, делаются крайне опасными, потому что народ, видя в них исключительное изображение мести, рези и кровопролития, побуждается к повторению этих дел, а граматка Кулиша распростра няется будто бы систематически между простым народом, и такими действиями ослабляется взаимное доверие между помещиками и крестьянами и затрудняется успешное исполнение крестьянской реформы и прочное устройство двух землевладельческих классов; 4) что после искусственно возбужденного будто бы народного энтузиазма к Шевченко народ толпами собирается на его могиле, а некоторые идущие на богомолье в Киев приходят туда как к священному месту, почитая Шевченко как бы народным своим пророком, и 5) что из приезжавших на похороны Шевченко были такие, которые ясно провозглашали мысль, что в здешнем крае должны оставаться только лица православного исповедания, и это обстоятельство подтверждено ему, предводителю, начальником каневской уездной полиции. В заключение предводитель Янковский высказывает свои соображения о существовании в простом народе заговора против помещиков, основывая таковые на уменье здешнего простого народа упорно осихранять тайну, в подтверждение чего приводит дело аб убийстве помещика Гудима-Левковича, и на существовании будто бы (между простым (народом таких лиц, которые отзываются полусловами и в глазах и на физиономиях своих носят какой-то отпечаток строгости и постоянного уныния, — и затем выражает свое мнение о мерах, которые необходимо принять к ограждению спокойствия и безопасности дворянства и которые, по его убеждению, должны состоять в удалении лиц, уличенных в тайных /153/ сношениях с крестьянами, в воспрещении распространения и продажи сочинений Шевченко, Кулиша и других подобных, в усилении войск и в. убеждении народа, что правительство строго будет взыскивать с виновных, угрожающих нарушить спокойствие и общественный порядок, что священных ножей нет и не было, для чего следует разрыть могилу Шевченко и показать народу, и что никакой обряд не может быть употреблен на очищение убийства и орудия, которым оно совершено.
Вашему превосходительству достаточно известно действительное положение каневского дела и истинный источник тревожных толков и пустых опасений, созданных напуганным воображением поляков и евреев. Соображая изложенные в отношении каневского предводителя дворянства обстоятельства с произведенным полковником Грибовским разысканием, я не вижу никакого факта, которым бы подтверждалось хоть одно их этих обстоятельств, кроме нелепых толков в простом народе о предстоящем истреблении панов, ляхов и жидов, к которым подал повод Честаховский своим неблагоразумным поведением, а некоторые из приводимых предв[одителем] Янковским обвинений даже вовсе не были в виду при разыскании, так как никаких сведений о них не имелось. Таковы обвинения в значении могилы Шевченко, как знамени соединения людей, возбуждающих ненависть к помещикам, начальству и духовенству, и как священного места для народа, который будто бы приходит туда на поклонение; в тайных сношениях почитателей Шевченко с народом, в представлении ему рези святым и справедливым делом и возбуждении его против всего высшего сословия и, наконец, в открытом провозглашении некоторыми из приезжавших на похороны Шевченко лиц мысли, что в здешнем крае не должны оставаться лица другого исповедания, кроме православного.
Из разыскания Грибовского и из донесений начальника каневской уездной полиции видно только, 1) что могилу Шевченко устраивал Честаховский собственными трудами при пособии нескольких жителей г. Канева и крестьян из соседних деревень не более ежедневно 10 человек, которые помогали ему безвозмездно и пользовались от него только пищей и винной порцией, собирался же на могилу народ только в день отправления обычной шестинедельной панихиды по Шевченко, и на 1 августа собра-/154/лось было, вследствие приглашения Честаховского, до 30 крестьян и крестьянок из соседних деревень на имевшую быть последнюю, то случаю окончания могилы, панихиду, но как Честаховский в то время уже не был в Каневе и панихида не состоялась, то крестьяне и разошлись спокойно по домам, и 2) что во время пребывания Честаховского в Каневе приезжали туда управляющий имением граф[ини] Левашовой, советник С.-Петербургского губ[ернского] прав[ления] Лазаревский, по делу о выкупе из крепостного состояния семейства покойного Шевченко, и инспектор Киевской гимназии Чалый, которые останавливались в доме каневского жителя Варфоломея Шевченко, не скрывали своего там пребывания и поведением своим не дали местному начальству никакого повода заподозрить их в каких-либо неблагонамеренных стремлениях, как удостоверил в этом и нач[альник] каневской уезд[ной] полиции [...].
Из разыскания Грибовского видно, что Честаховскому выслано было из Петербурга в конце мая сего года для распродажи 161 экземпляр сочинений Шевченко, в том числе 20 экземпляров «Кобзаря» по 1 р. 50 к. за каждый, и 141 мелких стихотворений в малых брошюрках по цене от 3 до 5 коп. каждая, и 25 экземпляров «Граматки» Кулиша последнего издания по 5 коп. за каждый. Все эти сочинения Честаховский успел уже, кажется, распродать. Затем соображения каневского уезд[ного] предводителя] о существовании будто бы в простом народе заговора против помещиков сколько странны, столько же и непонятны по своей нелогичности, как равно и некоторые из предлагаемых им мер к ограждению спокойствия и безопасности дворянства Каневского уезда.
Имея все это в виду, я известил губ[ернского] пред[водителя] двор[янства] Горвата, в ответ на его письмо, о результате сделанного в Каневе разысканиями о принятых мерах к успокоению встревоженных жителей и предупреждению на будущее время поводов к подобным беспокойствам и, высказав ему уверение, что правительство бдительно заботится об ограждении спокойствия и безопасности всех жителей края, имеет средства и сумеет вовремя подавить всякую попытку к нарушению того, или другого, просил его, с своей стороны, уверить в этом и каневского пред[водителя] дворянства. Но при всей видимой неосновательности высказанных последним в отно-/155/шении к г. Горвату обвинений мне желательно было бы знать, на каких данных и фактах они основаны, и потому, препровождая к в. п-ву копию означенного отношения, покорнейше прошу Вас спросить г. Янковского, на чем основаны изложенные в этом отношении его сведения о значении могилы Шевченко, о тайных связях почитателей его с простым народом, представлении ему рези священным делом и возбуждении против всего высшего сословия — помещиков, начальства и духовенства; а также спросить нач[альника] канев[ской] уезд[ной] полиции, сообщал ли он г. Янковскому сведения об открытом провозглашении некоторыми из приезжавших на похороны Шевченко лиц мнения, что в здешнем крае, кроме православных, не должно быть жителей другого исповедания, и кто эти лица, провозглашавшие такую мысль; а между тем в видах успокоения дворянства и других жителей Каневского уезда, напуганных пустыми толками, не оставьте, ваше превосходительство, приказать приостановить на некоторое время распродажу в г. Каневе сочинений Шевченко и «Граматки» Кулиша, если бы таковая доселе еще производилась. Относительно же сборищ на могиле Шевченко и наблюдения за лицами, покушающимися делать народу вредные внушения, — руководствоваться изложенными в отношениях моих к Вам от 27 и 31 минувшего июля за № 3391 и 3544 распоряжениями.
О последующем буду ожидать Вашего уведомления.
Генерал-губернатор князь Васильчиков.
ДМШ-123, л. 143 — 150.
1861 г., 19 августа. Письмо киевского генерал-губернатора гражданскому губернатору о распространении «вредных слухов» на Каневщине
Секретно
После отношения моего к в. п-ву от 10 сего августа № 3624 я получил от нач[альника] каневской уезд[ной] полиции, в дополнение к прежним, новое донесение, в котором, доводя до моего сведения о крестьянах, собравшихся было 1 августа, вследствие приглашения Честаховского, к могиле Шевченко на предполагавшуюся панихиду, но по случаю выезда из Канева Честаховского и не-/156/отправления панихиды спокойно разошедшихся по домам, о существующих между крестьянами насчет святости Шевченко и участия его в освобождении их от крепостного состояния толков, скрываемых крестьянами, но обнаруживаемых случайно чиновниками полиции, и о распространении подобных толков какими-то неизвестными полиции лицами, то молодыми людьми, одним одетым в солдатскую шинель, но, по-видимому, не из простого звания, а другим переодетым, то какой-то монахиней, — испрашивает моего разрешения, как поступать с злонамеренными лицами, внушающими крестьянам ложные толки о Шевченко, когда положительных фактов к обвинению их собрать в то же время будет невозможно, т. е. арестовывать ли их на месте и доносить или же высылать на местожительство; другими словами, нач[альник] полиции просит разрешения поступать по своему усмотрению и произвольно со всяким, кого ему вздумается заподозрить в ложных толках о Шевченко.
Я уже имел случай обратить внимание в. п-ва на отсутствие логики в действиях и донесениях нач[альника] каневской полиции. Последний рапорт его служит новым подтверждением того же недостатка и доказывает полное непонимание им своих обязанностей. Трудно понять, по каким законам логики нач[альник] полиции пришел к мысли просить разрешения арестовывать или высылать на местожительство [лиц], к обвинению которых в распространении вредных толков невозможно найти никаких фактов, и на чем в таких случаях он полагает основывать свои распоряжения относительно этих лиц. Без сомнения, он имел при этом в виду не закон, с положительною ясностию определяющий случаи арестования лиц, уличаемых в каком-либо преступлении, а свое благоусмотрение и произвол, как средство определения виновности всякого лица, какое только ему вздумается подвергнуть аресту или высылке.
Покорнейше прошу в. пр-во, поставив это еще раз на вид нач[альнику] канев[ской] уез[дной] полиции, разъяснить ему, что в действиях своих по охранению спокойствия во вверенном ему уезде и преследованию распространителей вредных слухов он должен строго руководствоваться законом и приступить к задержанию и преданию законной, в установленном порядке, ответственности таких лиц только тогда, когда падающие на них подозре-/157/ния будут подтверждаться фактами и несомненными данными, под личною ответственностью по законам за всякое неправильное распоряжение относительно какого бы то ни было лица; относительно же двух молодых людей, одетого в солдатской шинели и переодетого, а также какой-то монахини, распространявших будто бы, по полученным начальником полиции сведениям, вредные толки, в. п-во не оставьте приказать ему обнаружить этих лиц, и если взводимое на них обвинение будет подтверждаться, поступить с ними на законном основании.
При этом в ответ на представление в. п-ва от 11 августа № 6821 имею честь уведомить, что если Вы находите виновным стар[шего] засед[ателя] каневской-уез[дной] полиции Монастерского и признаете необходимым по делу о Честаховском, то я, с своей стороны, не встречаю к этому никаких препятствий.
Генерал-губернатор князь Васильчиков.
ДМШ-123, л. 129 — 130.
1861 г., 31 августа. Распоряжение киевского губернатора о запрещении продажи произведений Т. Г. Шевченко в Каневе
Секретно
Вследствие предложения г. генерал-губернатора и в дополнение к предписанию моему от 27 прошлого июля за № 157 обязываю в. благородие немедленно распорядиться приостановить распродажу в г. Каневе сочинений Шевченко и «Граматки» Кулиша, если бы таковая доселе еще не производилась. Вместе с тем усилить надзор за сборищами на могиле Шевченко и за лицами, покушающимися делать народу вредные внушения, и поступать в этих случаях согласно вышепомянутому за № 157 и последующим моим предписаниям по настоящему делу.
О распоряжениях своих относительно приостановления означенной продажи сочинений и о последствиях таковых обязываетесь донести мне.
Начальник Киевской губернии.
ДМШ-123, л. 163 — 164 /158/
1861 г., 31 августа. Письмо каневскому предводителю дворянства о тайных связях посетителей могилы Т. Г. Шевченко
Секретно
Вследствие предложения г. генерал-губернатора имею честь покорнейше просить ваше высокоблагородие уведомить меня в ближайшем времени, на чем основаны изложенные в отзыве Вашем к г. губернскому предводителю дворянства от 26 июля за № 790 сведения о значении могилы Шевченко, о тайных связях почитателей его с простым народом, представлении ему резни священным делом и возбуждении против всего высшего сословия у нас, помещиков, начальства и духовенства.
Начальник Киевской губернии.
ДМШ-123, л. 161.
1861 г., 16 сентября. Письмо киевского генерал-губернатора гражданскому губернатору о расквартировании в Каневе пехотной роты
Я получил прошение от жителей г. Канева купеческого и мещанского сословий, в котором, выражая опасения за свою безопасность по причине распространившихся . было между каневским населением слухов об уничтожении панов, ляхов и жидов, просят о расквартировании вблизи г. Канева пехотного полка, с помещением в самом Каневе полковой квартиры.
Просьбу эту препровождая к вашему превосходительству, покорнейше прошу приказать объявить подписавшимся на ней лицам, чтобы они оставались спокойными и не тревожились пустыми опасениями; что же касается расположения в г. Каневе штаба полка, то ходатайство их не может быть удовлетворено, взамен же вышедших казаков в Каневе расквартирована рота пехотного полка из расположенного в м. Корсуне баталиона.
Генерал-губернатор князь Васильчиков.
ДМШ-123, л. 175. /159/
1861 г., 29 сентября. Письмо полтавского губернатора киевскому губернатору о слухах вокруг могилы Т. Г. Шевченко
Секретно
От 8 и 12 минувшего августа за № 6717 и 6827 ваше превосходительство изволили сообщить мне об источнике неосновательных толков, порожденных было действиями художника Честаховского в Каневском уезде, и что следствием принятых мер неосновательная тревога хотя затихла, но, по донесению начальника каневской уездной полиции, подобные толки распространились будто бы в Переяславском и Золотоношском уездах и оттуда снова переходят в Каневский уезд.
Потребовав в то же время подлежащих по этому предмету объяснений от земских исправников сказанных двух уездов, я получил ныне от них донесения, из которых оказывается, что в Переяславском уезде пронесся было темный слух о беспорядках в Каневском уезде, но чем они сопровождались и какие были к тому побудительные причины, ничего не было слышно, и впоследствии молва о сем, как праздно породившаяся, совершенно прекратилась; о том же, будто помянутые толки передаются из означенного уезда в Каневский уезд, то подобное предположение, по удостоверению местного земского исправника, основано на одних слухах, не имеющих и приблизительного сходства с народным спокойствием во вверенном ему уезде.
Золотоношский земский исправник представляет, что чиновник Честаховский, прибывший с гробом Шевченко в Канев, остался там, после погребения его над Днепром, на горé, для устройства его могилы, что для этих работ он приглашал окрестных жителей, но, не имея достаточных средств, он заменял платежи рабочим угощением их вином, и это служило сближением его с ними; что Честаховский продавал оставшиеся после Шевченко стихотворения и портреты; что перевоз тела его в Канев был поводом к различным толкам об этом украинце, о могиле его и о самом Честаховском; что слухи эти перешли из-за Днепра и в Золотоношский уезд, в село Прохоровку, куда по понедельникам приезжают каневские жители на бывающие там базары. Толковали между прочим, что Грицко /160/ (так в народе называли Честаховского) переодевается в день трижды, раз простым человеком, потом паном, а потом ляхом; что в гробу привезено не тело Шевченка, а ножи; что идет какая-то молва и множество гадов к августу месяцу и что на маковея будут резать ляхов и жидов. Распространителями этой последней молвы, как видно по всему, были евреи и некоторые заднепровские помещики, опасавшиеся возобновления прежней гайдамаччины. Поводом к этому послужило чтение народом шевченковской поэмы «Гайдамаки», в которой изображено, как некогда гайдамаки собирались резать по всей заднепровской Украине ляхов и жидов ножами, освященными в день маковея, Честаховский приезжал из Канева раз или два в Прохоровку на базар и однажды в село Келеберду; но приглашений к маковейскому обеду на могилу Шевченко не делал, а был только, кажется, с целью любопытного художника. Последний раз он приезжал в Прохоровку 2 августа, но для того чтобы видеться с своей невестой и ее матерью, каневской мещанкой, у которой в Каневе квартировал, и чтобы вместе с ними приискать себе землю для жительства в Прохоровке, где упомянутая мещанка издавна держит на откупе сады, — это было пред его отъездом 3 августа на пароходе в Киев. Внезапный выезд Честаховского из Канева произвел тревогу в тамошней полиции, и за ним приезжали в Прохоровку два квартальных надзирателя, с которыми и возвратился он в Канев. После этого никаких уже толков о нем не было, кроме того, что он в Киеве, перед отъездом своим в Петербург, обвенчался на дочери упомянутой каневской мещанки и что вообще переходившие до того из-за Днепра толки не произвели в Золотоношском уезде никакого волнения.
Долгом считая изложенные сведения сообщить вашему превосходительству, имею честь присовокупить, что в бытность мою в сентябре месяце в Золотоношском уезде я старался лично удостовериться, могли ли иметь там влияние на общественное спокойствие толки, распространившиеся было в Каневском уезде, и убедился, что они, не поддерживаемые никаким вероятием, не возбудили сочувствия в массе народа и не произвели враждебных в нем волнений, а, как порожденные праздным воображением, вскоре совершенно прекратились и что при таком народном спокойствии в Золотоношском уезде никаких /161/ новых толков не могло переходить оттуда в Каневский уезд, по донесению начальника каневской уездной полиции.
Гражданский губернатор Волков.
Помощ[ник] правит[еля] канцелярии Уфнаровский.
ДМШ-123, л. 196 — 199.
1861 г., 30 сентября. Письмо помощника начальника каневской полиции киевскому губернатору о распространении букварей Шевченко
Секретно
Пристав 2-го стана от 26 сего сентября за № 87 донес мне, что при наблюдении в подведомственном ему стане за обращением малороссийских букварей Кулиша он, получив сведение, что временно обязанный крестьянин с. Зеленок Осип Устимов сын Кудлай (60 лет от роду) привез неизвестно откуда буквари соч. Тараса Шевченко и, будучи в с. Зеленках по делам службы, нарочито заезжал к крестьянину Кудлаю, где при разговорах с ним, весьма отдаленных от цели прибытия к нему, получил сознание Кудлая, что Кудлай, будучи в Черкасском уезде на сахарном заводе купцов Яхно и Семиренко, у которых он состоит подрядчиком 10 лет, получил от Ивана Терентьевича Яхно 12 букварей Тараса Шевченко собственно для себя, из числа коих роздал по одному экземпляру управляющему Дорожинскому, экономам Матковскому и Болевскому, благочинному Грушецкому, священнику с. Зеленок, местному диакону и питейным ревизорам Быстржаневскому и Пилецкому, а четыре остались у него; причем пристав, представляя один экземпляр тех букварей, присовокупил, что последние три экземпляра он оставил у себя.
По поводу сего и на основании предписаний вашего превосходительства от 21 июля и 31 августа сего года за № 157 и 7442 я предписал приставу 2-го стана: розданные крестьянином Кудлаем восемь экземпляров букварей Шевченко под благовидным предлогом отобрать и вместе с оставленными им у себя тремя экземплярами доставить немедленно ко мне; причем как ему, приставу, так равно прочим становым приставам и городскому надзи-/162/рателю г. Канева строго подтвердил иметь самое ближайшее из-под руки наблюдение к недопущению распространения означенных букварей, а в особенности по сельским приходским школам и в каневской воскресной школе; начальнику же черкасской уездной полиции сообщил вместе с сим сведение о появившихся в его ведомстве букварях.
О чем вашему превосходительству почтительнейше донося, имею честь испрашивать в разрешение предписания: как мне следует поступать с теми букварями, которые будут доставлены приставом 2-го стана, то есть уничтожить ли их или представить вашему превосходительству; причем долгом считаю доложить, что об этом вместе с сим донесено мною г. генерал-губернатору с представлением доставленного приставом 2-го стана одного экземпляра букваря Тараса Шевченко.
Помощник начальника каневской уездной полиции Булах.
ДМШ-123, л. 194 — 195.
1861 г., 14 октября. Письмо киевского генерал-губернатора гражданскому губернатору об отмене распоряжений, запрещавших пользование букварем Т. Г. Шевченко
Отношениями от 27 июля за № 3891 я просил ваше превосходительство сделать распоряжение о недопущении только в сельских школах здешнего края малорусских букварей, а 19 августа № 3738, только в видах успокоения дворянства и других жителей Каневского уезда, напуганных пустыми толками по поводу известного Вам Честаховского, приостановить на некоторое время распродажу сочинений Шевченко и граматки Кулиша; между тем помощник начальника каневской уездной полиции от 30 сентября доносит мне, что он отобрал у крестьянина с. Зеленок Кудлая несколько экземпляров южнорусского букваря, приказал местному приставу отобрать другие экземпляры, розданные некоторым крестьянам Кудлаем, и сообщил начальнику черкасской уездной полиции о появлении в его ведомстве означенных букварей, из числа которых один экземпляр представил и мне. Затем при отношении от 6 октября № 8793 я по-/163/лучил 2 экземпляра граматки Кулиша, отобранные вследствие распоряжения Вашего киевским полициймейстером в магазине купца Барщевского.
О граматке Кулиша я уже высказал мое мнение в помянутом отношении от 19 августа; букварь же Шевченко оказывается напечатанным в Петербурге, с дозволения цензуры, и ничего в себе противного законам не заключает.
Так как изложенные выше меры о приостановлении распродажи малороссийских букварей были только временными, вызванными известным Вам каневским делом, и должны были ограничиваться единственно Каневским уездом и притом только в цели недопущения их к употреблению в сельских школах, в настоящее же время нет никаких оснований к воспрещению продажи означенных букварей, — то покорнейше прошу ваше превосходительство разъяснить помощнику Булаху и киевскому полициймейстеру истинный смысл вышеизложенных распоряжений моих о малорусских букварях и сочинениях Шевченко и Кулиша, а сделанное Вами по губернии распоряжение о приостановлении распространения малорусских букварей — отменить, вменив только в обязанность начальникам полиций, согласно приведенному отношению моему от 27 июля, не допускать употребления этих букварей в сельских школах, — и о последующем меня уведомить.
Генерал-губернатор князь Васильчиков.
ДМШ-123, л. 201 — 202 /164/
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Бари Эдуард Яковлевич — доктор медицины, статский советник. С Шевченко познакомился 23 ноября 1860 г. у Лазаревского.
2 Лизогуб Андрей Иванович — помещик из с. Седнева, Черниговской губернии, приятель Шевченко. В первые годы ссылки поэта между ними установилась переписка. .
3 Лазаревский Михаил Матвеевич (1818 — 1867) — старший советник губернского правления в Петербурге, один из ближайших друзей Т. Г. Шевченко начиная с периода ссылки. Много помогал Шевченко материально, переписывался с ним и принял его на квартиру после возвращения из ссылки. 12 июля 1858 г. Шевченко подарил Лазаревскому свой дневник и написал его портрет.
4 Григорович Василий Иванович (1786 — 1865) — конференц-секретарь Академии художеств, принимал участие в выкупе Шевченко из крепостных и помог устроить его в Академию художеств, в Товарищество содействия художникам. Во время ссылки Т. Г. Шевченко переписывался с Григоровичем.
5 Репнина Варвара Николаевна (1808 — 1891) — дочь кн. Н. Г. Репнина-Волконского — была близко знакома с Т. Г. Шевченко, заботилась об улучшении его положения во время ссылки и переписывалась с ним.
6 Залесский Бронислав (1820 — 1880) — польский историк и художник, революционный деятель, близкий друг Т. Г. Шевченко, с которым он познакомился в 1849 г. в Оренбурге. Переписка между ними не прекращалась до смерти поэта.
7 Костомаров Николай Иванович (1817 — 1885) — историк, профессор Киевского университета, впоследствии — профессор Петербургского университета. Костомаров не преодолел буржуазно-либерального мировоззрения, хотя и был прогрессивным ученым. В Кирилло-Мефодиевском братстве, членом которого он являлся, Костомаров принадлежал к либеральному крылу.
8 Полонский Яков Петрович (1820 — 1898) — русский поэт-демократ, был близко знаком с Т. Г. Шевченко. После смерти Шевченко написал воспоминания, освещающие последние годы жизни поэта в Петербурге.
9 Тарновская Людмила Владимировна — мать В. В. Тарновского (младшего), была близко знакома с Т. Г. Шевченко. /165/
10 Черненко Федор Иванович — инженер, знакомый Т. Г. Шевченко еще с 40-х годов, вел с ним переписку. После возвращения поэта из ссылки на квартире у Черненко в Петербурге происходили собрания украинцев, которые посещал и Шевченко.
11 Автопортрет 1860 г. Т. Г. Шевченко написал маслом. Портрет должен был быть разыгран в лотерею в пользу воскресных школ, но был куплен за 200 руб. на академической выставке 1860 г. Именно с этого портрета в 1861 г. Т. Г. Шевченко сделал копию, хранящуюся в настоящее время в Государственном музее Т. Г. Шевченко в Киеве.
12 И. С. Тургенев в Петербурге встречался с Шевченко и как член литературного фонда хлопотал о выкупе его братьев и сестер из крепостных.
13 Шевченко Варфоломей Григорьевич (1821 — 1892) — родился в крепостной семье; усыновленный купцом, он уже в юношеские годы становится купцом 3-й гильдии. Знаком с Т. Г. Шевченко с 1843 г. Сестра Варфоломея Григорьевича была женой брата поэта Иосифа. В. Г. Шевченко принимал участие в похоронах и благоустройстве могилы Шевченко в Каневе.
14 Н. С. Лесков познакомился с Т. Г. Шевченко в Петербурге в 1861 г. и впоследствии написал о нем воспоминания.
15 Мокрицкий Петр — один из знакомых Т. Г. Шевченко, по-видимому, брат управителя канцелярии обер-полицмейстера в Петербурге.
16 Круневич Павел Адамович (1835 — 1871) — доктор медицины, гофмедик императорского двора в Петербурге.
17 Лазаревский Василий Матвеевич (1817 — 1890) — один из братьев Лазаревских, сыгравших большую роль в жизни Шевченко.
18 Хартахай Феоктист — студент Петербургского университета, в 60-х годах сотрудничал в журнале «Современник».
19 Гнилосыров Василий Степанович (1836 — 1900) — украинский писатель-демократ и педагог. Выступал на страницах «Киевской старины» под псевдонимом А. Гаврош.
20 Курочкин Николай Степанович (1830 — 1884) — поэт, переводчик. Был в дружеских отношениях с Т. Г. Шевченко, перевел несколько его стихов: «Доля», «Муза», «Огні горять, музика грає», «Один у другого питає». Принимал участие в похоронах Шевченко в Петербурге.
21 Толстой Федор Петрович (1783 — 1873) — выдающийся русский медальер, скульптор и художник, вице-президент Академии художеств. Шевченко познакомился с ним и его семьей 28 марта 1858 г., после возвращения из ссылки в Петербург.
22 «Русская речь» — газета, публиковавшая обзоры литературы, истории, искусства и общественной жизни на Западе и в России. Выходила два раза в неделю. Издатель — Евгения Тур.
23 Юнге Екатерина Федоровна (1843 — 1913) — дочь графа Ф. П. Толстого. Была свидетелем событий, связанных с освобождением поэта из ссылки. Юнге часто бывала в обществе Шевченко, училась у него рисовать и была переводчицей между поэтом и Айра Олдриджем. Написала воспоминания о Т. Г. Шевченко.
24 Белозерский Василий Михайлович (1825 — 1899) известен как член Кирилло-Мефодиевского братства; был арестован по делу братства в Варшаве.
25 Хорошевский Владислав Юлианович — председатель поль-/166/ского демократического кружка в Петербурге, посещал литературные кружки Чернышевского и Добролюбова, был связан с редакцией журнала «Основа».
26 Пермитянин Южаков — вольнослушатель Петербургского университета. Выступал с речью на похоронах Т. Г. Шевченко в Петербурге.
27 Чубинский Павел Платонович (1839 — 1884) — украинский этнограф, автор многочисленных статей по этнографии и статистике. Выступал с речью на похоронах Т. Г. Шевченко в Петербурге.
28 Афанасьев-Чужбинский Александр Степанович (1817 — 1875), познакомился с Шевченко в июне 1843 г. Посвятил Т. Г. Шевченко стихотворение «Гарно твоя кобза грає», напечатанное в сборнике «Молодик» за 1843 г.
29 Жемчужников Лев Михайлович (1828 — 1912) — известный русский художник, создавший серию реалистических эстампов «Живописная Украина». Личное знакомство Жемчужникова с Т. Г. Шевченко состоялось в Петербурге 17 апреля 1858 г.
30 Маслов Василий Павлович (умер в 1881 г.) — автор первой биографии Т. Г. Шевченко, вышедшей в 1874 году и переизданной в 1882 г.
31 Забела Виктор Николаевич (1808 — 1869) — украинский писатель, романтик, мелкий помещик, владелец хутора Кукуриковщина (Черниговской губернии). Дружил с Н. В. Гоголем, был знаком с Т. Г. Шевченко с 1843 г. Присутствовал на похоронах поэта.
32 Честаховский Григорий Николаевич (1820 — 1893). Окончил Петербургскую Академию художеств и удостоен звания художника. Имея демократические взгляды, сдружился с Т. Г. Шевченко.
Комитет по похоронам поэта поручил ему и Александру Лазаревскому сопровождать гроб с прахом Т. Г. Шевченко из Петербурга в Канев. Похороны поэта по существу были демонстрацией против самодержавия. Всюду по пути от Москвы — в Серпухове, Туле, Орле, Севске, Глухове, Кролевце, Батурине, Борзне, Еленовке, Нежине, Козельце, Броварах, Киеве, Каневе гроб встречали массы трудового народа, выражая любовь к великому Кобзарю. После похорон поэта Честаховский остался в Каневе для упорядочения могилы. Местные помещики писали доносы на «агитатора-бунтовщика», в результате которых Г. Честаховский был выслан в Петербург.
33 Филарет (Гумилевский Дмитрий Григорьевич, 1805 — 1866) — богослов, историк церкви. С 1859 г. — Черниговский архиепископ.
34 Смолер — писатель Лужицкой Сербии.
35 Якушкин Павел Иванович (1820 — 1872) — сотрудник журнала «Современник», собиратель народных песен, автор очерков из крестьянской жизни.
36 Желтоножский Иосиф — священник киевской Христорождественской церкви, в которой стоял гроб с прахом Т. Г. Шевченко.
37 Лебединцев Петр Гаврилович (1819 — 1896) — киевский кафедральный протоиерей, историк, сотрудник журнала «Киевская старина».
38 Арсений (Москвин Федор Павлович, 1795 — 1876) — митрополит Киевский и Галицкий.
39 Васильчиков Илларион Илларионович — киевский губернатор.
40 Юзефович Михаил Владимирович — сотрудник Киевской археографической комиссии. /167/
41 Галаган Григорий Петрович — богатый помещик.
42 Левицкий Ф. — студент Киевского университета, произнесший речь на пароходе при перевозке гроба с прахом Т. Г. Шевченко из Киева в Канев.
43 «Русский инвалид» — военная и литературная газета, издававшаяся в Петербурге.
44 Тризна Роман Дмитриевич — секретарь дворянства Черниговской губернии, впоследствии председатель палаты гражданского суда, инициатор создания воскресных школ на Черниговщине. С Т. Г. Шевченко познакомился в 1846 г., поддерживал с ним переписку.
45 Стоянов Александр Ильич — один из деятелей первых воскресных школ в Киеве.
46 Антонович Владимир Бонифатьевич (1834 — 1908) — буржуазный историк и археолог, профессор Киевского университета.
47 Драгоманов Михаил Петрович (1841 — 1895) — украинский историк, этнограф, публицист и общественный деятель, автор многочисленных статей о Т. Г. Шевченко.
48 Сошенко Марцелина Тимофеевна, урожденная Виргинская, супруга И. Сошенко. Шевченко познакомился с ней в 1859 г. в Киеве.
49 Чаловая Надежда, супруга инспектора 2-й киевской гимназии М. К. Чалого. Принимала участие в похоронах Т. Г. Шевченко в Каневе.
50 Чалый Михаил Корнеевич (1816 — 1907) — инспектор 2-й киевской гимназии, автор биографии Т. Г. Шевченко. Познакомился с поэтом в 1859 г. Т. Г. Шевченко переписывался с ним в последние годы своей жизни.
51 Мацкевич — священник каневской церкви, принимал участие в похоронах Т. Г. Шевченко и произнес речь на его могиле.
52 Максимович Михаил Александрович (1804 — 1873) — историк, лингвист, этнограф, археолог, первый ректор Киевского университета. Т. Г. Шевченко познакомился с ним в 1845 г. Максимович принимал участие в похоронах Шевченко в Каневе.
53 Куліш Панько Олександрович (1819 — 1897) — український письменник буржуазно-націоналістичного напрямку. З Шевченком познайомився у Києві влітку 1843 р.
