[Воспоминания о Тарасе Шевченко. — К.: Дніпро, 1988. — С. 363-373; 557-558.]

Попередня     Головна     Наступна

Н. Ф. Беляшевский

РАССКАЗЫ КРЕСТЬЯН с. ПЕКАРЕЙ О Т. Г. ШЕВЧЕНКЕ

Для уяснения процесса создания народных произведений, касающихся общественной или политической жизни, большую услугу может оказать изучение тех из них, которые сложились среди народа по поводу событий и лиц современных или близких нам по времени, имевших общественный характер и так или иначе соприкасавшихся с народной жизнью. Народ, чуткий ко всему, что имеет какое-нибудь отношение к его жизни, старается дать известным фактам то или другое объяснение, толкует их по-своему. Одни из фактов, более мелкие, привлекают народное внимание ненадолго, скоро забываются; другие, затрагивающие существенные стороны жизни, более возбуждают народную мысль, оставляют по себе глубокие следы, и народное толкование их, в виде песен, рассказов, легенд, анекдотов и т. п., дает богатый материал как для характеристики народного мировоззрения, так и для уяснения техники возникновения и развития такого рода народных произведений.

В этом последнем отношении интересно прежде всего определить, что, собственно, в данном факте или деятельности извест-/364/ного лица обратило на себя внимание народа, что дало повод к возникновению толкований в той или другой форме. Далее, если и нужно признать, что народная мысль имеет выработанные временем и международным общением основные пункты, составляющие иногда целые схемы, то интересно проследить, как располагается между ними новый материал, как реальные факты перемешиваются с вымыслами, перерабатываются сообразно с установленным взглядом, дополняются старыми. Затем, имея дело с событиями современными, фактическая сторона которых известна нам в подробностях, будет легко в данном случае установить исходный пункт, откуда получила начало та или другая версия, легко будет проследить интенсивность ее распространения. Наконец, материал, собранный при таких условиях, даст место для сопоставлений на будущее время, даст возможность путем сравнения установить, что сохранилось, что отпало, что развилось.

Несмотря на то, что поле для такого рода наблюдений очень обширно, до сих пор в этом направлении сделано немного. В то время как тщательно собираются произведения народа, в которых можно отыскать хотя малейшую черту, характеризующую прошлую его жизнь, произведения, выражающие взгляд народа на факты современной жизни, оставляются без внимания. А между тем жизнь идет своим путем, новые факты наслаиваются на старые, свежесть старых утрачивается...

Среди лиц, деятельность которых относится к недавнему прошлому, большой популярностью среди малорусского народа пользуется имя Т. Г. Шевченка. Как можно судить по отрывочным сведениям, попавшим в литературу, рассказы о Шевченке широко распространены по всей территории Украины. А между тем на них не обращено должное внимание, и печатный материал почти отсутствует. Мне известна всего одна заметка, касающаяся настоящего вопроса; это заметка в две страницы А. Смоктия «Взгляд народа, на Шевченка», заметка очень ценная; затем М. Васильевым сообщена «Народная песня о Шевченке», записанная в Лебедине, Чигиринского уезда, от кантониста, по содержанию не представляющая ничего интересного и, по-видимому, происхождения не чисто народного. Вот и все. В 1893 г. мной записано несколько рассказов, касающихся Шевченка. Место записей — село Пекари, Черкасского уезда, лежащее на правом берегу Днепра, 7 верст ниже г. Канева. Село это, по отношению к Т. Г. Шевченко, находится в особых условиях. Незадолго до своей смерти Тарас Григорьевич побывал в Пекарях; немного выше села находится его могила. Это посещение поэтом Пекарей, затем устроенные ему торжественные похороны, конечно, вызвали особое внимание окрестных жителей; в результате явилось много рассказов о самом поэте, его похоронах, об устроенной над его прахом могиле.

Многие из крестьян с. Пекарей видели Шевченка, входили с ним по разным поводам в сношение, так что рассказы их, наряду с фактами, переработанными народом по-своему, носящими иногда легендарный характер, дают в то же время возможность извлечь также некоторые черты, имеющие действительно биографический интерес.

На них я прежде всего и остановлюсь, заметив при этом, что мной записано очень немного рассказов, а их существует среди /365/ крестьян с. Пекарей несомненно гораздо больше: каждый более или менее пожилой обыватель может рассказать что-нибудь о Шевченке, так что впереди остается еще много неисчерпаемого материала. Пока привожу то, что успел записать.

I

1. «Шевченка я бачив, як оце вас бачу. Я був ще хлопцем, та ми під Княжою складали камінь. А Шевченко ходив з управляющим пана Парчевського, ото його були Пекарі, Хмельна і... (він назвав іще багато інших сіл), з Оксентієм Тельмешенком. А дід Прохір, той, що держав шинк під Княжою на Пластунці, водив їх по шпилях. Ото вони прийшли до нас, так і тиква була у них. Оксентій, управляющий, і каже до мене: «Покинь та принеси води на Княжу». А мені не хотілось, уже було нерано, не докладу осьмини; а Оксентій приказує: «Іди, пан дасть грошей». Та ми тоді були панські, не можна було не послухать. А Шевченко каже: «Іди, я тобі дам півкарбованця». Ото я набрав води і виніс на Княжу, та й не вірю, щоб пан дав грошей. А вони сидять на Княжій, на самому шпильочку, Шевченко і дав мені два четвертака, таких грошей вже тепер нема. Ото я зрадів, біжу з гори та й кажу другому, що зо мною складав камінь: «Бач, пан дав півкарбованця». Та тоді я ще не знав, хто такий за пан. Дід Прохір проводив їх та й іде додому низом, я й питаю: «Хто це за пан?» Він каже: «Це Шевченко, ото що казали, що буде в Пекарі».

Ото вони ходили скрізь по шпилях, а Шевченко більш усього облюбував гору Чернечу, де тепер його могила, він казав: «Оце могила Підкови, отут і мене поховайте».

А Шевченко був не дуже високий, борідка у нього невеличка, сивенька.

В Пекарях він жив недовго, побув днів два чи три, у людей не був, а побув у попа Маковецького.

Під Княжою єсть долина Пластунка, тепер там яр, а перш була така гарна долина, там був шинк, держав його дід Прохір, та й баба там його була. Горілка там дуже дешева, осьмина стоїла там два шаги, а в Каневі чотири шаги. На зелені святки сходились туди хлопці й дівчата, та й старі, з Канева, брали в тому шинку горілку, да розходились по долині; ото пили, а потім заходжувались биться. В тім шинку бував і Шевченко.

Переїхав він на ту сторону в Прохорівку, там ходять баби в чорних хустках й запасках, то він приказував і нашим: «Ходіть, баби, в намітках та плахтах»; а тепер, якби в намітці пройти по селу, то-затюкали б; і плахти уже позакидали». (Від Василя Галушковського).

2. «Шевченка Тараса я бачив, як оце вас бачу. Я був побережником-козаком, стеріг ліса панського. Він (Шевченко) приїздив та ходив скрізь по сих горах, то я його водив, а він дав мені карбованця й товаришу моєму побережнику дав теж карбованця. А всі урочища він знав, — вийме книжечку, подивиться га й каже: «Оце Княжа гора, оце Мар’їна»... (Від діда Мусія Селюка, він же Шпильовий).

3. «Як сестру заміж оддавали, то Шевченко був у нас і в хаті, просив, щоб пісні співали, з давніх пісень; ото співають, а він записує. /366/

Козирок у нього був білий, чемерочка теж біла.

Балакучий був». (Від діда Миколи Кириляки).

4. «Шевченка я не бачив, а знаю, що його перевозили в Прохорівку, а становий за ним в погоню. Взяв в Пекарях чоловік п’ять, та в Прохорівці його й нагнали. То Шевченко нічого не сказав, дав ще на водку нашим п’ять карбованців; це казали оті, що перевозили. А в Межирічі показав становому бумагу, то становий сказав: «Везіть його куди хочете».

Я його не бачив, а добре знає дід Опанас Дяченко, він і пісні співає, як п’яненький, що Шевченко його научив». (Від Вакули Пархоменка).

На жаль, під час моїх відвідин дід Опанас не дуже розбалакався, від нього я довідався лише про таке:

«Шевченко хотів завод бумажний строїть, там, під Великим Городищем, казав, що тут на гору машина буде бігать; там і сторож був, в курені сидів, дід Перехрист, стеріг ліса; Шевченко йому жалування платив, а як поїхав, то прислав гроші; за ним ні от стільки не осталось (дід показав на кінчик пучки).

Як іде Шевченко по селу, то як йде хтось, він одійде трохи, подивиться і рисує».

Летом 1859 г. Тарас Григорьевич совершил свое последнее путешествие по милой ему Украине. Побывал он, прежде всего, в родной Кирилловке, оттуда отправился в Корсунь к Варфоломею Григорьевичу Шевченку, у которого пробыл около двух месяцев, затем, в средине июля, направился к М. А. Максимовичу в его хутор Михайлову гору. Михайлова гора лежит на левом берегу Днепра за м. Прохоровкой; как раз насупротив этого местечка в Днепр впадает р. Рось, и тут, под горой, отчасти на гористом берегу, живописно раскинулось село Пекари. 20 июля, при переправе из Пекарей в Прохоровку к Максимовичу, Шевченко был арестован и отправлен по начальственным инстанциям в Мошны, Черкассы и, наконец, в Киев. Таким образом, посещение поэтом Пекарей имело место между 15 и 20 июля. Цель посещения Пекарей и его окрестностей заключалась в приискании усадебного места, где можно было бы построить хату и среди роскошной украинской природы доживать свой век, о чем Тарас Григорьевич мечтал еще во время ссылки, далеко от родины:

А я так мало, небагато

Благав у бога — тілько хату,

Одну хатиночку в гаю,

Та дві тополі коло неї,

Та безталанную мою...

Мою Оксаночку, щоб з нею

Удвох дивитися з гори

На Дніпр широкий, на яри

Та на лани золотополі,

Та на високії могили, —

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я тільки хаточку в тім раю

Благав, і досі ще благаю,

Щоб хоч умерти на Дніпрі

Хоч на малесенькій горі.

Правый берег Днепра, начиная от г. Канева до с. Пекарей, отличается своей живописностью. Он состоит из отдельных гор, достигающих значительной высоты и разделенных глубокими овра-/367/гами. Горы то круто обрываются в Днепр, то немного отходят от него, спускаясь несколькими террасами. Если и теперь, когда вся эта местность почти лишена растительности, она привлекает внимание как своей грандиозностью, так и разнообразием поверхности, то какие чудные виды должна была представлять она лет 30 тому назад, когда обнаженные теперь урочища были покрыты дремучим лесом — «предвічним гаєм», как говорит поэт в своем последнем произведении. В течение последних 20 лет, этот «предвічний гай», эту красу днепровских берегов, вырубали 7 или 8 раз, и до последнего времени от него уцелели небольшие молодые лески да кое-где разбросанные старые груши и липы, напоминавшие о былом величии; наконец, зимой 1892 — 93 г. и эти последние остатки были уничтожены, лес выкорчеван.

Местность эта приглянулась поэту. «Все мені сниться ота благодать — і Дніпро, і темний ліс під горою», — писал он после Варфоломею Шевченку; для выбора усадебного места Тарас Григорьевич и совершал экскурсии, о которых рассказывают крестьяне.

Если идти от с. Пекарей вверх, то сначала берег представляет из себя высокие крутизны, обрывающиеся прямо в Днепр, версты полторы выше, сейчас за урочищем, называемым Княжей горой, обрыв берега имеет всего 6 — 7 саж. в вышину, и на такой высоте расположен ряд террас, разделенных оврагами; такие террасы лежат под следующими, за Княжей горой, урочищами — Марьиной горой, Малым Городищем и Великим Городищем; над террасами, уже сравнительно на большую высоту, поднимаются горы, но не крутыми обрывами, а отлогими скатами. Среди окружающих высоких гор террасы эти, будучи невысоко подняты над водой и представляя более или менее ровную поверхность, наиболее удобны для устройства усадьбы.

Одна из таких террас, именно терраса, лежащая у подошвы Великого Городища, была выбрана поэтом, как рассказывал дед Опанас Дьяченко, для своей усадьбы.

Что именно эта местность, а не Чернеча гора, на которой погребен поэт, была облюбована им, вопреки общепринятому в последнее время мнению, которому подпал Василь Галушковский (см. рассказ 1), на это, кроме рассказа деда Опанаса, указывает и следующее: с. Пекари принадлежало помещику Парчевскому и при покупке земли, лежащей над Великим Городищем, которое относилось к пекарскому имению, Шевченку пришлось иметь дело с Парчевским; вследствие невольного отъезда в Петербург, Тарас Григорьевич поручил устроить дело с покупкой усадьбы Варфоломею Шевченку, который и взялся за хлопоты, но тут препятствие явилось со стороны того же Парчевского, начавшего, по выражению Варфоломея Григорьевича, — «крутить хвостом» *.

* Личность этого Парчевского вполне выяснилась вскоре после смерти Тараса Григорьевича. По его доносу возникло целое дело о некоторых лицах, оставшихся в Пекарях после погребения поэта — «Тревога над свежей могилой Шевченка» И. Билыка, «Киевская старина», 1886, апрель.

Варфоломей Григорьевич начал поиски другого места. Предлагал он Тарасу Григорьевичу основаться и у м. Триполье, на крутом берегу Днепра, и у с. Рудяков, на левом берегу; Максимович усту-/368/пал Тарасу Григорьевичу часть своей усадьбы, — но все это было не то, чего требовалось поэту. По поводу предложения он пишет Варфоломею Григорьевичу: «Видно Дніпро, та здалека, а мені його треба коло порога. А тим часом дбай дубовий, березовий, ясеневий, кленовий і липовий ліс: мені тільки й треба, щоб робоча була дубова, та круглий ганок стекляний на Дніпро. Ліс зложи коло Пекарів, нехай сохне». Наконец Варфоломей Григорьевич остановился на живописной местности, лежащей у предместья Канева, — Монастырек, — и пишет поэту: «Вище по Дніпру од того місця, де ти сам вибрав, коло Пекарів, на правому ж березі — між Каневом і Пекарями, на високій горі, є лісочок, посеред того лісочка — поляна, далеченько од города; внизу кілька рибачих хаток. На тій горі дуже багато дичок, — яблунь і груш, — садочок можна розвести. А любий староденний Дніпро буде здаватися тобі під ногами. Кринишна вода неподалеку, і риба щоранку буде свіжа, бо рибалки поперед поріг возитимуть у город». Это была гора Чернеча, принадлежавшая г. Каневу; дело о покупке и этой усадьбы затянулось, и поэту так и не пришлось уж более любоваться роскошным видом, открывающимся с нагорного берега на Заднепровье, — Чернеча гора приняла лишь бренные останки его.

Из этих данных о покупке усадьбы ясно, что выбранный Шевченком участок земли не Чернеча гора, а место, лежащее ниже ее. Дед Опанас Дяченко указывает на террасу, лежащую под горой «Велике Городище», как на выбранную поэтом; нам кажется, нет никаких данных для сомнения в правдивости этого сообщения; припомним слова самого Тараса Григорьевича: «Все мені сниться ота благодать — і Дніпро, і темний ліс під горою», они также говорят в пользу этого сообщения.

Интересно упоминание Опанаса о том, что «Шевченко хотів завод бумажный строить»; любопытно было бы выяснить, имел ли в виду Тарас Григорьевич что-нибудь подобное.

Упоминаемый затем дед Перехрист, стороживший лес по поручению Тараса Григорьевича, уже покойник, и рассказ его о Шевченке для нас потерян.

Вышеприведенные рассказы крестьян не прибавляют ничего особенно нового к биографии поэта, но они интересны, как рисующие личность поэта при непосредственных сношениях его с тем народом, истинным певцом которого он был. Между прочим, здесь заслуживает внимания одна черта — это щедрость Тараса Григорьевича; скорбя душой о судьбе всего народа, поэт, при встречах с отдельными единицами его, старался, чем мог, облегчить их тягостное существование.

II

Перехожу к тем из рассказов, в которых личность Шевченка является освещенной народной психологией *.

* При разборе этих рассказов, они, для большего удобства, распределены по отдельным группам.

Шевченко-поэт, Шевченко-художник мало интересует народ; все внимание его обращено на Шевченка-человека, на то, чем жил этот человек. Народной массой, обладающей, несмотря на кажу-/369/щееся отсутствие беспристрастного анализа, способностью по достоинству оценить все, что имеет к ней отношение, этой чуткой народной массой было понято и то, что составляет основу поэзии Шевченка, была понята его безграничная любовь к простому люду, находившемуся под гнетом неволя. Обстоятельство это, в связи с совпавшим по времени подготовлением к великой реформе и самим осуществлением реформы, в корень изменившей строй народной жизни, оставили глубокий след в народе, были причиной, сделавшей имя Шевченка популярным, давшей ему место среди народных героев.

Эти факты действительной жизни служат основанием. При изложении их была приложена схема, выработанная прежде; сообразно ей изменены частные эпизоды, случайно прибавлены новые, не имеющие реальной основы, и, таким путем, вокруг имени Шевченка образовался целый цикл рассказов.

Со смерти Шевченка прошло 33 года. Теперь трудно определить тот момент, с которого начали циркулировать в народе рассказы, касающиеся его личности; но начало их относится ко времени, когда Шевченко был еще жив; об этом мы имеем прямое свидетельство, касающееся именно данной местности; вот что пишет, между прочим, Максимович к поэту в Петербург из Михайловой горы: «Не забывайте нас и хоть изредка отзывайтесь к нам сюда, на берега днепровские, где, в окрестностях Михайловой горы, вы оставили о себе живейшие и самые сердечные воспоминания. А на правой стороне Днепра вы стали лицом мифическим, о котором идут уже баснословия и легенды, наравне с преданьями старых времен».

Как видно будет из дальнейшего, крестьяне с. Пекарей знакомы с действительными фактами из биографии Шевченка, — в основе большинства легендарных рассказов их все-таки лежат реальные факты. Знакомство это можно объяснить, помимо вообще быстрого распространения в массе разного рода сведений, еще также и специальным участием лиц (как, напр., Григ. Ник. Честаховский), знакомивших жителей этого села с биографией поэта.

Обращаюсь к рассказам. Начну с того: кто такой Шевченко по мнению народа? Это прежде всего человек необыкновенный, так как выбиться из крестьянской среды (народ знает о принадлежности к ней Шевченка), выбиться притом во время господства крепостного права, мог только человек, выдающийся из ряда простых смертных. При более тесной характеристике Шевченка, мы встречаемся с несколькими определениями: Шевченко «лицар дуже великий був», причем, он наделяется сверхъестественными качествами, присущими старым героям народных сказаний; так, напр., он обладает способностью превращения: «Оце він такий буде лицем, зараз, через час міста, він і переміниться». Нужно заметить, что это мне сообщал человек, видевший Шевченка, у которого поэт был в хате; он, конечно, не мог заметить в нем ничего необыкновенного, но здесь мы встречаемся с влиянием массы, с силой массового верования. Подобное же определение приводится Смоктием в вышеуказанной заметке, в записанном им в Звенигородском уезде, Киевской губернии, рассказе: Шевченко тут назван «великим характерником», — название, прилагаемое малорусским народом ко всем лицам, обладавшим, по его мнению, сверхъестественной си-/370/лой. Более реальный характер носит следующее за тем определение — «мудрицей був великий», и совсем реальное, дающее возможность проследить, как с изменением условий жизни изменяется и взгляд народа на ту внешнюю форму, в которую облекается его герой, именно, что Шевченко «був великий начальник». Следствия, вытекающие отсюда, очень интересны, как дающие понятие о взгляде народа на те блага, какие являются соединенными с обладанием властью: «він (Шевченко) в Каневі, в казначействі, брав грошей скільки хотів...»

Вот еще один рассказ на тему, общераспространенную и любимую народом — это переодевание лиц, власть имевших, в простую одежду. Дело в данном случае касается действительного факта — ареста Шевченко в то время, как он из с. Пекарей переправлялся в лежащее насупротив с. Прохоровку, где жил М. А. Максимович: «Його тут доганяли, пристав хотів його заарештувать, він переїхав на той бік та одягся, і у його були нашивки на плечах, то тоді вже пристав підняв два пальці. А так він ходив у каптанці...»

Обыкновенно зачатие и появление на свет такого рода выдающихся людей происходит, по народным понятиям, необычным путем. По отношению к Шевченку я не встретил рассказов, трактующих об этом, быть может, вследствие малого числа записанных мною рассказов. Зато юность Шевченка обставлена различного рода случаями, уже в то время указывавшими, что мы имеем дело не с простым смертным. Замечу, что в основу многих из них положены факты, в действительности имевшие место в юности Шевченко и занесенные в его биографию.

Выучился грамоте Шевченко следующим образом: «Він пас гуси, а панські діти учились у школі, а Тарас підійшов під вікно, да так і научився».

Следующие затем рассказы имеют соответствие с действительными фактами биографии: «Як Шевченко був малий, то батько став ділить землю, другим братам його дав, а йому не дав і сказав: «Це такий, що йому землі не треба». В статье Конисского «Детство и отрочество Шевченка» об этом говорится следующее: «Отец Шевченка, будучи на смертном одре, сказал: «Синові Тарасу з мого хазяйства нічого не треба, він не буде абияким чоловіком: з його буде або щось дуже добре, або велике ледащо; для його моя спадщина або нічого не значитиме, або нічого не поможе».

Далее в нашем рассказе передается, как Шевченко ушел из дому: «Ото він пішов; іде, іде, аж ось чоловік оре та й питає його: «Куди йдеш?» А Шевченко каже: «Іду шукать конця краю, бо небо стоїть на чотирьох сохах, і там кінець краю». Эпизод этот очень близок к действительности; в той же статье Конисского о нем сообщается так: «Раз, лежа в саду под деревом и углубясь в созерцание ясного голубого неба и находящейся в поле против сада «могилы», Шевченко-мальчик задался вопросом: «А що там за горою?» — и, решив, что там должны быть те железные столбы, «которые подпирают небо», он решился отправиться к ним и посмотреть, «как там они подпирают небо». И вот он пошел. Но едва не заблудился, и, благодаря встретившимся чумакам, вернулся домой.

В рассказе, мной записанном, путешествие Шевченка на этом не прекращается: «А то ще хлопцем іде він, а чоловік руба дуба...» /371/ Далее следует известный рассказ «Сіра кобила», в котором крестьянин, желая срубить дерево, росшее над обрывом, чтобы предупредить падение дерева в овраг, привязывает вершину его к своей лошади; в результате и дерево и лошадь очутились в «круче». В этом рассказе, случайно связанном в данном случае с именем Шевченка, последний советует привязать дерево к лошади. «Так він такі штуки скрізь превозносив», — добавил рассказчик. Шевченко пошел дальше: «Йшов він, йшов, до того дійшовся, що дійшов до маляра, і взяв його за учителя; та й став лучче малювать, як маляр. Прийшов до того маляра більший начальник, маляр показує портрет, що написав Шевченко, то начальник пристав до маляра: «Оддай мені Шевченка»; то маляр й продав його йому; а поміщик став одбирать; а він потім дійшов до такого розуму, що нікого не було його розумніше». И этот рассказ построен на фактах действительных, здесь сокращенных и облеченных в простую форму.

Юность прошла; период подготовления к той деятельности, в которой должно проявиться истинное назначение героя, закончился. Наступает время действовать. В чем же выразилась, по мнению народа, деятельность Шевченка? Какие качества требовались от этой деятельности для того, чтобы, благодаря ей, Шевченко стал в ряду других народных героев? Условия, предлагаемые в настоящем случае народом своему герою, остаются теми же, каковыми они были с давних времен: это любовь к народу, близкое участие в его нуждах, борьба за его интересы. Все это народ видит и в деятельности Шевченка. В деятельности героев, относимых к прошлому времени, когда интересы политической жизни были не чужды народу, когда, как это было, напр., в Малороссии во время борьбы ее за свою самобытность, они были делом общенародным, в деятельности героев важное, иногда преобладающее место занимают подвиги, относящиеся к сфере этой политической жизни. В последнее же время интересы народа сузились, ограничились сферой своей внутренней жизни. В чем же здесь выразилась деятельность Шевченка? Припомним, что дело идет об эпохе наиболее обострившихся отношений между крестьянами и их владельцами. Шевченко, признаваемый народом «своим», олицетворяет собой серый люд, ведет борьбу за его освобождение.

Таким образом «воля» и является тем событием народной жизни, которое, благодаря своему огромному значению для народа, привлекло его внимание к Шевченку и служит источником возникновения целого ряда рассказов, соединенных с его именем.

Деятельность героя закончилась; пора уходить со сцены. И в этом случае по отношению к Шевченку мы встречаемся со старым мотивом. На мои расспросы о похоронах Шевченка один из рассказчиков говорил: «Як ховали, то я був біля самої могили; бачив — ховали труну, так чорною клейонкою покрита, а чи він був у труні, чи не було, про те не знаю». Немного спустя, более откровенным, тоном рассказчик категорически заявил: «Та ні, там його не було, він і досі живий десь ходить». На мой вопрос, почему он так думает, он продолжал: «Ви ж повинні знати, — як чоловіка ховають, то труну одкривають, а тут ні, труни не одкривали, і піп вічної пам’яті не співав; чоловіка можна і вчотирьох понести, а ту труну везло дівчат от як до сеї липи», при этом он указал на стоявшую /372/ довольно далеко липу. В литературу попало несколько подобного же рода рассказов. В статье Кузьмичевского «Шолудивый Буняка в украинских народных сказаниях» мы встречаем следующий вариант: «Недавно один галичанин, посетивший Киевскую губернию, сообщил, что там существует легенда о бессмертии Тараса Шевченка, что будто он находится в Сибири, прикованный к столбу, что столб этот уже подгнил, а когда сгниет совсем, то Шевченко воротится к своим». Уже известный нам Галабурда так говорил о смерти Шевченка: «Тарас три рази умирав, та не вмер: він і тепер живе, а поховали тільки його прозваніє».

Не только личность Шевченка, но также и могила его привлекла народное внимание, дала повод к возникновению рассказов и легенд.

Например, в рассказе, записанном Смоктием о могиле Шевченка, говорится так: «великий характерник» Шевченко ездил по свету и отбирал у панов «різні листи»; после его смерти «труна», в которой он должен был бы быть, оказалась полной «разних списів-бумаг», его же самого не было. «Кажуть, що після хтось-то хотів ту могилу розкопати, та забрать списи, та у того чоловіка одібрало руки і ноги, то він і покинув докопувати».

Существует также среди крестьян с. Пекарей, как это мне передавали некоторые лица, поверье, что в могиле закопаны ножи, о том же упоминается и в статье Билыка. Быть может, причина возникновения этого поверья лежит в ознакомлении крестьян поклонниками Шевченка с его произведениями, между которыми могли быть сообщены и «Гайдамаки»,

Есть также рассказы, которые и мне приходилось слышать, что Шевченко погребен в разных местах.

Записанные рассказы составляют несомненно самую незначительную часть обращающегося в народе материала. Остается только пожелать, чтобы исследователи нашего народного быта, да и вообще все, кому дорога память Шевченка, обратили внимание на этот в высшей степени интересный предмет.

III

Воспоминания о Шевченке вызывают в памяти рассказчиков воспоминания и о других лицах и событиях, близких по времени.

Крестьяне хорошо помнят «Грыця». Так они называют Григория Николаевича Честаховского, сопровождавшего гроб Шевченка из Петербурга и оставшегося после похорон для присмотра и приведения в порядок могилы поэта.-Григорий Николаевич... знакомил окрестных жителей с произведениями и биографией Шевченка; благодаря доносу о нем, и возникло вышеупомянутое дело, подробно изложенное в статье И. Билыка. Как можно судить по рассказам, Гр. Ник. пользовался симпатией крестьян. Особенно много рассказывала о «Грыце» баба Опанасыха — жена Опанаса Дьяченка; распространялась она особенно о том, как она «ляха воювала». «Лях», эконом помещика Парчевского, хотел отобрать подаренные ей Честаховским какие-то две книжечки, но баба ни за что их не отдавала; дело дошло до рукопашной, и эконом был с позором /373/ выгнан из хаты; за эти книжечки и дед Опанас сидел три дня в расправе, и голодом его морили — все расспрашивали, что говорил им «Грыць». Вместе с «Грыцем» бывал в Пекарях и какой-то «білий паныч», о котором я мог всего лишь узнать, что «штани у нього наче спідниця — сині».

Рассказчики мои по большей части — «діди», которым хорошо памятны времена крепостного права, и жутко иногда становилось, слушая эти бесхитростные повествования о делах недавнего прошлого. Особенно памятен жителям с. Пекарей эконом помещика Парчевского некто Буркот, отличавшийся положительным зверством: «Ото побачить чоловіка, та так, з доброго дива, и почне бить; б’є, б’є поки не втомиться...» Памятны также и времена, близкие к освобождению: один «чоловік» заговорил о «воле» (в то время подготовлялась реформа), его сейчас бить: «два дні б’ють, а третій дають одійти, — завернуть в рядно та й положать, а потім знов два дні б’ють... Так і забили до смерті...»

Н. Ф. Беляшевский

РАССКАЗЫ КРЕСТЬЯН с. ПЕКАРЕЙ О Т. Г. ШЕВЧЕНКЕ

(С. 363 — 373)

Впервые опубликовано в ж. «Киевская старина» (1894. — № 2. — С. 165 — 182). В украинском переводе перепечатано в ж. «Зоря» (1895. — № 5. — С. 93 — 94; № 6. — С. 115 — 116). Печатается по первой публикации.

Беляшевский Николай Федотович (1867 — 1926) — украинский этнограф, искусствовед, археолог и музеевед, академик АН УССР с 1919 года. В дореволюционное время принимал участие в мероприятиях общественности по сооружению памятника Шевченко в Киеве. Собирал автографы, рисунки Шевченко, материалы для его биографии. Одним из первых записал и опубликовал народные предания о Шевченко.

...всего одна заметка... — Речь идет о статье: Смоктий А. Взгляд народа на Шевченко в «Киевской старине» (1882. — № 8. — С. 371 — 373). В следующем году тот же автор опубликовал статью: Смоктий А. Воспоминание о Шевченко. (Киевская старина. — 1883. — № 9 — 10. — С. 320 — 322).

,..М. Васильевым сообщена «Народная песня о Шевченко»... — Публикация народной песни «Уродився та й Шевченко» содержится в «Киевской старине» (1885. — №9. — С. 187 — 189); варианты — в «Правде» (1891. — № 2. — С. 95 — 97); «Киевской старине» (1901. — № 5. — С. 81 — 82), где речь идет не о Т. Г. Шевченко. /558/

20 июля, при переправе из Пекарей в Прохоровну к Максимовичу, Шевченко был арестован... — Дата ареста указана неточно (в действительности это произошло между 13 и 15 июля), однако засвидетельствованные здесь обстоятельства ареста Шевченко представляют несомненный интерес.

...посещение поэтом Пекарей имело место между 15 и 20 июля. — В это время Шевченко был уже под арестом; в Пекарях он находился между 5 и 10 июля 1859 года.

«А я так мало, небогато... — Сокращенная цитата из стихотворения Шевченко «Не молилася за мене» (Т. 2. — С. 241 — 242).

...как говорит поэт в своем последнем произведении. — В стихотворении «Чи не покинуть нам, небого» (Т. 2. — С. 422 — 424).

«Все мені сниться ота благодать..,» — Контаминированная цитата из писем к В. Шевченко от 20 августа и 10 сентября 1859 года (Т. 6. — С. 234, 235).

По его доносу возникло целое дело о некоторых лицах, оставшихся в Пекарях после погребения поэта... — Имеется в виду статья И. Билыка «Тревога над свежей могилой Т. Г. Шевченко» (Киевская старина. — 1886. — № 4. — С. 708 — 728), где были использованы материалы жандармского дела по расследованию доноса помещика Н. Парчевского.

«Видно Дніпро, та здалека...» — Контаминированная цитата из писем к В. Шевченко от 2 ноября 1859-го и 18 февраля 1860 года (Т. 6. — С. 239, 249).

«Вище по Дніпру од того місця, де ти сам вибрав, коло Пекарів...» — цитата из письма В. Шевченко от июня 1860 года (Листи до Т. Г. Шевченка, с. 185).

«Не забывайте и хоть изредка отзывайтесь...» — цитата из письма М. А. Максимовича от 6 октября 1859 года (Листи до Т. Г. Шевченка, с. 167).

В статье Конисского... — Цитата из критико-биографического очерка А. Конисского «Детские годы Т. Г. Шевченко». — «Записки товариства імені Шевченка». — 1892. — Ч. I. — С. 108.

В статье Кузьмичевского... — Речь идет о статье М. Драгоманова «Шолудивый Буняка в украинских народных сказаниях» (Киевская старина. — 1887. — № 8. — С. 676 — 713; № 10. — С. 233 — 276).

...некто Буркот... — Речь идет о служащем в имении помещика Н. Парчевского Буркате Викентии Францевиче, отличавшемся особой грубостью. Летом 1859 года он шпионил за Шевченко и доносил на него полиции; впоследствии следил в Каневе за Г. Честаховским.

Попередня     Головна     Наступна