[Воспоминания о Тарасе Шевченко. — К.: Дніпро, 1988. — С. 427-430; 572-573.]

Попередня     Головна     Наступна

А. Я. Конисский

ВОСПОМИНАНИЯ Ф. И. ЧЕРНЕНКО О ВСТРЕЧАХ С Т. Г. ШЕВЧЕНКО В ПЕТЕРБУРГЕ

...По воспоминаниям инженера Федора Черненко, рассказанных им мне лично, когда я, возвращаясь из-за границы в начале 1866 г., виделся с ним в Петербурге, мне известно, что «громада» собиралась еженедельно у Черненко. Тут во главе всех бесед и всех обсуждений была забота об украинском слове, о народном просвещении, об издании книг. По временам же читали — либо авторы свои произведения, либо те или иные рефераты, — пели, иногда вели ученые споры...

На «громаду» Тарас ходил старательно. По крайней мере, покойный Черненко не припомнил при мне ни единого случая, чтобы он не пришел, если только болезнь не привязала его к дому. На «громаде» он читал свои произведения, пел, а иногда спорил с Костомаровым; спорили они горячо, страстно, но никогда не ссорились, и как бы долго и горячо они не спорили, с «громады» возвращались такими же искренними друзьями, какими были всегда. Случалось, что Костомаров начинал иногда подтрунивать над Тарасом, но делал это так нежно и ласково, что Тарас на него никогда не гневался. Наш историк глубоко уважал и нежно любил поэта, — об этом говорила нам, кроме Черненко, также жена Василия Белозерского.

Костомаров, говорила она, очень любил Шевченко, в характерах их было много общего: живость, восприимчивость, большой талант, глубокое поэтическое чувство, любовь ко всему прекрасному, отвращение ко всякой фальши. Бывая у Белозерских, поэт иногда пел, пел очень хорошо. В беседе его все было обдумано; говорил он хорошо, талантливо. Он хорошо знал произведения Байрона и Шекспира, внимательно их изучал и часто говорил цитатами из них.

Дружба Шевченко с Костомаровым еще более окрепла после того, как весной 1860 года в Петербург перебралась престарелая мать Николая Ивановича, и Костомаров поселился неподалеку от Академии художеств. Еженедельно по вторникам у Костомарова собирались знакомые. Шевченко до своей последней болезни постоянно бывал на этих вторниках, а кроме того, заходил к историку и в другие дни. Познакомил он Костомарова и с семьей графов Толстых...

26 сентября 1860 г. зашел навестить Тараса Федор Черненко. Поэт был спокоен, но грустен и мрачен. Черненко знал причину его грусти и старался не касаться ее в разговоре, а завел речь об Академии. Совет Академии художеств постановил «во уважение искусства и познаний Шевченко в художествах, доказанных исполненными работами по заданной от Академии программе и по другим известным трудам, признать его академиком по гравированию». /428/ Провозглашение этого определения должно было произойти в торжественном публичном собрании Академии. Имена новых академиков по обыкновению оглашаются в таких собраниях «при звуке труб и литавр».

Тарас повеселел и стал говорить Черненко о своих надеждах весной навсегда переехать на Украину и там, в тиши, на хуторе, заняться гравированием. Он хотел издавать, как можно дешевле, гравюры из истории Украины и пускать их в продажу дешево, по 1-3 копейки, «чтобы запрудить ими Украину и вытеснить суздальскую гадость» (лубочные суздальские картинки).

Во время этой беседы принесли Тарасу письмо с почты. Прочтя его, он сказал, что пишет из Полтавы его старый приятель, товарищ по академии Федот Ткаченко и сообщает, что нашел ему не-/429/весту, дочь одного их знакомого, Витавского. «Я знаю ее отца, — прибавил Тарас, — он приезжал сюда недавно и дал в «Основу» свои басни, не хуже басен Гребенки».

На мольберте лежал портрет Лукерьи; видимо, говорил Черненко, перед его приходом Тарас рассматривал этот портрет. Нервно схватив его и бросив под стол, Тарас обратился к Черненко: «А что, Федор, как по-твоему: не попробовать ли снова? В последний раз? Не вышло с крепостной, с мужичкой, может, повезет с барышней... Да только... барышня...» С этим словом он сделал гримасу, будто кислицу съел, и сказал со вздохом: «Тяжко проклятое одиночество! Оно меня на тот свет загонит...»

Покойный Федор Черненко рассказывал мне. что уже под конец сентября и с самого начала октября (1860), проведывая Шевченко, он не мог не заметить, что поэт очень болен. Сам Шевченко не любил говорить о своей болезни, он вообще не любил разносить свои беды и печали по чужим домам. Наоборот, он стремился спрятать от людей свое горе, не дать заметить своего недуга.

...Вечером 6 октября (1860) больного навестил Черненко. Тарас был довольно весел. Говорил, что здоровье его поправилось, что ему надоело уже сидеть «под арестом», и он надеется вскоре выйти из дому. Черненко предостерегал его, советовал поберечься и не выходить всю зиму. «Щоб і на різдво б то не виходити? — возразил ему Тарас, — а кутя? а узвар? Ні, не всиджу; колядувати хоч рачки вилізу до куми» и, сообщив, что 2 декабря его проведала кума Н. В. Тарновская, он прочитал Черненко свои стихи, написанные тотчас по ее уходе. Это известное стихотворение:

Великомученице кумо!

Дурна єси та нерозумна...

Следует думать, что Тарас послушался-таки дружеского совета и до рождества берегся, не выходя из дому...

...В воскресенье 19 февраля (1861) около двух часов дня Тараса проведал Федор Черненко. Вся Россия ожидала, что в тот день будет провозглашен царский манифест об отмене крепостного права. И уж едва ли не более всех и всех нетерпеливее ожидал этого манифеста Шевченко; да и как ему было не жить ожидаемой волей, если он весь свой век пел-рыдал над неволей, выливал за эту волю кровавые слезы, весь век мерцала пред ним желанная заря-воля, и он всю жизнь босыми ногами по колючему жнивью шел к этой заре, шел сам и Украину вел за собою. Теперь, казалось ему, он дошел до нее и в этот день — 19 февраля, в день восшествия на престол Александра II, он увидит сияние этой зари и в страждущем, надорванном сердце своем почувствует ее теплые ласкающие лучи и ее свет.

Черненко застал поэта стоящим у окна, опершись руками о стол; он был взволнован, в глазах и на болезненном лице его видно было ожидание. Едва Черненко вошел, поэт вместо обычного приветствия спросил у него:

«Що?.. є? є воля? є маніфест? — и, взглянув в глаза гостя, понял ответ... Глубоко вздохнув, он сказал: — Так нема?.. Нема?.. Коли ж воно буде?!» И, пустив крепкую непечатную фразу, Тарас закрыл лицо руками, упал на постель и зарыдал. /430/

Черненко стал его успокаивать, говоря — есть достоверное известие, что царь подписал в тот день манифест об отмене крепостного права, но велел не оглашать его, пока не начнется пост, то есть до 5 марта, с тем «чтобы народ встретил свою волю не в кабаках, а в церквях...»

Тарас горько усмехнулся и снова произнес несколько крутых слов по адресу угнетателей, затем стал жаловаться и роптать, что его братья сделали «велику дурницю». принявши в прошлом году от Флиорковского свободу без земли.

А. Я. Конисский

ВОСПОМИНАНИЯ Ф. И. ЧЕРНЕНКО О ВСТРЕЧАХ С Т. Г. ШЕВЧЕНКО В ПЕТЕРБУРГЕ

(С. 427 — 430)

Впервые опубликовано на украинском языке в кн.: Кониський О. Тарас Шевченко-Грушівський, хроніка його життя. — Львів, 1901. — Т. 2. — С. 327 — 373. Записанные А. Конисским воспоминания Ф. Черненко включены (в нескольких местах) в изложение биографии Шевченко последних месяцев жизни. Печатается по первой публикации.

Конисский Александр Яковлевич (1836 — 1900) — украинский писатель и общественный деятель, один из первых биографов Шевченко. На характеристике мировоззрения Шевченко отразились либерально-культурнические, а подчас и буржуазно-националистические позиции Конисского.

Черненко Федор Иванович (1818 — 1876) — подпоручик, гарнизонный инженер-архитектор, активный деятель украинской «громады» в Петербурге. Шевченко познакомился с ним в 40-х годах, часто встречался после ссылки, подарил ему оттиск своего офорта по картине Мурильо «Святое семейство» (Т. X. — № 29) с написанным на обороте автографом стихотворения «Сон» («На панщині пшеницю жала»), /573/ посвятил стихотворение «Ой по горі роман цвіте» (Т. 2. — С. 345). Ф. Черненко помог составить проект дома, который поэт намеревался построить для себя на Украине (Т. X. — № 49, 50, 113, 118), принимал участие в организации похорон Шевченко. Ему была передана на сохранение библиотека поэта.

...«громада» собиралась еженедельно у Черненко. — Он жил тогда на Спасской улице (ныне ул. Рылеева, 26). Ядро «громады» составляли редакция и авторский актив журнала «Основа». Шевченко, возглавивший в ней левое, радикальное крыло, остро дискутировал с буржуазными либералами, в частности, с Костомаровым.

...жена Василия Белозерского — писательница Н. А. Белозерская. Написала воспоминания о Н. Костомарове (Русская старина. — 1886. — № 3. — С. 609 — 636; № 6. — С. 615 — 654), где упоминается и Шевченко.

Черненко знал причину его грусти... — Речь идет о разрыве с Лукерьей Полусмаковой, остро переживаемом Шевченко.

...о своих надеждах весной навсегда переехать на Украину... — Шевченко не было известно секретное письмо киевского генерал-губернатора в III отделение о нежелательности переселения его на родину (Тарас Шевченко. Документи та матеріали до біографії, с. 338 — 339).

...принесли Тарасу письмо с почты — это письмо Ф. Ткаченко ныне не известно. Сохранилось четыре письма Шевченко к Ф. Ткаченко (Т. 6. — С. 257 — 278) и два ответа последнего (Листи до Т. Г. Шевченка. — С. 189 — 190, 206 — 207).

...нашел ему невесту, дочь одного их знакомого, Витавского — речь идет о полтавском чиновнике Р. П. Витавском, который познакомился с Шевченко в Петербурге в 1860 году, опубликовал несколько басен в журнале «Основа» (1861. — № 1. — С. 99; № 4. — С. 62; № 7. — С. 118 — 119). Как известно из следующего письма Ф. Ткаченко от 6 декабря 1860 года, оказалось, что дочь Витавского была уже просватана.

...его проведала кума... — Тарновская Надежда Васильевна (умерла в 1891 г.) сестра знакомых Шевченко черниговских помещиков В. и Я. Тарковских. Шевченко был с ней в приятельских отношениях еще до ссылки, подарил ей «Кобзарь» 1860 года.

Попередня     Головна     Наступна