Уклінно просимо заповнити Опитування про фемінативи  

Предыдущая       Главная       Следующая




УКРАИНА В ГЕОПОЛИТИЧЕСКИХ КОНЦЕПЦИЯХ ПЕРВОЙ ТРЕТИ XX ВЕКА







Тенденции геополитических ориентаций, отраженные в государственной деятельности киевских и галицких Рюриковичей, украинских князей, бояр и шляхты, казацких гетьманов, а также традиции геополитической мысли политических деятелей и интеллектуалов более поздних времен — И.Мазепы, П.Орлика, И.Выговского, Ю.Немирича, Ф.Духиньского, Н.Костомарова, М.Драгоманова, М.Михновского, Ю.Липы, С.Петлюры, Д.Донцова, В.Липинского и многих других — ожидают неотложного анализа и усвоения всего полезного. Особенно важным представляется проследить, каким образом идея независимой Украины соотносится с традицией и теориями западноевропейской геополитической мысли и отвечает идейно-теоретическим конструкциям общеевропейского дома. Решение проблемы геополитической переориентации требует от интеллектуальной, политической и научной элит преодоления реликтов гетто-ментальности 1, выработки украиноцентрической мировоззренческой модели, которая будет задавать систему координат стратегии дальнейшего развития страны. Принимая во внимание, что украиноцентрический образ мира не противоречит евроцентрическому и в целом совпадает с ним, его создание требует знакомства с огромным массивом европейской геополитической литературы, в частности, первой трети XX века — периода, когда были заложены и получили развитие базовые понятия, категории и концепции данной отрасли политико-философской мысли.

Как наследники глубокой традиции, политики и ученые начала XX века выдвинули серию интересных идей и проектов. Безотносительно к тому, были они реализованы или нет, они оказали существенное влияние на общественную мысль, внутриполитическую ситуацию в отдельных странах, на развитие международных отношений.


§1. Р. Челлен: Украина в Первой мировой войне

Анализируя в 1915 году в работе «Политические проблемы мировой войны» причины, приведшие к началу войны и ее возможные последствия, Р.Челлен отмечает, что одной из первоочередных задач войны должно быть решение проблем Восточной Европы. От того, какой баланс сил и конфигурацию границ она оставит после себя, будет зависеть на протяжении длительного времени судьба всей Европы. Характерным признаком этой войны является выход на арену мировой истории новой силы — расизма, поскольку Россия вступила в войну под знаменем откровенно расистского лозунга обеспечения панславянского расово-политического единства. Ход событий однако доказал, что источником конфронтации в Восточной Европе является не расовая вражда между германством и славянством, а столкновение «безграничности азиатской воли к власти» 2 вкупе с исповедуемым Россией примитивным, «низким» с этико-аксиологической точки зрения принципом расы и значительно более высокого принципа культуры, развития, цивилизации. Расовые принадлежность и солидарность не играют в этом конфликте никакой роли, ведь немцы, славяне и финно-угорские народы Европы, защищая высокие европейские ценности, выступили совместным фронтом против русской агрессии, доказав, что «единство расы есть химера» 3. Ощущение славянами принадлежности к европейской культуре и попытки России «превратить панславизм в панруссизм» 4 побудили их принять участие в общеевропейской антирусской борьбе, чем было продемонстрировано «банкротство панславизма как политического фактора» 5. Шведский ученый доказывает, что именно замаскированное панславистской пропагандистской демагогией желание присоединить западноукраинские земли было причиной вступления России в войну, тогда как «украинский вопрос» есть одно из главных противоречий, приведших к войне: «Мы имеем... все основания зачислить украинский вопрос к одним из главных мотивов мировой войны» 6.

Иллюстрируя на карте расположение вовлеченных в конфликт сил 7, извилистой линией от устья Вислы на Балтике до Триеста на Адриатике Р.Челлен очерчивает пространства, на которые «во имя расы» 8 покушается Россия. Другой линией, отделяющей Россию от Прибалтики, белорусских и украинских земель (практически до Дона), он обозначил западные границы России, — рубеж, который нужно установить «во имя культуры» и Европы 9.

Последняя линия является «культурной границей» 10 Европы: «что находится к западу от нее, принадлежит в целом Европе, как это доказывает вопреки расе, культура» 11. Р.Челлен энергично поддерживает проект политических переустройств в Европе немецкого философа Эдуарда фон Гартмана 12 и не без удовлетворения констатирует, что благодаря осознанию европейцами своей культурной общности домогательствам России в Европе реализоваться не суждено.

Р.Челлен уверен в том, что славяне на собственном опыте уже поняли истинную сущность «славянской» политики России, для которой «идеалистический этнополитический мотив служит... достижению реальной геополитической цели» 13: «не смогут они оставаться слепыми относительно вопиющего несоответствия в действиях России, устами, поющей песни о свободе всех славян, а рукой, сжимающей кнут... — внутренняя политика России еще не претерпела никаких изменений, поляки сгибаются под всё новыми ударами, а над степями Украины до сих пор не увидеть восхода утренней зари» 14.

В послевоенной работе «Великие державы и мировой кризис» (1920) Р.Челлен детализирует свое видение проблем Восточной Европы. Россия советская, вышедшая из колыбели «по-монгольски окрашенного московитского царизма» 15, является прямой наследницей старой России — «изнанки Европы, зашнурованной в единое государство с изнанкой Азии» 16; как и евразийцы после него, Р.Челлен отмечает специфическую функцию России как посреднического звена между культурными мирами Европы и Азии.

Отбрасывая аналогии между полиэтническими США и «Россией ста народов», Челлен обращает внимание на два момента: контуры пространственного расположения народов и различия в уровнях их культурного развития. Первая особенность состоит в срединном расположении великороссов, окруженных со всех сторон поясом чужеродных народов, в числе которых «шведы и финны, эстонцы и латыши, немцы и литовцы, поляки, рутенцы и румыны. ... К числу чужеродных наций причислили мы также... рутенцев, или «малороссов» 17. В культурном отношении, однако, русское господство над этими народами «было, по существу, злоупотреблением низшей культуры по отношению к высшей» 18; это господство обеспечивалось «политикой планомерного угнетения высших народов на европейской границе и искусственным, насильственным смешением (в отличие от естественного в Америке), что имело целью разрушить буферный пояс против Европы и дать России возможность навалиться всей ее массой на Запад. Именно это и есть русская идея» 19.

Приветствуя национально-освободительную борьбу нерусских народов и их выделение в самостоятельные государства, Челлен провозглашает: «результат (создание новых государств. — Авт.) отвечает явно правильному направлению: освобожденная наконец от «казацкой угрозы», принимает Европа обратно свои настоящие культурные границы свою собственную Ирреденту» 20.


§2. Х.Макиндер: Евро-Азия и Украина

Вкладом Х.Макиндера в геополитическую науку является идея о предопределенном разделении мира на отдельные зоны, каждая из которых играет в истории свою определенную роль. В краткой статье 1904 года «Географическая ось истории» он предлагает отказаться от евроцентрической точки зрения на историю и выдвигает гипотезу, согласно которой истинной пружиной исторических процессов и перемен в мире выступает человеческая масса, сгруппированная в центрально-северной части Евразийского континента, включая Средний Восток, так называемой «осевой зоне» («pivot area»), позже названной им «Сердцевинной» или «Срединной» землей («Heartland») 21.

Заглядывая вглубь веков, Макиндер приходит к выводу, что единственной константой всемирной истории можно считать перманентное давление Срединной земли на ее периферию, которое ставит существование мира, в том числе Европы в зависимость от Евразии, подчиняет общую историю её импульсам. Макиндер назвал Срединную землю географической осью истории: пребывая вне истории, закрытая для неё, остающаяся вне ее хода, эта земля инспирирует, провоцирует исторический процесс, который разворачивается вокруг условного евразийского полюса 22.

Конец беспредельному господству в Срединной земле монголов положили в новейшую эпоху, с точки зрения Макиндера, русские, которые, однако, переняли все их функции: «Россия занимает место Монгольской империи. Её давление на Финляндию, Скандинавию, Польшу, Турцию, Персию, Индию и Китай заменяет центробежные рейды степняков... Вряд ли какая-либо возможная социальная революция изменит ее сущностное отношение к великим географическим рубежам её существования» 23.

Самая ощутимая угроза мировой демократии и свободе, гарантированных превосходством периферии евразийского окружения над её центром, исходит, впрочем, не из этого последнего, а из возможности сочетания безграничных ресурсов Евразии с интеллектуальным и организационным потенциалом какой-либо зоны периферии. Наиболее вероятным и в то же время наиболее опасным Макиндер считал альянс России и Германии.

Если статья 1904 года была не более чем интеллектуальным экзерсисом, упражнением ума кабинетного эрудита, то написанная в водовороте революционных пертурбаций и военных катаклизмов работа «Демократические идеалы и реальность. Студия по политике реконструкции», увидевшая свет в 1919 году, пронизана жизненной заботой о судьбе мира и демократии человека, соединившего в себе опыт ученого и политика-практика.

Книга была написана с целью доказать, что защита демократических идеалов и восстановление на этих принципах Европы возможны только на основе учета реальности, которая, складываясь не в пользу либеральных ценностей и традиционного баланса сил, требует немедленного вмешательства. С удвоенной силой horreur saсree, — священный ужас внушала Макиндеру возможность объединения ресурсов Германии и России, которые после поражения в войне и потери территорий будут искать реванш: последнее слово в их отношениях еще должно было прозвучать. Их проигрыш был следствием неопределенности геостратегических приоритетов Германии.

Пристальнее всматриваясь в ход исторических процессов, Макиндер несколько корректирует видение движущих сил на Евразийском континенте. Он убеждается, что ключом к дверям Срединной земли является Восточная Европа, поэтому контроль над ней имеет абсолютное, безусловное геостратегическое значение: «Кто господствует в Восточной Европе, тот управляет Срединной землей. Кто господствует в Срединной земле, тот управляет Мировым островом. Кто господствует на Мировом острове, тот управляет миром» 24.

Господство России в Срединной земле основывается на ее власти в Восточной Европе; поэтому логика борьбы за мировую гегемонию, возвещает Макиндер, делает столкновение интересов России и Германии в этом регионе фатально неизбежным. Как бы ни определились их отношения — через военный конфликт, или, наоборот, соединением сил — Европа, во имя сохранения идеалов демократии и прогресса, должна решительно противостоять всем формам германо-русских контактов. «Если мы согласимся на что-либо меньшее чем окончательное решение Восточного вопроса в его широком смысле, мы получим только передышку, и наши преемники столкнутся с необходимостью снова выстраивать войска для осады Срединной земли» 25.

Самым эффективным предупредительным средством должно быть государственно-политическое переустройство Восточной Европы по образцу Западной таким образом, чтобы основой ее существования стала система самостоятельных национальных государств, «широкий клин независимости от Адриатического и Черного морей до Балтийского» 26, состоящий из Польши, Чехословакии, Венгрии, Югославии, Румынии, Болгарии и Греции. Надзор в этой зоне, а также над всеми процессами вокруг Срединной земли должен быть возложен на Лигу Наций. Х.Макиндер настаивал, что в Восточной Европе должна быть создана именно трехчленная система государств: Германия — славянские плюс южноевропейские государства — Россия, а не двучленная, как, скажем, предлагал Ф.Науманн и его сторонники в соответствии с планом «Срединной Европы»: Германия плюс славяне плюс южноевропейцы — versus Россия: столкновение Германии и России в этом случае было бы неизбежным.

Несмотря на то, что в книге «Демократические идеалы...» Макиндер не вычленял Украину в самостоятельное государство — на помещенной карте ее название отмечено тем же шрифтом, что и названия перечисленной семерки, однако без очерчивания линии границ 27. Он хорошо понимал реалии и знал истинное число противников самостоятельности Украины, чтобы лишний раз их дразнить, 28 — создание независимой Украины предусматривалось его рекомендациями правительству. Посетив по поручению министра иностранных дел Д.Керзона Одессу и Новороссийск с полномочиями Британского Верховного комиссара, он имел встречи с ведущими политиками и военными, в частности, с Деникиным, которого пытался убедить (безрезультатно) признать де-факто вновь созданные государства и склонить к сотрудничеству с поляками против большевиков. В рапорте правительству и докладе на заседании кабинета министров Макиндер предложил создать «альянс пограничных (то есть тех, кто получил независимость после распада Российской империи. — Авт.) государств с Украиной включительно» 29 и лиги этих государств со странами Восточной Европы 30, а также доказывал целесообразность создания широкой восточноевропейской антирусской и антибольшевистской коалиции. План Макиндера был отклонен правительством, не получил он также личной поддержки военного министра У.Черчилля. Современный исследователь Б.Блауэт отмечает в этой связи, что близорукие политики, обеспокоенные больше ожиданием предстоящих выборов, были просто неспособны адекватно оценить значение предложения, которое опиралось на футурологический анализ с 25-летним опережением 31. Он считает также, что именно такая позиция Англии была одной из причин, которые привели к разрушению молодого украинского государства: «Британия устранилась, вместе с ней отошла и поддержка, на которую надеялись многие потенциально самостоятельные регионы, как, например, Украина» 32.

Если, признавая за Германией решающую роль в балансе сил на весах Срединная земля — периферия, Макиндер не отрицал категорически возможности её иного, вне комбинации с Россией, пути, то относительно России он, не колеблясь, провозглашал: «Я не могу представить мира между Россией и миром. Все равно, будет ли будущим России анархия, или тирания, или рабство немцу; ни один из этих вариантов не может обеспечивать сегодня сосуществование с демократией в мире» 33.


§3. «Срединная Европа» и Украина

Самым амбициозным, наиболее величественным для своего времени видением будущего Европы, большая часть которой должна была войти в союз центрально- и восточноевропейских наций, был, несомненно, проект, выдвинутый широким кругом известных немецких ученых, политиков и предпринимателей, объединенных вокруг движения «Срединная Европа» («Mitteleuropa»).

У истоков этого движения справедливо видят национал-эконома Фридриха Листа (1789–1846), политика барона Карла фон Брука (1798–1860) и историка и публициста, теоретика федерализма Константина Франца (1817–1891). Своим политическим влиянием и авторитетом движение обязано выдающимся фигурам Ф.Науманна, П.Рорбаха, М. и А. Веберов, Г.Шульце-Геверница, Г.Дельбрюка, А.Шмидта и др.

Конечной целью движения было создание в пространстве между Францией и Россией, между Балтийским, Адриатическим и Черным морями общего экономического, культурного и правового пространства, которое бы охватывало народы, которые по большинству характеристик — исторических, культурных, хозяйственных и религиозно-этических — выявляли большую взаимную близость, чем в отношении внешних для них России и Франции, других германских и романских народов.

Движение приобрело организационную целостность после выхода в свет в октябре 1915 года книги Фридриха Науманна (1860–1919) «Срединная Европа», совокупный тираж которой за два года превысил 100 тыс. экземпляров и которая имела значительный резонанс; в 1916 году книга была переведена на французский, английский и венгерский языки, в следующие два года — на шведский, итальянский и русский 34. В 1917 году тиражом 113 тыс. экземпляров под этим же названием была издана брошюра, в которой в сжатой форме излагались идеи книги 1915 года.

На момент выхода в свет «Срединной Европы» Ф.Науманн был известным теологом, политиком, редактором влиятельной «Hilfe» (тираж — 100 тыс. экз.), в которой печатались выдающиеся политические и общественные деятели Германии, в частности, М.Вебер. На политическом горизонте Науманн был известен как лидер национал-социального (не путать с национал-социалистическим) движения, которое стремилось свести в единое русло два наиболее значительных потока немецкой истории — национально-буржуазный и социалистически ориентированный пролетарский, синтезировать предначертания христианства и немецкого идеализма, гуманизма и классовой солидарности, демократии и монархии — стремление, которое должно было появиться, по выражению историка с безупречной репутацией Фридриха Майнеке (1862–1954), подобно доброй фее у колыбели новой Германии чтобы оставить ей свой волшебный дар. Эта «благороднейшая мечта немецкой истории» 35, значительно содействовавшая взаимопониманию между рабочим классом и буржуазией и серьезно повлиявшая на утверждение ревизионизма в социал-демократии, не была, однако, реализована; если бы она удалась, гитлеровское движение, по мнению Майнеке, никогда бы не имело успеха.

Точно так же духом компромисса и солидарности, взаимопонимания и доброй воли проникнута идея среднеевропейской федерации. Еще перед выходом в свет «Срединной Европы», оценивая в ряде статей последствия русской агрессии, Ф.Науманн выражает обеспокоенность судьбой восточноевропейских народов — выстраданная мечта независимости, титанические усилия последних десятилетий при условии осуществления планов русских будут сведены к нулю : «относится это к румынам и болгарам, точно так же, как относится это к финнам, литовцам, эстонцам, полякам, рутенцам в России» 36. Трезво оценивая расстановку сил в центральноевропейском регионе, он констатирует, что утверждение государственности поляками, чехами, литовцами, эстонцами, рутенцами (украинцами) 37 будет зависеть от содействия или, наоборот, противодействия со стороны России и Германии — для самостоятельного существования они еще чересчур слабы, исходя из чего — «как международная сила, протягиваем мы меньшим соседним восточноевропейским народам руку и предлагаем решиться двинуться вместе с нами в будущее» 38.

В работе «Срединная Европа» Науманн разворачивает свое видение нового сообщества. Основополагающим аргументом в его пользу выступает принадлежность всех народов указанного региона единому «среднеевропейскому типу» 39, единой «среднеевропейской человеческой общности (Menschheitsgruppe Mitteleuropa 40, гомогенность которой, вопреки конфессиональным, национальным, языковым различиям определяется однотипностью социокультурного ландшафта и хозяйственных структур, а также одинаковой трудовой этикой — схожим «хозяйственным темпераментом», «хозяйственным характером», что дает Науманну возможность говорить про единый «среднеевропейский хозяйственный народ» 41, который исповедует единую «новую социально-экономическую конфессию» 42.

Одновременно с этим состояние среднеевропейской общности характеризует, по сравнению с соседней западноевропейской, определенная незрелость, неокончательная сформированность, пребывание в фазе становления : «наш среднеевропейский тип еще не достиг совершенства, он ещё создается. ... Мы, было бы мне позволено так выразиться, есть исторический полуфабрикат, и ожидаем именно дня завершения. ... Мы имеем за собою много силы, очень много достоинств, имеем также стремление к труду, но только сейчас должна начаться высшая школа: вокруг немцев вырастает культура Средней Европы, вырастает тип человека, который есть средним между французами, итальянцами, турками, русскими, скандинавами. Устремимся же к этому среднеевропейцу» 43.

Науманн уверен, что каждый из среднеевропейских народов носитель черт и качеств, которых несколько недостает другим; целью Срединной Европы есть соединение немецких и ненемецких составных частей таким образом, чтобы, избежав превосходства немецкого элемента, использовать взаимную дополняемость на пользу общего блага: «Не господство, но соединение! Мы имеем больше лошадиных сил, вы — больше мелодии. Мы мыслим преимущественно количествами, лучшие из вас — качествами. Сольем же вместе то, на что мы способны порознь» 44.

Идеологическим фундаментом Срединной Европы есть совокупность принципов консерватизма и либерализма, пестование существующих традиций и институтов, соединенное с реализмом и прагматизмом в отношении инноваций. Государственно-политическое устройство Срединной Европы Науманн определяет как союз (Bund — сообщество, федерация, конфедерация) государств, союз народов, надгосударство: «Ни одно государство, которое войдет в этот союз, не лишится государственной самостоятельности, как не пожертвует оно ради этого своим собственным тяжело обретенным и кровью защищенным суверенитетом. ... Наоборот, интересам всех участников соответствовало бы, чтобы ни в коем случае не возникли безудержные планы переплавливания. Другими словами, под названием Срединной Европы создается не новое государство, но союз существующих» 45. Именно такую модель восточноевропейского сообщества предлагал в 1882 году К.Франц: «Естественно, из этого не возникнет никакого национального тела и, вообще, никакого государства. Это должен быть союз (Bund), и то — даже из весьма разных элементов... Централизации и единообразия следует категорически избежать» 46. С созданием Срединной Европы утрачивает актуальность опасные с точки зрения последствий разнообразные панславистские и всенемецкие проекты, а также планы Великой Сербии, Великой Румынии и т.п. Центром размещения административних органов Срединной Европы должна была быть Прага.

Исходя из культурно-цивилизационных соображений, Науманн решительно отвергает всякую возможность союза Германии с Россией, который бы только компенсировал отвратительное состояние экономики, что послужило бы последней для дальнейшей военной экспансии: «Наше культурное чувство протестует против этого, и наши сердца никогда с этим не согласятся. Лучше быть малыми и одинокими, чем русскими» 47.

Страницы «Срединной Европы» проникнуты высоким оптимистическим пафосом, возвышенным поэтически-романтическим запалом относительно перспектив будущего содружества; теплые, проникновенные, даже сентиментальные высказывания про мирное сосуществование, взаимное национальное дополнение граничат, однако, с сухими, холодными, по-немецки рассудительными пассажами про необходимость порядка, дисциплины, субординации (в чем Науманн, конечно, абсолютно прав), которые, диссонируя с общим эмоциональным настроем и духом книги, могут в какой-то мере отпугнуть лирическую душу славянина.

В 1917 году в брошюре «Срединная Европа» Науманн акцентирует внимание на том, что вследствие географического расположения, но главным образом — воли и исторической судьбы, промежуточные между Германией и Россией нации (включительно с украинцами 48) вынуждены ориентироваться на одно из этих государств, принадлежать их сферам влияния и блокироваться с ними, вследствие чего: «Что не хочет, или не может быть русским, должно стать среднеевропейским» 49. (А.Пенк характерно называет эти «промежуточные» — финскую, шведскую, эстонскую, литовскую, латышскую, польскую, украинскую и румынскую — нации Zwischeneuropa, «Междуевропа» 50). По окончании войны, считает Науманн, после совместной борьбы против общего русского врага эти нации не могут просто разойтись: «Связывает кровь. Связывает будущая опасность. Связывает взаимное уважение. ... Да здравствует Срединная Европа!» 51.

В основанном в середине 1917 года с целью пропаганды идей движения еженедельнике «Срединная Европа» Науманн мотивировал целесообразность создания союза необходимостью предупреждения межнациональных конфликтов и сохранения институционального порядка в условиях приближения всеобщего разложения и хаоса, повышением уровня благосостояния 52.

Идея Срединной Европы, однако, оказалась мало совместимой с реальностями той поры. Революции 1917 года в России, а так же поражение Германии в Мировой войне сняли с повестки дня вопрос о Срединной Европе. В Рождественские дни 1918 года в своей последней «срединноевропейской» статье «Временное прощание» Науманн выражает уверенность, что, несмотря на все неудачи последнего времени, идея Срединной Европы не будет окончательно отброшена, её истинность, жизнеспособность определяется самим бытием — психологическими, хозяйственными, географическими факторами, поэтому все искусственое и необязательное будет преодолено, объективно же обусловленное — останется: «вглядываясь в ближайшее или более отдаленное будущее они (сторонники Срединной Европы — Авт.) говорят друг другу: «До свидания!» 53.

Без сомнения, в концепции Срединной Европы как явлении интеллектуальной истории Германии весьма существенен элемент немецкого мессианства — убежденности, что Германия имеет некий метафизический долг перед Богом и человечеством, оправданный sub speciae aeternitatis смысл существования, достойный великой нации. Стремление «сказать свое слово» обуславливало именно восточную ориентацию усилий: в то время, как на стабильном западе Германия могла оказать поддержку разве что угнетенным ирландцам и фламандцам, на восток от неё простирался бескрайний простор униженных стран, буквально стенавших о помощи. Если бы Германия, найдя тут для своих устремлений благоприятную почву, выполнила благородную миссию освободителя, она завоевала бы не только искреннюю благодарность того поколения, но и настоящую признательность и преданность последующих, приобрела бы на будущее в лице нескольких многочисленных наций, половину континента отзывчивых друзей и надежных союзников.

Именно поэтому наиболее дальновидные и честные политики Германии неутомимо предупреждали о недопустимости каких-либо экспансионистских намерений в Восточной Европе, более того, настаивали на необходимости сосредоточения сил для противодействия России. Так, участник движения «Срединная Европа» Макс Вебер считал, что, «всякая политика по ту сторону нашей восточной границы, если она есть реальная политика (Realpolitik), неизбежно есть западнославянская политика, а не немецко-национальная политика. ... на Востоке, но никак не на Западе будем мы иметь культурные задания за пределами наших границ» 54. Украинцев, как и подавляющее большинство других европейских исследователей, Вебер причислял к западным славянам. Другой участник движения, известный своими симпатиями к Украине, Ганс Дельбрюк провозглашал: «То, что Россия считает своей миссией покорение Европы и Азии — это её дело, мы же видим миссию Германии в освобождении Европы и Азии от угнетения москальства» 55. Он отмечает, что уже в течение второго поколения Германия защищает европейскую культуру от нашествия московского варварства, и это не эвентуальная политика, но судьба, предназначение Германии, её миссия перед лицом человечества 56.

Один из современных исследователей движения «Срединная Европа» Генри  Корд Мейер, искренне сожалея о том, что проект Науманна, «укорененный в лучшие европейско-христианские традиции с их акцентом на порядочности, моральности и гуманности» 57, не был осуществлен. Как в Германии, так и в Европе верх взял неукротимый национализм, в чаду которого европейские политики утратили рассудительность, способность адекватно воспринимать и оценивать события, не разглядели великой конструктивной ценности этой идеи, а победа над Германией и удаленность России лишь укрепили иллюзию безопасности, вследствие чего грандиозный шанс переустройства Европы не был реализован: «Грустно и отрезвляюще видеть в ретроспективе утраченные возможности...» 58. Тем не менее, Мейер уверен, что «жребий истории может еще раз предоставить Западному миру возможность перемоделировать структуру Европы. Ещё всё же может возникнуть шанс восстановить сообщество свободной и творческой жизни» 59, выстроить «свободную, реинтегрированную, постсоветскую Европу» 60 — шанс, который, в случае его предоставления, Запад не будет иметь права проигнорировать.


§4. Украина в геополитических воззрениях М.Вебера

Идею создания независимой Украины выдвигал Макс Вебер. Для него вполне естественным было то, что украинцы, чья социальная структура и уровень развития материальной и духовной культуры были значительно выше тех, которые, по его мнению, имели русские, должны были создать свое собственное государство.

Взгляды Вебера на решение национального — одного из наиболее значимых для Восточной и Центральной Европы — вопроса претерпели определенную эволюцию. В течение первых лет XX столетия Вебер находился под сильным влиянием идей федерализма М.Драгоманова. Изложенная в «Исторической Польше и великорусской демократии» Драгоманова федералистская программа переустройства России импонировала Веберу тяготением к компромиссному разрешению потенциально взрывоопасной проблемы: «её (программы Драгоманова — Авт.) большая сила явно состоит в комбинации идеалов экономических с национальными» 61. Вебер также полностью разделял мнение Драгоманова, идеологическую трансформацию которого он очерчивал как переход от социализма к национал-демократии 62, что социальная структура Российской империи служит главным препятствием либеральному развитию и европеизации России. Вебер неоднократно ссылался на Драгоманова как на автора самых демократических способов решения национального вопроса в многонациональной Европе; исследователь творческого наследия Вебера Вольфганг Моммзен признает «влияние Драгоманова на Вебера» и отмечает, что «и позднее Вебер расценивал произведения Драгоманова как основопологающие для рассмотрения национальных проблем» 63.

Для Вебера не была секретом русская политика «безжалостного угнетения (erbarmungsloseste Unterdrückung 64 Украины; он отмечал факт сильной и местами успешной русификации украинцев 65, напоминал о запрете 1876 года на издание и ввоз украинской литературы, а также подчеркивал, что «только проблема автономии приблизительно 30 млн. малорусов есть пункт, на котором спирает дыхание даже у самых последовательных (русских. — Авт.) демократов» 66. Вебер был хорошо осведомлен о программных положениях и требованиях различных украинских политических групп, в частности, Украинской демократической и Украинской радикальной партий, и отмечал, что окончательной целью ряда политических сил есть отделение Украины от России и создание независимого украинского государства 67.

Ход событий в России в течение второго десятилетия XX ст., ее вступление в Первую мировую войну с откровенно экспансионистскими устремлениями и наглое вторжение на западноукраинские земли лишь усилили известную русофобию Вебера. В многочисленных статьях и выступлениях 1915–1919 годов, в частности, в статье «Переход России к фальшивой демократии» (апрель 1917), традиционно отмечая монгольские корни и коммунистическую природу русских, он вводит и новые мотивы. Вебер использует выражения «народный империализм (Volksimperialismus 68, «большевистский солдатский империализм» 69, «империалистическая интеллигенция» 70, «великорусский шовинизм» 71, «милитаристские массовые инстинкты» 72, «русское варварство» и «русские варвары» 73 и др. Русский империализм для Вебера — явление настолько же постоянное, насколько внеполитическое или внеидеологическое: «Несут ли на себе экспансионистские устремления царистскую, кадетскую или большевистскую этикетку, с точки зрения последствий, естественно, безразлично» 74. Вебера поражает враждебное отношение русских к славянам и поведение русских войск на славянских территориях: «скотские мерзости, которые творят русские недисциплинированные орды... в районах проживания частично расово родственного им населения, напоминают средневековые монгольские времена» 75. Вебер издевается над русской интеллигенцией: «страсть интеллигенции к осчастливливанию других народов пребывала и пребывает в кричащем контрасте с нерешенными культурными заданиями на собственной земле» 76. Во многих статьях и выступлениях того времени Вебер рассматривал Украину как страну, которая находится в состоянии колониальной зависимости от России и ставил ее в один ряд с Польшей, Литвой, Финляндией, другими тогдашними колониями, напр., Индией, Ирландией, Мальтой, Египтом, Персией и др. 77. Относительно европейских колоний Вебер считал, что они «имеют свою собственную и частично очень древнюю культуру, в сравнении с Россией, по меньшей мере, значительно высшую культуру» 78. Именно поэтому уже в конце 1915 года Вебер выступал за создание независимых государств нерусских народов европейской части Империи: « Я ... за создание польского, малорусского, литовского, латышского автономных национальных государств» 79. В октябре 1916 года Вебер снова публично отстаивает идею независимой Украины: «Центральный пункт! ... Украина» 80.

Вебер усматривал сущность Октябрьской революции 1917 года в установлении военной диктатуры во главе с капралом и опровергал тезис, что большевизм опирается на «классово сознательные» (в европейском понимании) пролетарские массы — переворот, по его мнению, был осуществлен «солдатским пролетариатом», который источником своего существования имеет грабеж и мародерство, по причине чего русская солдатня искренне заинтересована в продолжении войны, в частности, в Украине, которую она «под предлогом «освобождения» 81 будет иметь возможность и дальше по-разбойничьи грабить.  Как отмечалось, Вебер был активным членом движения «Срединная Европа» и сторонником создания немецко-славяно-юговосточноевропейской федерации, важное место в которой должна была занять Украина.


§5. «Новая Европа» Р.Сетон-Уотсона

Своеобразным ответом на проект Ф.Науманна был план «Новой Европы» известного английского ученого-слависта Р.Сетон-Уотсона. Посвятив себя в период Первой мировой войны и послевоенные годы политической деятельности и гражданской службе, он проводит огромную работу, направленную на поддержку независимости славянских наций, которые появлялись на свет из-под обломков Российской, Австро-Венгерской и Оттоманской империй. Сетон-Уотсон был искренним сторонником безусловной самостоятельности Украины.

Ещё в предвоенные месяцы 1914 года Сетон-Уотсон намеревался посетить Россию с целью выяснения позиций правительственных кругов относительно будущего Украины, Польши и Финляндии, однако отказался от поездки, поняв из публикаций русской прессы и встреч с ведущими славянскими деятелями различных политических направлений её абсолютную бесперспективность: «Единственным способом, которым я мог бы склонить на свою сторону ... официальную и большую часть неофициальной России было бы Totschweigen (полное молчание. — Авт.) относительно украинского вопроса и отречение от финнов 83. Летом этого же года во Львове Сетон-Уотсон встречался с М.Грушевским, И.Франко, А.Шептицким, К.Левицким, С.Бараном, другими известными украинцами. Сетон-Уотсон хорошо знал украинскую историю, высоко ценил украинскую культуру; Шевченко он называл «рутенским Бернсом» 83, Шептицкого чтил за то, что «всю свою энергию он посвятил делу распространения образования, воспитанию активного и самоотверженного патриотического клира, заботе об искусстве, литературе, политической мысли» 84; биографы Сетон-Уотсона утверждают, что всегда «борьба украинцев в Российской империи против правительства Санкт-Петербурга встречала его полную поддержку» 85. В основанном им в октябре 1914 года и редактируемом совместно с Т.Г.Масариком журнале «Новая Европа», в многочисленных выступлениях в других средствах массовой информации Сетон-Уотсон обосновывает идею «Новой Европы» 86 историческими, культурными, экономическими, географическими, военно-политическими факторами. Именно создание независимых Украины, Польши, Литвы, других государств соответствовало бы долгосрочным интересам Европы, осуществило бы мечту многих народов о государственной независимости.

В сентябре 1917 года, рассматривая в статье «Проблема Украины» ситуацию вокруг Украины, Сетон-Уотсон подчеркивает, что «украинский вопрос» есть одна из главных причин, которые привели к Первой мировой войне (впервые об этом он говорит в октябре 1916 года) 87; ход войны доказал, что игнорировать эту проблему и далее уже невозможно. «Украинский вопрос» — это не выдумка последнего времени, но застарелая проблема Европы, «про что свидетельствуют многочисленные книги, посвященные украинским событиям, которые были напечатаны на английском языке начиная с XVII столетии» 88.

Анализируя украино-русские отношения, Сетон-Уотсон делает вывод, что причины возникновения проблем следует искать в Переяславских соглашениях, поскольку «невозможно представить себе большего контраста политических мировоззрений, нежели тот, который разделяли эти две стороны. По одну руку находилась старая Москва, в которой автократия, сильная уже в «полутатарские» времена, обрела дополнительную мощь благодаря методам, заимствованным с Запада; по другую — свободно сотканная республиканская организация, опирающаяся на демократические по своей сути местные институты. Как невозможно, чтобы соединились огонь с водою, точно так же один из этих противоположных типов правления был обречен на подчинение другому; в условиях XVIII столетия победа царизма была ... неизбежна» 89.

После того, как в событиях 1917–1918 годов прояснились намерения русских относительно нерусских народов и проявился истинный смысл русской революции, Сетон-Уотсон активно пропагандирует необходимость военного вмешательства в русские дела, что не только сберегло бы мир в Европе и способствовало общему разоружению, но и, содействовуя восстановлению гражданского порядка и демократии, служило бы интересам в первую очередь самой России 90; русская революция для Сетон-Уотсона — это ниспровержение политических принципов английской, американской и французской революций, «подмена в широчайшем масштабе Собственности Воровством» 91.


§6. Восточная Европа как «Зеленый Интернационал»

Центральным для примененного Г.Гесселем Тильтманом в книге «Крестьянская Европа» (1934) геополитического подхода к ситуации в Восточной Европе служит социально-экономический анализ. Общеевропейская цивилизация состоит, по его мнению из двух — западной и восточной — половин. Вторую, несмотря на имеющиеся внутренние национальные отличия и государственно-административные границы, характеризуют идентичность социальной структуры и типа экономики, общность мировоззрения, морали, культуры, трудовой этики, образа жизни, аттрибутивом или детерминативом которых служат прилагательные: «земледельческий», «хлебопашеский», «крестьянский», «сельскохозяйственный». Несмотря на бесконечные политические трансформации и территориальные преобразования, восточноевропейское население сохраняет в неприкосновенности свой code gйnйtique, проносит сквозь толщу веков и поколений жизнеопределяющие принципы своего существования, собственные ценности и идеалы.

Географически крестьянская общность размещается на территории между этническими границами расселения немцев и русских в полосе между Балтийским, Черным и Адриатическим морями: «Больше половины всего этого (европейского — Авт.) континента составляют хлеборобы. ... Народы, которые заселяют эту землю фермерских хозяйств, — поляки, украинцы, чехи, словаки, венгры, южные славяне и др. — совместно представляют крупнейший единый союз в Европе, разъединенный искусственными политическими стенами, однако, объединенный узами общих интересов и, в условиях войны или мира, обычно общей судьбой» 92. Для наименования этой совокупности наций Тильтман использует предложенное в начале 20-х годов лидером Болгарского крестьянского народного союза и главой правительства Болгарии Александром Стамболийским название «Зеленый Интернационал». Выдвинутая Стамболийским идея «Зеленого Интернационала» предусматривала совместные политические действия восточноевропейских стран против распространения русского большевизма 93.

Отмечая любовь украинцев к земле и земледельческому труду, Тильтман превозносит их трудолюбие, трудовую дисциплину, преданность индивидуализму, которым они обязаны едва ли не самым высоким в Восточной Европе уровнем жизни, постоянно растущим благосостоянием и зажиточностью (он писал это под впечатлением от собственных наблюдений во время посещения Западной Украины): «Каждая украинская усадьба, насколько бы малой она ни была, огорожена забором —  символом того индивидуализма и любви к дому и земле, которые лежат в самой основе украинского темперамента. Безупречно аккуратный вид даже и самого бедного села напоминает путешественнику, что украинцы, вместе с венграми, есть лучшие фермеры Восточной Европы» 94.

подчеркивая необходимость утверждения исторической справедливости и удовлетворения стремлений украинцев к самоопределению, а также исходя из целей безопасности в Европе, Тильтман считал обязательным восстановление украинской государственности и призывает британское правительство к решительным мерам по ее обеспечению: «Не будет ни длительного мира, ни триумфа справедливости в Восточной Европе до тех пор, пока не будет предоставлено Украине это право (на свободу — Авт.) и иностранные войска не оставят ее территорию» 95. Если бы Украина была свободной, «украинская раса внесла бы свой вклад в поддержание мира и стабильности в этом регионе» 96. Относительно Украины Тильтман считал, что недопустимо, чтобы «западный» народ был подчинен «восточной» русско-азиатской цивилизации.

Созданный Тильтманом образ Украины, безусловно, проникнут уважением к величию ее древнего прошлого и почитанием героической борьбы за независимость, состраданием её современному подневольному состоянию; он был уверен, что Украина обязательно обретет независимость и освободится от оков рабства, в которые она была заключена отсталой, в культурном отношении неполноценной по сравнению с ней Россией.

«Украинцев... отличает культурный уровень высший, чем уровень ... рас, которые сегодня их угнетают» 97, «Все попытки превратить украинцев в русских оказались безуспешными» 98. Тильтман уверен, что стремление украинцев к независимости неприходяще и неистребимо, поскольку оно является чертой их свободолюбивого характера, укоренено в глубиннейших слоях их национального самосознания: «В течение многих поколений украинский народ остается верным своим национальным идеалам [освобождения] с преданностью и упорством большим, нежели какой-либо иной угнетенный народ Европы» 99.

«Великая Украина (The Great Ukraine) существует не на бумаге, но в сердцах ее народа. И каждый, кто знает этих зажиточных фермеров-хлеборобов, не сможет отрицать, что в сердцах этого наибольшего европейского «меньшинства» свободная Украина жива и поныне» 100. Украинский народ «верит, что придет день, когда он будет свободным..., день, когда Неизвестная нация Европы напишет большими буквами свое имя на карте Восточной Европы, и справедливость, наконец, воздастся хлеборобам, которые боролись за сохранение своей национальной идентичности с упорством, мужеством и непоколебимой волей, которые не знали поражения» 101.

Причину того, почему украинцы — «создатели великой империи и колыбели древней цивилизации, значительно превосходящей ту, которая существовала на окружающих ее соседних землях» — оказались не в состоянии защитить свою независимость, были порабощены и «исчезли из истории» 102, Тильтман усматривает в таких «изъянах» их характера, как миролюбие, демократизм, благодушие. «Украинцы — и это подлинная причина их неудач — не были ни воинственными, ни агрессивными; они были и поныне остаются одной из самых культурных и демократических земледельческих рас в Европе, желающих только одного — иметь возможность спокойно жить на своей собственной земле. Именно этому обстоятельству они обязаны своим ранним исчезновением с карты Европы» 103. Однако Тильтман выражает уверенность, что несмотря на некоторие второстепенные различия Восточная Европа остается и будет оставаться устоявшимся геополитическим целым, стянутым обручем общей исторической судьбы, единых основ жизни и общих целей на будущее.










 1 Термин «гетто-ментальность» (Ghetto-Mentalitat) появился в среде германских католиков периода Kulturkampf’a -движения на протяжении XIX — XX веков за религиозную, культурную и интеллектуальную реабилитацию католичества.

 2 Kjellen, Rudolf. Die politische Probleme des Weltkrieges.–Leipzig und Berlin. 8.Aufl.—1918.—S.98.

 3 Ibid.—S.95.

 4 Ibid.—S.84.

 5 Ibid.—S.94

 6 Ibid.—S.73

 7 Ibid.—S.99.

 8 Ibid.—S.102

 9 Ibidem.

10 Ibid.—S.98.

11 Ibidem.

12 См. об этом: Левандовський В. Україна та Росiя: спроба цивiлiзацiйного аналiзу // Полiтологiчнi читання.—1992.—№4.—С.165-170.

13 Kjellen, Rudolf. Die politische Probleme des Weltkrieges.-Leipzig und Berlin.—8. Aufl.—1918.—S.90.

14 Ibid.—S.94.

15 Kjellen, Rudolf. Die Grossmдchte und die Weltkrise.—Leipzig und Berlin.—2. Aufl.—1921.—S.144.

16 Ibid.—S.136.

17 Ibid.—S.138.

18 Ibid.—S.188.

19 Ibid.—S.139.

20 Ibid.—S.189.

21 Mackinder, Halford John. The Geographical Pivot of History // Geographical Journal. -1904.—N.XXIII.—P.435. Приведено по: Earle E.M. Makers of Modern Strategy: Military Thought from Machiavellі to Hitler.—Princeton.—1943.—P.404.

22 Ibid.—P.433.

23 Ibid.—P.436.

24 Mackinder, Sir Halford: Demoсratic Ideals and Reality. A Studу in the Politics of Reconstruction.—New-York.—1944.—P.113.

25 Ibid.—P.116.

26 Ibid.—P.123.

27 См.: Ibid.—P.119.

28 Мысль высказана в: Parker W.N. Op.cit.—P.170.

29 Parker W.N. Op.cit.—P.238.

30 Ibid.—P.172.

31 См. об этом: Blouet B.W. Sir Halford Mackinder as British High Comissioner to South Russia, 1919-1920. // Geographical Journal. —1976.—N CXIII.—P.228-236.

32 Ibid.—P.235-236.

33 Mackinder H.J. General Report with Appendices on the Situation in South Russia; Recommendation for Future Policy. // Documents on British Foreign Policy, 1919-1939, 1-st Series, III. / Woodward E.L., Butler R.—ed. No.656,768-87. HMSO. London. 1949.—P.786. Цит.за: Parker W.N. Op.cit.—P.171.

34 См. : Науманн Ф. Срединная Европа.—Пгд.—1918.

35 Meinecke F. Die deutsche Katastrophe. -Wiesbaden. -1946. -S.34.

36 Naumann F. Werke. -4.Bd. -Kцln u.Opladen. -1966.-S.464.

37 Ibid.—S.481.

38 Ibid.—S.475.

39 Naumann, F. Mitteleuropa.—1915.—Ibid.—S.554.

40 Ibid.—S.665

41 Ibid.—S.597.

42 Ibid.—S.600.

43 Ibid.—S.554-555.

44 Ibid.—S.627.

45 Ibid.—S.735.

46 Frantz C. Die Weltpolitik unter besonderer Bezugnahme auf Deutschland.—Chemnitz.—1882.—S.69.

47 Ibid.—S.675.

48 Ibid.—S.869.

49 Ibid.—S.869.

50 См. об этом : Obst E. Russland. /Haushoffer K.—Hrsg. Die Grossmдchte vor und nach dem Welt krieg.—Leipzig, Berlin.—1933.—S.109.

51 Ibid.—S.871.

52 См. об этом: Meyer H.C. Mitteleuropa in German Thought and Action 1915-1945.—The Hague.—1955.—P.287.

53 Naumann F. Werke.—4.Bd.—S.977.

54 Weber M. Deutschland unter dem europдischen Weltmдchten. Gesam. politische Schriften.—Mьnchen.—1921.—S.85.

55 Цит. по: Schmidt A. Das Endziel Russlands.—Stuttgart.—1916.—S.79.

56 Delbrьck H. Krieg und Politik—Berlin, 1919.—3.Teil. 1918.—S.55

57 Meyer H.C. Op.cit.—P.330.

58 Ibid.—P.340.

59 Ibid.—P.342.

60 Ibid.—P.344.

61 Weber M. Zur Lage der Bьrgerliche Demokratie in Russland. //Archiv fьr Sozialwissenschaft und Sozialpolitik (Tьbingen). — 1906. —Bd.XXII. —Hf.1. Januar.—S.267.

62 Ibidem.

63 Mommsen W.J. Max Weber und die deutsche Politik 1890—1920.—Tьbingen.—1974.—S.61-62.

64 Weber M. Russlands Ьebergang zum Scheinkonstitutionalismus. //Archiv f. Sozialwiss. u. Sozialpolitik. —1906.—Bd.XXIII.—Hf.1. Juli.—Beilage.—S.202.

65 Weber M. Zur Lage...—S.259, 269, 271.

66 Ibid.—S.270.

67 Ibid.—S.270.

68 Weber M. Deutschland unter... Gesam.pol.Schr.—Muenchen.—1921.—S.80.

69 Weber M. Innere Lage und Aussenpolitik. —Ibid.—S.324.

70 Weber M. Russlands Ьbergang zur Scheindemokratie. 26. Apr.1917.—Ibid.—S.110.

71 Ibid.—S.122.

72 Weber M. Innere Lage...—S.324.

73 Цит. по: Mommsen, W.J. Op.cit.—S.502-504,522.

74 Weber M. Innere Lage...—S.324.

75 Frankfurter Zeitung.—1917.—18.9. Цит.за: Mommsen W.J.—Op.cit.—S.284.

76 Weber M. Bismarcks Aussenpolitik und die Gegenwart. Dez. 1915. Gesam.pol.Schr.—S.44.

77 Weber M. Deutschland unter...—S.90.; Weber M. Bismarcks Aussenpolitik...—S.47.; доклад «An der Schwelle des dritten Kriegsjahre» у Deutsche National Ausschuss 1 августа 1916 года, приведенная во многих газетах. Цит. по: Mommsen W.J. Op.cit.—S.498.

78 Weber M. Deutschland unter...—S.90.;

79 Письмо в редакцию Frankfurter Zeitung. Наведено: Weber M. Gesam.pol.Schr.—S.459.

80 Конспект виступления 22.10.1916 у Мюнхенi. Приведено в: Mommsen W.J.—Op.cit.—S.513.

81 Weber M. Innere Lage...—S.324.

82 Из письма от 1 июня 1914 г. Приведено в: Seton-Watson H.; Seton-Watson Ch. The Making of a New Europe. R.W.Seton-Watson and the Last Years of Austria-Hungary.—Seattle.—1981.—P.100.

83 Seton-Watson R.W. Panslavism /Europe in the Melting Pot. -London.—1919.—P.212.

84 Seton-Watson R.W. The Ukraine Problem.—Ibid.—P.373.

85 Seton-Watson H., Seton-Watson Ch.—Op.cit.—Р.99.

86 Seton-Watson R.W. Europe in the Melting Pot. — London, 1919.—P.183.

87 Seton-Watson R.W. —Ibid.—P.212.

88 Seton-Watson R.W.—Ibid.—P.365.

89 Ibid.—P.367.

90 Ibid.—P.249,245.

91 Ibid.—P.238.

92 Tiltman, H.Hessel. Peasant Europe.—London, 1934.—P.IX.

93 См. об этом: Bell, John D. Peasants in Power : Alexander Stamboliski and the Bulgarian Agrarian National Union, 1899-1923.—New-York, 1977.

94 Tiltman H. -Op.cit. -p.208.

95 Ibid.—P.207.

96 Ibid.—P.200.

97 Ibid.—P.267.

98 Ibid.—P.198.

99   Ibid.—P.192-193.

100 Ibid.—P.206.

101 Ibid.—P.207.

102 Ibid.—P.196.

103 Ibidem.





Предыдущая       Главная       Следующая




Етимологія та історія української мови:

Датчанин:   В основі української назви датчани лежить долучення староукраїнської книжності до європейського контексту, до грецькомовної і латинськомовної науки. Саме із західних джерел прийшла -т- основи. І коли наші сучасники вживають назв датський, датчанин, то, навіть не здогадуючись, ступають по слідах, прокладених півтисячоліття тому предками, які перебували у великій європейській культурній спільноті. . . . )



 


Якщо помітили помилку набору на цiй сторiнцi, видiлiть ціле слово мишкою та натисніть Ctrl+Enter.

Iзборник. Історія України IX-XVIII ст.